Она теперь спокойна была, потому что не сомневалась: Селифан знает, что она не ради учёбы пришла, - для разговора с ним. Это успокаивало Эмму, но не решало её проблемы: Селифан всё равно будет загружать её примерами, заставлять их делать и много и долго объяснять опять, наверное, что-то о дробях и их свойствах. Селифан считает, что их она знает менее всего и нельзя ей объяснять что-либо дальше, пока она не освоит этот начальный материал.
Селифан очень удивился её появлению. Ведь она не была на третьем уроке днём, который вёл у них тоже он. И лишь поразмыслив полминуты, он осознал как бы спрятавшуюся от него истину: она приходит только тогда, когда хочет и никакие жалобы на неё ситуации не меняют.
Эмма как ни в чём не бывало, поздоровалась и села на свою первую парту, которая по-прежнему принадлежала ей. Находилась она прямо напротив Селифана. Он так и не пересадил её и никого другого; все остались сидеть так, как он рассадил их на первом своём уроке. Но Эмме это было даже на руку. Она хотела как можно ближе подойти к Селифану, чтобы лучше видеть его. Она что-то надеялась прочитать на его лице: упрек или одобрение её прихода.
Эмма ждала, когда же, наконец, Адам уйдёт? При нём она ничего не могла сделать или сказать, что хотела.
Ситуация, при которой Эмма должна лишь слушаться, угнетала её. Ей свободы поскорее хотелось, непринуждённого общения.
Селифан не спешил подходить к ней с каким-либо листочком с примерами. Обычно он всегда так поступал в начале их каждого индивидуального занятия.
"И это не просто так", - подумала Эмма. Она даже стала опасаться того, что возможно теперь он старается держаться от неё подальше. Неужели думает, что она позволит себе сделать что-либо недопустимое в присутствии Адама?
Но Эмму не волновали его мысли и опасения. Ей хотелось, чтобы он обратил на неё внимание, подошёл поближе, сел рядом, ну, и занял бы чем-нибудь. Она ненавидит сидеть просто так и признаёт, что лучше уж слушать какие-либо надоедливые объяснения, чем сидеть просто так, в тишине.
Непонятно какое, но очень мучительное волнение охватывало её всякий раз, когда она оставалась в тишине и в присутствии не одного человека. Может быть, так происходило и оттого ещё, что Эмма считала неестественным ситуацию, когда люди сидят в одном помещении, не первый год знают друг друга и молчат. И если эти отношения связаны с какими либо обязательствами - они должны выполняться, считала Эмма.. Тихо не должно быть!
Эмма не могла заговорить первой. Сказать ей было нечего, а задавать какой-либо глупый вопрос только лишь затем, чтобы с ней заговорили, не хотела. Она была уверена, что Селифан рано или поздно всё равно предпримет какое-либо действие в отношении неё. Не может же она и дальше так сидеть и ожидать непонятно чего? И Эмма подозревать стала его в обиде... Она поняла уже, что Селифан человек чрезвычайно обидчивый.
" И как только мужчина так может?" - думала она исходя из того, что таких, как он, никогда не встречала. Все её знакомые мужчины другие, не такие, какие-то гордые и сильные, чаще высокомерные и, кажется, не способные обидеться и уж тем более как-то выявить это. Им не знакомо это человеческое чувство, столь важное и тонкое проявление доброты. Умение обижаться и показывать обиду Эмма всегда связывала с великодушием, умением чувствовать и понимать других людей.
Эмма знала, что задела его, не придя на урок днём. Она собиралась это сделать, но заленилась. Эмма пришла на первое занятие, а второе уже пропустила. Она лишь на перемене решила выйти, подышать свежим воздухом и вернуться не захотела. Затосковала о чём-то, сидя на лавочке детской площадки прямо напротив школы. Долго она там сидела, почти целый час. И не замечала, как время летит.
О чём думала? Эмма и сама не знала этого. Просто думала и всё. Время шло. И в этом странном, безмолвном разговоре с самим собой она не ощущала одиночество. Казалось ей, то её окружает толпа, состоящая из многочисленных мужчин и женщин, детей и подростков. Они как-то мучили её и как-то успокаивали.
Эмма чувствовала, что с рассудком её что-то не так. Она не понимала, почему же ей иногда так приятно бывает сидеть одной, а иногда невыносимо? Это представлялось ей более чем странным. А мысли - они разлетались в её голове непонятным образом, теряли связь с реальностью или становились неразборчивыми, неясными, какими-то путанными. А она, тем не менее, думала, могла это делать, но не чувствовала времени...
Сейчас всё было как раз наоборот. Эмма не могла думать, погрузившись в себя и не замечая окружающих. Ей хотелось, чтобы её видели, ведь она видела их - Селифана и Адама. Последний, она понимала, не заговорит с ней: права такого не имеет, да и незачем ему? А вот от Селифана она большего ждала.
Целых пятнадцать минут он молчал и не предпринимал никаких действий, что-то писал и не смотрел даже в её сторону.
- Посмотри, почитай, - сказал потом Селифан, отдав ей лист бумаги со своего стола. Вставать он не стал, так как мог это сделать прямо со своего места. Настолько она близко к нему сидела.
Эмме ситуация нравилась всё меньше. Ничего, кроме номеров разных примеров, на этом листе написано не было.
- Вы же, вроде, давали уже на этой неделе, - тихо напомнила она ему истину, в которой сама не сомневалась.
Селифан с долей недоумения взглянул на неё, и Эмме показалось, что отвечать он не хочет.
- Когда это?
- В среду, на этой неделе.
- Это был вторник, и те задания уже проделали твои товарищи: они предназначались на эту неделю. Сейчас ты держишь список заданий на следующую неделю, - Селифан помолчал пару секунд, прежде чем договорить мысль; он что-то надеялся прочитать на её лице. - Ты не была у меня на прошлой неделе вообще.
Когда Селифан сказал это, Адам невольно тут же повернулся в их сторону и посмотрел с явным недоверием на учителя. И как бы спрашивал: неужели так? Он не представлял себе, что можно неделями не приходить в школу. Так бы он никогда не смог поступить, не осмелился бы, да и неприятности будут... он знал об этом, постоянно думал о правильности поступков, старался жить по правилам. И Адам поверить не мог, что Эмма, на вид столь послушная, правильная и робкая девочка, может так нарушать дисциплину.
