Но Селифан не хотел молчать, требовал ответа от неё:

  - Легче будет, если сама съешь. Разве нет?

  - Я пить хочу. Дай мне попить. Ну, пожалуйста, - вновь попросила она тихим, умоляющим голосом, не осмеливаясь посмотреть на него.

   Селифан протянул ей стакан компота, отложив на поднос оставшийся кусок хлеба.

   Вначале она пила компот большими, жадными глотками, но потом, когда стакан освободился наполовину, она спешить перестала. Селифан понял, что теперь уже ей пить не хочется, но она не кладёт стакан на место или не отдаёт его ему от страха, что будет потом?

   Селифан не стал спрашивать её или предупреждать, молча и резко выдернул стакан с её рук. Потом только сказал:

  - Хватит.

   И Эмма услышала, как неосторожно, с сильным стуком он поставил стакан на тумбочку. Опять взял в руки тот кусок ржаного хлеба...от страха и предчувствий новой предстоящей пытки ей сложно было вдохнуть, руки и ноги её сами по себе расслабились; она не могла это контролировать, так как чувствовала своё бессилие, морально признавала это, заранее подчинилась ему.

  - Давай, открывай рот, - грубо велел он, опять поднеся хлеб к её губам.

   Эмма мысленно переместилась в тот момент, когда он тоже заставлял её рот открыть, а затем жестоко издевался... Она устала унижения терпеть, внезапная ненависть и ярость охватили её. То, что он и есть теперь заставлял, было для неё слишком сильным испытанием. Эмма не была готова к такому.

   Секундный порыв негодования заставил её сделать необдуманное, опрометчивое действие:

  - Нет, - сказала она. - Я ведь поела уже...

  - Не всё.

  - Я не хочу больше.

  - Ты всё поешь, потому что я так решил.

   В это же мгновение он стал сдвигать её губы и пытаться сквозь зубы просунуть в рот остаток хлеба.

  - Я так хочу, - добавил он, стараясь, чтобы его комментарий выглядел ещё более тяжелым для неё. Он хотел показать свою власть над ней; ему нравилось, когда она признавала её.

   Тогда Эмма резким движением оттолкнула его руку в сторону, и Селифан обронил хлеб.

  - Ты ещё пожалеешь об этом, ― сказал он, резко и сильно сжав её запястье. - Я обещаю тебе. Просить, умолять меня будешь, чтобы я дал тебе хотя бы кусок заплесневевшего хлеба.

   Сказав это, Селифан отпустил её руку и поднял упавший кусок хлеба. Он старался контролировать свой гнев, но чувствовал, то это у него получается всё меньше и меньше. Он уже жалел о том, что сказал. Ведь он знал, если сказал, значит, выполнит. А этого он очень не хотел. Ещё и голодом мучить её - это слишком. Он так думал, но раскаяние его не могло помощь ему возвратить сказанные слова.

   Селифан не знал теперь, что будет дальше, догадывался только: их отношения станут ещё более напряженными, а значит, и он будет к ней ещё более суров. "Так надо, - решил он - потому что иначе нельзя" ...он не может по-другому подчинить её себе. Селифан теперь прекрасно понимал это.

   Когда он поднял упавший кусок хлеба и положил его на поднос, взглянул на неё. Эмма сидела, сложив руки перед собой на коленях. Казалось, она ожидала и готова была услышать ещё что-либо грубое. Но он и не собирался быть вежливым...он устал быть нежным и заботливым и не получать в ответ того же. Теперь в его понимании "лишь сила дарует любовь"

  - Поняла меня? - спросил он грубо, специально, чтобы она ответила, и тогда он почувствовал бы её согласие подчиниться ему. И Селифан заранее знал, что она не захочет отвечать. Но ему всё же попробовать захотелось заставить её сделать это, приятно было посмотреть на её реакцию, её затруднение увидеть, нежелание унижаться. И он увидел всё это...

   Эмма молчала и боялась даже пошевельнуться. Это легко было можно понять, даже мельком взглянув на неё. Селифан был доволен, но всё же не замолчал, не ушел сразу же.

  - Отвечай, - велел он, глядя на неё и жестоко стремясь показать её беспомощность, её бесправность здесь...а Селифан уже так привык к последнему, не хотел, чтобы что-либо изменилось.

   Эмма опустила голову, и это выглядело как знак согласие. Впрочем, так оно и было. Эмма признавала его власть над ней, и дивно это сделала, но только на подсознательном уровне, но а разум её ещё по-прежнему продолжал протестовать такому положению, надеялся ещё что-то изменить...

   Но Селифан не был доволен её молчаливым согласием, он хотел услышать ответ, чёткий и ясный. Он заранее знал, как это будет приятно для него. И не собирался оставлять её в покое, пока не добьётся своего.

   Селифан схватил её за подбородок, чтобы поднять голову и иметь возможность видеть её лицо и тогда только услышал:

  - Да, да, я поняла... - говорила она, захлебываясь в слезах.

   Это был особенный момент для Селифана. Он что-то почувствовал, но до конца не понял, что? Знал только, что это было нечто приятное, удовлетворяющее его душу. И он улыбнулся, самодовольно, слегка сдерживаясь, ехидно.

   Эмме стало тяжело, страшно смотреть на него. Теперь только она убедилась окончательно, что совсем ещё не знает Селифана. Она не думала никогда, что он способен на такие жестокости, которые вытворяет с ней... а теперь не сомневалась: он способен ещё и на большие и неизвестно на что...Эмма очень боялась Селифана. Она с ужасом вспоминала те дни, когда сама жестоко с ним обходилась, обижала и унизить пыталась его, а он это всё смиренно сносил. А если она сейчас осмелится так с ним обходиться, неизвестно что с ней будет... Теперь она не понимала, как он тогда мог терпеть её грубое обращение, а теперь нет? Это было странным и непонятным для неё. И если бы она только знала, что её тогдашний флирт обернётся ей многомесячным заточением, никогда бы не пошла на это.

   Эмма и представить боялась, что с ней будет дальше? Сколько ещё он будет держать её взаперти и издеваться?