Эмма открыла тетрадь и увидела - ничего. В ней ни строчки не было написано с тех пор, как она писала при нём на отдельном занятии.
Эмма очень робко, с большой долей осторожности повернула голову к нему, а затем опустила. Нечего было ей сказать, оправдываться не хотелось: "что это может дать?" - думала она. И была права. Селифан не хотел её слушать. Он уже устал её в чём-либо убеждать. У него это не получалось и он понял давно, что это бессмысленно. Селифан вопросом стал задаваться: а зачем ему это нужно? Почему он заботится о ком-то, когда почти все забыли о нём? Ему вдруг очень захотелось пожить для себя и не думать ни о ком. Он вспомнил о том, что давно решил уже так поступить, и не понимал, зачем же у него так не получается? Почему отголоски благородства так и просыпаются в нём как прежде, по любому поводу, мешают наслаждаться жизнью?
Всё бы ничего было, если бы кто-то ценил его труды и заботы о ком-либо. Селифан не чувствовал этого, не видел. Единственное Адам подбадривал его своим молчаливым, но чистым и откровенным взглядом. И сияние его души заставляла Селифана так возиться с ним: каждую неделю заниматься и уже второй год. Но теперь у Селифана хотя бы повод был на это: алгебру в их классе вёл он. И ему приятно было учить Адама. Селифана успокаивали отдельные занятия с кем-либо, но только, как правило, с теми, кто был склонен молчать. Адам был такой, больше слушал, чем говорил.
И Селифан всегда в такие моменты думал о чём-то, фантазии его уводили куда-то далеко-далеко от реальности. И он мог оправдаться в своей слабости, в нежелании ничего делать, благородным жестом по отношению к Адаму или ещё к кому-то.
Селифан не мог долго читать. Уставал от слишком большого потока информации, которая шла от его учебников. Но он успевал более или менее учить всё необходимое. Проблем его леность особенных не создавала. И, вероятно, так было потому, что он достаточно быстро осваивал новый материал, обладал хорошей памятью, умением правильно выбирать тактику и порядок чтения своих книг. Он был убеждён в том, что от этого зависит продуктивность чтения.
- Я знаю, - виновато произнесла Эмма некоторое время спустя.
Селифан молчал всё это время, и она чувствовала, что он стоит рядом. Так оно и было, но когда Эмма произнесла свою последнюю фразу... она не оправдывала её, но Селифану, почему то показалось, что да, всё-таки облегчает вину. Он как-то даже не понял, с чего это вдруг он переполнился жалостью по отношению к ней? Но то, что он внезапно почувствовал по отношению к ней, тяготило его.
Селифан сел на стул рядом с ней, а когда подходил, старался делать это как можно тише, осторожно, чтобы не спугнуть её. Он почувствовал некоторую напряжённую атмосферу между ней и собой. Ему показалось, что она вот-вот поспешит уйти. Селифан поговорить с ней захотел. Не знал, с чего начать?
- Извините, я не могу... - сказала Эмма тихо и, продолжая развивать принятую тактику надавить на жалость, выглядеть бедняжкой, и вину свою она ничуть не чувствовала.
- Почему, я не понимаю?- недоумевал Селифан. - Неужели так сложно хоть чуть-чуть проявить уважение?
Последние слова Селифана непредсказуемо подействовали на Эмму. Она вдруг внезапно улыбнулась и скрыть это не хотела и не старалась.
Потом Эмма ненавязчиво, но уверенно вытянула половину верхней части своего туловища к нему и поцеловала его в губы. Она заметила, что он очень робко отвечает ей. Затем она сама же прекратила это, спросив:
- Не сложно... хочешь?
Но Селифан в эти Секунды находился под впечатлением. Он и вообразить не смог бы подобный ход событий. Любое бы предположил, но не это... И всё, что он смог сказать, было:
- Зачем ты?..
Голос его был напряжённый. Он словно заставлял себя говорить. И казалось, он мучается, произнося все это.
- Я ведь учитель. Твой.
- Ладно! - сказала Эмма на это и ушла.
Всё произошло так быстро для Селифана, что он даже не успел ни в чём разобраться. Не понимал он также, как такое возможно? И почему она вдруг?..
Целая куча вопросов вдруг возникла в его голове, и Селифан сожалел, что не смог задать их ей.
И он был некоторое время уверен, что скоро сможет получить ответ хотя бы на часть из них. Селифан надеялся, что раз уж произошло такое, она обязательно захочет поговорить об этом. Но наряду с такими предположениями к нему приходили мысли прямо противоположные: а не будет ли она теперь ещё больше избегать встречи с ним? Не будет ли ей стыдно за свой поступок при встрече с ним? Ведь такое забыть нельзя и она будет вспоминать о том, что произошло между ними всякий раз, кода увидит его.
И как бы Селифан не размышлял об Эмме, он всегда на первый план выставлял её чувства, думал, как же она поведёт себя, не будет ли ей тяжело и прочее? И только изредка вспоминал о своих чувствах и своих трудностях. А ему-то ведь было гораздо сложнее. Он не представлял себе, как переживёт следующую их встречу? Он хотел правильно поступить и поэтому затруднялся во всём. Думал он так же о том, сможет ли говорить с ней так, чтобы она не чувствовала дискомфорт или сможет ли он не оскорбить её чувства?
Селифан так не хотел обижать её, но решил непременно объяснить, что между ними ничего не может быть. Он даже её частое отсутствие именно на его уроках приписал на душевные страдания от молчаливой любви...далеко он ушёл в своих размышлениях.
Глава 13. Продолжение...
На следующий день уже Эмма пришла к нему. Это была пятница, и Селифан обычно проводил с ней индивидуальный урок в присутствии ещё одного ученика Адама.
Эмма знала, что и сегодня он будет на месте. Адам никогда не пропускает ни одно занятие. Эмма не понимает, как так можно, как нервы его выдерживают столь большеного напряжения: в школе целый день слушает уроки по расписанию, да ещё и на вечер остаётся. Эмма считает таких людей слишком озабоченными на учёбе. Она не такая. И Эмма никогда не представляет себе, что сможет так усердно, с таким рвением и огромнейшим желанием осваивать какую-либо науку. Но пришла она. И лишь в надежде поговорить с Селифаном.
