- Да-а-а... - ответил он, чрезвычайно растянув букву а.- Лучше не надо. Это же глупо, Эмма: я сильнее тебя.

   Эмма сморщила лицо, когда он оказался поверх неё, медленно и равномерно поворачивала голову то в одну, то в другую сторону.

  - А плакать вот не надо, - сказал Селифан, почувствовав, что она именно это и хочет сделать и воздерживается пока. - Лучше отдайся мне. Сама.

   Он замолчал на секунду, как будто бы в ожидании ответа, но на самом же деле ему хотелось увидеть действие соответствующее её утвердительному ответу. И он сам немедля сказал это:

  - Давай, раздвигай ноги.

   Селифан говорить любил в такие моменты, а так как Эмма молчала всегда, тем более. Зато он почти никогда не размышлял, был готов комментировать каждое её движение, каждое своё ощущение и в особенности недовольство ею. Последнее он делал исключительно много, ведь всегда взаимности силой добивался да и то только тогда, когда сам уже уставал или успешно кончал... до этого она всегда силы имела сопротивляться и создавать неудобства. Он знал, что и сейчас будет так. И всегда он говорил, что сопротивляется она лишь от упрямства, не желает уступить.

  - Ну, не мешай мне, - велел он и сделал сам то, к чему призывал её.

   Ему каждый раз руки её сдерживать приходилось. И это, пожалуй, больше всего его раздражало; и каждый раз он думал о том, что хорошо было бы связывать её в такие моменты. Не решался. Почему-то, Селифан считал это особенным шагом. Чем-то таким, к чему ему надо морально подготовиться. Он воспринимал намерение связывать её руки, как большую жестокость, чем то, что он их просто держит, пусть даже сильно сжимая и причиняя ей боль.

   Некоторое время спустя.

  - Ну, - сказал он, с укоризной глядя на неё, - мы так и будем всегда? Сколько это ещё будет продолжаться?

  - Я не знаю, не знаю...очень сильно хочу, чтобы это прекратилось, всё, всё, всё прекратилось... - проплакала Эмма в истерике, засовывая голову под подушку.

  - Оставь. Это тебе не поможет, - объяснил Селифан, поднимая подушку и как бы пытаясь отнять её. - Я с тобой серьёзно, по душам поговорить хочу, а ты всё никак.

   Селифан понимал, что для Эммы его "по душам поговорить" сейчас, возможно, звучит смешно и не хотел сильно настаивать. Решил, лучше, действовать "по первой линии".

  - Ты же сама обещала мне, очень давно, помнишь?

   Эмма долго молчала на этот вопрос, но Селифан тоже, смиренно ждал ответа. И лишь спустя почти целых две минуты, она сказала:

  - Я тогда не знала, что так всё будет. Не знала... и не хотела...

  - Ну ты, так не бывает, - сказал он, грубо и внезапно повернув её тело лицом к себе. - Теперь поняла?

   Эмма молчала, и он поспешил расценить это за утвердительный ответ:

  - Вот и отлично.

   Селифан ушёл, больше ему нечего было ответить, и не хотел он до завтрашнего дня ни о чём с ней разговаривать. У него запланировано многое...

   Глава 22. Только так

   К вечеру следующего дня.

   Селифан, как обычно, с очень большой осторожностью отворил дверь от её комнаты и, казалось, делал это с робостью, медленно и тихо поворачивая ключ в замочной скважине. Он никогда не спешил.

   Эмма стала узнавать, что к ней собирается войти именно Селифан уже по тому, как отворяют дверь, по создаваемым неуверенным щелчкам. Всегда в такие минуты её сердце замирало в утомительном ожидании того, что очень скоро, вот уже через две-три или даже пол минуты ей вновь придётся переживать самые трудные минуты в её жизни. И ей всегда хотелось поглубже зарыться в одеяле, засунуть голову под подушку или сделать что-либо такое, лишь бы не видеть этого: как он входит, приближается к ней, смотрит вожделенным взглядом. Сложнее всего ей было в такие минуты находиться там, в этой комнате, сидя на кровати и не имея возможности уйти, видеть его, ждать и думать, что же он сделает потом, спустя секунду? Или минуту...Ведь Селифан не всегда спешил делать то, за чем пришёл. И всегда по разным причинам приходил; иногда просто, чтобы увидеть её. И тогда он подолгу и неустанно смотрел на неё. Эмму это не успокаивало, ничуть не облегчало её мук ожидания, даже, наоборот, её душа приходила в невыносимое волнение, а голова начинала работать беспорядочно, мысли её смешивались.

  - Почему мне завтрак, обед не дали? Ни ужин вчера... - спросила Эмма, когда Селифан тихо подошёл и подсел рядом.

  - Потому что теперь это моя обязанность. Я так сказал разносчицам и кухаркам. Они тебя пропускают.

  - Зачем?! Что ты задумал? - с испугом в глазах спросила Эмма. Она понять не могла, зачем же он так поступает и лишь догадывалась... весь ужас своих предчувствий она не смогла бы передать на словах. Ей верить не хотелось в то, что теперь он, не добившись её послушания никакими другими методами, решил её голодом морить. И Эмма знала заранее, что испытание голодом она не выдержит. Всё равно сделает то, что Селифан скажет, что бы ни велел он, о чём бы ни попросил... только теперь она полностью осознала насколько беспомощна перед ним и его волей.

  - Ты знаешь, чего я задумал, чего хочу.

   Эмма усиленно вдохнула воздух и опустила глаза, не двигая головой.

  - Вот-вот, ты и сама это признаёшь. А покушать не принёс, потому что ты не заслужила. Забыла, как вчера вела себя? А я же ведь говорил, предупреждал, что ты ещё жалеть будешь об этом.

  - Не надо так со мной, пожалуйста, - просила она, осторожно, неуверенно глядя на него.

  - А как надо?

  - Я же не специально... дай мне поесть, попить хотя бы.