- Ты что собрался делать? - спросила Эмма, не помолчав и минуту.

  - Ничего пока, пройдём.

  - Что ты задумал? Я не хочу... Даже не думай приставать ко мне. Я не за тем впустила тебя...

  - А для чего же? - спросил он, специально пытаясь вызвать её раздражение. Селифан уже настолько привык к тому, что они всегда спорят, что уже просто не мог вообразить себе их спокойный, приятный разговор в дружественной обстановке. Селифан как бы предчувствовал: нормальное общение - это нечто недостижимое в их отношениях. Он не мог поверить в то, что это возможно. Но он не хотел что-либо менять. Селифан принимал Эмму такой, какая она есть по характеру: разговорчивая, временами молчаливая, и никогда не бывает спокойна душою. Она всегда, кажется, о чём-то думает. И Селифан не мог представить Эмму другой. Он понимал, если она будет везти себя так, как он того хочет, это уже будет не Эмма. И он даже не исключал вероятности, что он может даже разлюбить её. Впрочем, Селифан пока даже в далёких соображениях не представлял себе, как это? Но изменять её не хотел... он лишь желал избавить Эмму от зависимости. С тем, что сейчас, он не мог и не хотел смириться.

   Селифан первым решил начать их неизбежный спор.

  - Ты просил, ты хотел прийти, - объяснила ему Эмма, зачем же она впустила его к себе.

   Ей не нравились его дерзкие, бесцеремонные, провокационные вопросы. Эмма настолько устала от своих собственных размышлений, что хотела избавиться от любой, даже самой малейшей необходимости думать и говорить что-либо. Она одна побыть мечтала.

   Эмма быстро, не оглядываясь в сторону Селифана и как бы не обращая на него никакого внимания, быстро прошла во вторую комнату. Это была её спальня и личное пространство. Но в ней не было ничего, кроме маленького шкафчика, стола, тумбочки весьма нестандартного, очень большого размера кровати.

   Эмма на стала свет включать. Ей в темноте хотелось побыть. Может, она лицо Селифана видеть не желала. Она бы и сама не смогла объяснить причину своей тяги побыть в темноте...и одной. Но последнее сейчас недостижимо - это роскошь и лишь мечта. Ведь Селифан долго ждал её и теперь не скоро уйдет. Эмма понимала это. Она решила попытаться смириться с его присутствием. Она лишь желала одного: чтобы он не причинял ей беспокойство ни душевное, ни телесное... А ведь Селифан хочет сделать это, и очень сильно, Эмма читала в его глазах такое желание всякий раз, как смотрела на него. Может, именно поэтому она избегала всяческого зрительного контакта с ним.

  - Не зажигай, - попросила она, когда Селифан потянулся к выключателю.

   Эмма бросила свою небольшую зеленоватую сумочку с красными узорами на пол и в спешке села, а затем и легла на койку.

   Селифан оставил дверь в зал приоткрытой, и поэтому луч света свободно проходил и освещал паркет в её комнате. Он не мог понять, смотрит ли она в потолок или в противоположную сторону стены. Но он был уверен: Эмма не смотрит на него. Селифан уже успел понять, увидеть и почувствовать, что она просто боится сделать это. Но он понять не мог, почему? Полагал лишь, что, вероятно, это из-за его несдержанности и нередкой грубости... он осознавал, что иногда вёл себя очень сурово по отношению к ней, многое себе позволял. Селифан не мог злиться на Эмму, в чём-либо упрекать её. Сейчас он чувствовал, что понимает её.

  - Не надо сюда, сядь туда, на стул, - сказала Эмма сразу же, как только Селифан попытался расположиться возле неё.

  - Я лишь сесть хотел. Ничего больше, - попытался он объяснить, хоть и чувствовал её недоверие.

  - Пожалуйста, - добавила Эмма, и ему дальше уже стало неудобно отказывать ей. Он пересел на стул.

   Они молчали пару минут и Селифан, отвернувшись, стал разглядывать узоры на её настольной лампе. Ему это было ничуть неинтересно, он лишь глаза свои занять хотел. Селифан знал, что если он на неё будет столь упорно смотреть, Эмма возмущаться начнёт и не промолчит об этом: она не такой человек, чаще всего сразу же высказывает любое недовольство и при первой же мысли делает это.

  - Селифан, - обратилась она к нему, когда их молчание уже перестало быть чем-то неприятным и утомительным, когда Селифан уже смирился с тишиной.

   Селифан тут же повернулся к ней, с готовностью выслушать.

  - Помоги, а, мне?

   Но Эмма по-прежнему продолжала смотреть в потолок. А Селифану неудобно было говорить что-либо, находясь и двух метрах от неё, да ещё и в полумраке, не позволяющей увидеть её саму хоть сколько-нибудь.

  - Что ты хочешь, чтобы я сделал? - спросил он, немного спустя.

  - Давай уедем куда-нибудь. Увези меня. Я не хочу, чтобы Берн нашёл меня.

  - Долг отдать придётся, - возразил он и показал своё недовольства её последними словами.

  - Я не могу, не хочу там работать...Пожалуйста, помоги. Ты говорил, что...

  - Да, я люблю тебя, - вставил Селифан своё согласие с тем, что она, как он думал, собиралась напомнить ему. Селифану не нравились её любые попытки оперировать его чувствами для достижения какой-либо цели.

  - Зачем ты сразу так... Ты же говорил, что уволился.

  - Уволился, - подтвердил он. - Устроился в другое место.

  - Куда? - тут же спросила Эмма.

  - Помогу я тебе, - сказал Селифан, даже и не думая отвечать на её вопрос сразу же. - Но ты всё равно будешь должна отдать долг.

  - Я пыталась. Не могу.

  - Теперь сможешь.

  - Ты на что клонишь? Говори открыто, - велела она.

   - Эмма, ты не ответила на мой вопрос: ты ведь не будешь убегать?

   Эмме стало не по себе, когда он повторил этот вопрос. В первый раз он звучал менее безобидно, не давал повода для особых беспокойств, но сейчас... Эмма чувствовала, что недоверие и страх по отношению к Селифану у неё растёт. И она не понимала, как он может быть таким: иногда казаться добрым и понимающим, а иногда представлять собой какое-то бездушное создание, неспособное на жалость и сочувствие. Ей тяжело было слышать такой вопрос, и уж тем более она не могла ответить на него. Всё, что он вызывал, так это страх. И Эмма ни о чём больше не могла думать, кроме как о своём желании непременно удалиться из комнаты, отойти от него подальше.