Она ужасно устала от такой жизни... очень часто думала, что и от жизни вовсе устала. Зачем она нужна, если её не чувствуется вовсе? Эмма не чувствовала, что живёт, но существования своего лишаться не хотела, воли не имела, смелости.
..И она не могла без страха представить себе то, сколько же ей ещё придётся терпеть то, что Селифан с ней делает?
Селифан пришёл уже половина шестого утра, не дождался более позднего времени несмотря на то, что рабочий день у него начинался в семь тридцать. Как он и предполагал, без принуждения обойтись не получилось...Он был расстроен немного, но успокаивал себя тем, что всё-таки чувствовал некоторый прогресс в их отношениях: Эмма сопротивлялась ему не настолько сильно, как было раньше. Он решил не отступаться от своего и даже попробовать не торопить события. Впрочем, чувствовал, последнее ему даётся чрезвычайно тяжело. Селифан не мог не признать этого. Он просто хотел получить всё сразу...
Глава 23. Почти всё то же самое...
Следующий месяц проходил точно так же, как и предыдущие. Селифан настаивал на своём, приходил к ней каждый день. И он специально делал это, даже когда уже не очень хотел. Он надеялся, что она привыкнет к нему, ведь он обещал. Был уверен даже, что такое возможно. Но этого не происходило. Эмма "не хотела любить его или быть любимой им".
Все выводы Селифана относительно их отношений были мрачные, приводили его в унынье, но не заставляли раскаяться. Он расстраивался и очень часто, рвался то-то изменить, но заставить её полюбить себя не мог. Селифан чувствовал, что уже всё меньше и меньше хочет принуждать её к физической близости. Ему надоело жить так. И даже тогда, когда Эмма не сопротивлялась ему, делала всё так, как он просил, его не покидала мысль о том, что всё это ложь, придуманная им самим. Он не видел их будущего за стенами этого здания.
Постепенно его разочарование привело к тому, что приходить к Эмме он стал лишь от упрямства. Он приходил и требовал любви, получал её, а когда уходил и оставался один чувствовал в душе пустоту. И, казалось ему, ничто не может заполнить его, ведь она не любит его, не любит по-настоящему. Селифан не мог смириться с этим, не желал сдаваться. Ещё год назад он даже не мог мечтать о том, что между ними возможна любовь физическая. Он видел в этом нечто такое, к чему можно стремиться и вечно желать этого, но никогда не достигнуть. И привыкать начал смотреть на Эмму, как на недопустимую любовь. Всё изменилось. Селифан ни сожалеть, ни радоваться этому уже теперь не мог. Он думал, что если бы между ними всё оставалось как было, если бы она не стала показывать ему возможность их большего сближения, он никогда бы не посмел прикоснуться к ней, тем более насильно. И Селифан искренне был убеждён в том, что всё так и есть.
Но он устал, очень сильно устал оттого, что происходило теперь. Он бы и рад был не мучить её дальше, но не мог. Селифан чувствовал, что что-то внутри него заставляет его делать это. Он боялся потерять её.
Селифан вспоминал те дни, когда он в школе работал, когда она была его ученицей. А ведь тогда он мог чувствовать её симпатию к себе и это ему нравилось. Хоть они и ругались и там, грубили друг другу, он всё равно видел, что она как будто бы неравнодушна к нему. Тогда она не ненавидела его, тянулась даже к нему как к человеку, способному помочь ей, к понимающему её человеку... Селифан думал сейчас, что не смог тогда оправдать её надежды, не так повёл себя, поступил неверно. И теперь он очень сожалел об этом. Где-то в глубине души он допускал возможность, что всё в их отношениях могло бы сложиться иначе.
И его вопрос мучил: он ли один виноват в том, что всё сложилось именно так, как есть? Можно ли было избежать столь непредсказуемого и не самого лучшего развития событий? Теперь уже Селифан меньше радовался тому, что Эмма находится в заточении, в полной его власти. Даже тогда, когда они встретились в её квартире в последний раз, он чувствовал некую духовную близость с ней. Сейчас она отсутствовала, и Селифан очень сожалел об этом. Он думал, что это уже навсегда и страдал оттого очень сильно. Он знал, что не в состоянии уже что-либо изменить, слишком многое он себе позволил, был властным и жестоким. А раз она боится его, - любить не сможет. Он не хотел, чтобы всё было именно так. Лишь теперь он осознал, оценил по достоинству ценность той, пусть и несильной и изменчивой, платонической любви, которую мог иногда ощущать между ними когда-то давно. Он сожалел о том, что тогда, когда она была у него, он обходился с Эммой грубо, не замечал, как от этого всё больше отдаляется от неё. Ему тогда казалось, что всё было как раз иначе. И он сейчас тоже не удивлялся этому, мысленно воспроизводя ситуацию, ведь тогда он очень нуждался в любви физической. Он не оправдывал себя, раскаивался, что невнимателен был тогда... он думал тогда, что материальное способно заменить ему духовное. Но сейчас Селифан устал от всего этого, от любви лишь осязаемой, ему хотелось чувствовать её душой. Он утомился морально.
Селифан, когда приходил к Эмме и смотрел на неё, видел, что между ними уже нет той связи, которая некогда была. Теперь она лишь ненавидит его и боится. Очень сильно боится. Он это знал.
Селифан находился на своём рабочем месте, охранял здание, сидя на стуле на улице. Он любил больше на свежем воздухе сидеть, нежели в специально выделенном для него месте внутри помещения. Он читал обычно, но почти всегда наступал момент, когда он чувствовал, что всё ему ужасно надоело, - вся жизнь его среди преступников, его собственные страшные деяния над Эммой. И теперь он понимал и сам признавал их страшными, потому что полгода прошло уже, а она всё там же, взаперти... он не хотел этого больше. Ему трудно было представить то, что она может чувствовать. И когда представлял себя на её месте, чувствовал, что это с ума сводит. Ему плохо становилось, тяжело. Никогда сам он не попадал в ситуацию даже близкую к её. Никогда никто не лишал его свободы, даже ограничивали его ему редко, а если делали это - он протестовал, добивался своего. Смириться с тем, что ему чего-то нельзя, Селифан никогда не мог. И отказывался от желаемого лишь тогда, когда разочаровывался в этом и не хотел постигать недавней цели. В Эмме он не разочаровался и не думал, что это вообще возможно. Не хотел, чтобы это случилось. Он не любил думать о том, что же она чувствует? Как продолжает терпеть его грубость и невольное существование? Но он делал это, потому что она просила. Эмма почти каждый день умоляла отпустить её, хотя бы выйти позволить, свет увидеть солнечный, небо и воздух свежий ощутить. Ей очень не хватало этого, плохо становилось... Но Селифан оставался жестоким и непреклонным. Он лишь слушал её и уходил, с безразличием глядя на её слезы. Он не хотел бы поступать так, но иначе не мог. Селифан обещал Берну, что никогда не поставит под угрозу раскрытие всего того, что происходит за стенами этого Дома. Он чувствовал себя связанным с Берном, обязанным ему. И он не мог рисковать, был уверен, что если попробует вывезти Эмму на свежий воздух, она обязательно попытается бежать. А он не мог этого допустить. Он не знал, что тогда может случиться, не представлял, как найдёт её и найдёт ли живой? При мысли о последнем ему страшно становилось, он не хотел терять Эмму ни за что на свете. Он думал, что предпочтёт лучше до самой смерти держать её в этой комнате, чем позволит бежать, погубить, убить себя. Он давно стал чувствовать, что она хочет сделать это. Ему так казалось, но он не был уверен. И он по-прежнему продолжал мучить её и даже больше чем раньше.
