Селифан подошел и сел возле неё с краю. Эмма ещё больше заволновалась.

  - Что ты хочешь сделать? - осторожно спросила она, но в то же время боялась услышать ответ. Она уже знала, чего он хочет и чувствовала, что ей на сей раз не отвертеться.

  - Ничего особенного, - сказал он, и его правая рука тут же оказалась у неё на груди. - Успокойся! Что ты так взволновалась?

   Селифан проверял, насколько у неё участился пульс, и убедился, что намного. Он улыбнулся. А Эмма резко присела, согнув ноги в колени.

  - Как хочешь, - сказал Селифан недовольно, но всё же признавая её реакцию естественной. - Я знал, что будешь убегать, если я попытаюсь любить тебя. Но я не о том спрашивал.

   Эмма удивилась его последним словам, она не представляла, о чём ещё он мог спрашивать её, если не об этом?

  - О чём же тогда? - поинтересовалась Эмма. Ей легче становилось говорить с ним, но она не знала, насколько продлится её это ощущение. Положение дел так часто менялось, когда они находились рядом друг с другом, что Эмма уже привыкла к этому. Всегда ждала волнения в атмосфере гармонии и спокойствия.

  - Потом узнаешь. Я не хочу сейчас об этом говорить.

   Эмма молчала.

  - Я люблю тебя и хочу любить по-настоящему, - сказал Селифан, минуту помолчав. - Сколько тебе ещё понадобится времени, чтобы согласиться со мной?

   Эмма не отвечала, но так хотела сказать, что и вечности не хватит. Не решалась.

  - Скажи, чтоб я знал, - настаивал Селифан. Он хотел определённости, знать желал, не напрасны ли его ожидания? Но Эмма не могла назвать месяц или дату... она чувствовала, что никогда не сможет полюбить Селифана; видеть его не желала, хоть и рассчитывала на его помощь. Эмма знала, если уступить ему сейчас, сказать, сколько времени ей потребуется, чтобы принять его любовь и всё, что от неё следует, ей потом обязательно придётся сдержать обещание. Он же ведь просил именно обещать не отказывать ему когда-либо в будущем, в какой-то день и месяц. Эмма боялась такой определённости даже больше, чем неизвестности. Она бы тогда в ужасном ожидании стала доживать каждые сутки. И это невыносимая жизнь. Она это понимала.

  - Я не знаю, - ответила Эмма.

   Они ещё долго сидели и говорили в темноте. Потом Эмма заснула. Но не потому, что не хотела видеть Селифана или продолжать разговор с ним, она просто устала. Разговоры действительно утомляли её и больше всего те, которые относились к её долгам или чувствам Селифана к ней. О последнем Эмма категорически отказывалась задумываться.

   Селифан ушёл, оставив её спящей и не предупредив. Он знал, что этим только проблему навлечёт, лишний шум. Ведь Эмма никогда его не слушается, и если он будет говорить с ней, прежде чем предпримет что-либо, ему никогда не выполнить обещание, данное Берну. А Селифан не желал подводить его. Их устная договорённость для Селифана имела очень большое значение.

   ...

  - Ну что, готово? - спросил его Берн, когда они остались одни. Селифан хмуро оглядел уже знакомую ему гостиную и присел на диван.

  - Да, вот ключи.

   Селифан отдал ему ключи от квартиры Эммы. Ему стало не по себе, когда он сделал это. Селифан хотел бы, чтобы всё было иначе как-нибудь. Ему было тяжело оттого, что он точно не знал, что Берн задумал и как поведёт себя дальше? Селифан по-прежнему не был убеждён в его добрых намерениях и сопереживании.

   Берн молча забрал у него ключи и засунул их в комод своего письменного стола. Он как раз сидел на кресле за столом.

  - А дальше что? - осторожно поинтересовался Селифан.

  - А дальше мои люди пойдут и разберутся с ней.

  - В каком смысле разберутся?

   Селифану всё меньше и меньше нравилась сложившаяся ситуация, недоверие к Берну росло, и появлялся страх за Эмму. Он уже почти жалел, что последовал словам Берна и сделал то, что он просил: запер Эмму в её же квартире. Теперь он не представлял, что может произойти?

  - Ты не тревожься так, ничего с твоей Эммой не сделают. Я ж ведь обещал, - напомнил Берн, заметив его волнение. - Ты лучше скажи мне вот что: может ли она как-либо выбраться оттуда?

  - Не должна, - сказал Селифан, но уверен в этом не был.

  - Всё-таки может, значит.

   Селифан удивился его уверенности и столь внезапному выводу. Он считал, что не давал ещё повода сомневаться в надежности его проделанной работы... и ему противно было думать, что последняя встреча с Эммой была всего лишь его работой.

  - Не думаю, что она попытается бежать.

  - Посмотрим. Не хотелось бы лишних проблем, понимаешь ведь, - это дополнительные расходы, а они ни к чему. Что там с часами, которые ты мне обещал? - спросил Берн то, что для него было куда более важным, чем разговор об Эмме. Он воспринимал её как одну из сотней таких же увязших в долгах наркоманов, с которыми он имеет дело каждый день. Всё, что относилось к ним - это было несущественным, за исключением того, сколько каждый из них должен ему. Берн лишь на последнее уделял особое внимание: главной задачей его было следить за доходами и не допустить чрезмерно больших долгов от одного и того же человека. Берн всегда понимал: важно то, чтобы человек мог заплатить.

  - Вот они. Но я не знаю, насколько они ценны, - сказал Селифан, вынув из кармана часы конца девятнадцатого и начала двадцатого веков (Берн сразу определил их приблизительную давность, как только взял на руки) - Может быть, к оценщику стоило пойти.

  - У меня свой. Специально пригласила его по такому случаю, - тут же сказал Берн. Он нажал какую-то кнопку в телефоне, и Селифан не сомневался в том, что через минуты две-три этот самый оценщик окажется в этой гостиной. Всё именно так и произошло.