- Бесчеловечно? Замечательно! Ты меня всецело понимаешь! Я, между прочим, итак уже сделал ему большое одолжение. Он должен мне быть благодарным.

  - Но ты ведь прогнать их хочешь, выставить на улицу. Так нельзя, у них жизнь, счастливая, должно быть, семья, а ты всё испортить хочешь. Зачем?

  - Затем, что я тоже хочу нормальной жизни. Я тоже семью хочу. И этой самой счастливой жизни. По-твоему, справедливо то, что он живёт в моей квартире, не платит мне за это ничего, а я шляюсь, где попало, и живу на чью то милость?

  - Но ты ведь работаешь... у тебя есть, где жить, - неуверенно казала Эмма и подозревала, что её последние слова опять могут вызвать в нём бурю эмоций и негодования.

  - Я уже не учитель, и не живу в шикарном доме Яны Савельевны. Кстати, она не знает, где я и как со мной связаться. Я, можно сказать, беглец. В город не высовываюсь. А живу здесь, почти на таких же условиях, в каких и ты, работаю на Берна.

   Эмма не знала, что ему ответить, лишь взглянула с долей понимания и еле заметным сочувствием. Ей, почему-то, стало очень грустно, когда она услышала обо всём этом.

   Селифан продолжил рассказывать:

  - Он мне условия свои поставил, и я не могу их нарушить. Это опасный человек, предательство его чревато большими неприятностями.

   -Зачем тебе предавать Берна?- удивилась Эмма. - Разве он не друг тебе?

  - Друг, относительный. Теперь он мой работодатель, а следовательно, и не друг вовсе. Хотя я с ним в хороших отношениях.

  - Что ты хочешь сделать против него?

  - Ничего, с чего ты взяла?

  - Просто ты сказал, что его опасно предавать, вот я и подумала...

  - Неправильно подумала, - твёрдо возразил он. И Селифану было очень неприятно оттого, что она так подумала. Он никогда не собирался предавать или даже обманывать Берна, всегда консультировался с ним по любому вопросу. А Берн, как правило, внимательно и не без доли понимания выслушивал его. Селифан ценил их "относительную дружбу".

  - Зачем же ты теперь вдруг решил отдать долг той женщине? Ты же сам только что сказал, что ей не найти тебя.

  - И не думаю отдавать.

  - Тогда зачем же квартиру едешь продавать? - ещё сильнее удивилась Эмма. Казалось ей, что все слова Селифана противоречат друг другу или же это она не так его понимает. Но Эмма, по-своему, старалась его слушать очень внимательно. Ей было важно услышать то, что говорит Селифан, ведь это относилось и к ней. Эмму уже стал заботить вопрос о том, когда же Селифан вернётся? Мысль о предстоящих одиноких днях и вечерах взаперти приводила её в отчаяние, ей плакать хотелось. Она думала, что пусть бы он приходил к ней и дальше, и неважно даже для чего, главное бы делал это... Ожидание его прихода стало привычкой для неё.

  - Для нас с тобой. Я хочу уехать отсюда вместе с тобой.

  - А как же Берн?

  - А что Берн? Он ничего, останется, дальше будет развивать свой поганый бизнес.

  - Ему бы не понравились твои слова, - предупредила Эмма.

  - Да и чёрт с ним. Не собираюсь больше в этом участвовать. Так недолго и за решётку угодить.

   Эмма улыбнулась радостной, искренней и проникновенной улыбкой. Селифана это несколько смутило, он не ожидал, что его последние слова произведут на неё столь необычное впечатление. Поначалу он даже не понял, что именно вызвало её радость, и он немедленно поинтересовался:

  - Ты чему это смеёшься?

  - Нет, ничему. Просто.

  - Просто так не смеются. Ты что, хочешь, чтобы меня посадили? - недовольно спросил он, когда, наконец, ему в голову пришло некоторое озарение, и он смог объяснить предполагаемую причину её радости. И Селифан уже не сомневался в том, что она радуется тому, что он может понести наказание за её похищение и принуждение к совместной жизни. Он очень боялся сесть в тюрьму. Даже от мыслей об этом у него душа замирала, руки холодели, дыхание его перекрывало от страха.

  - Я просто рада, что ты изменился, - объяснила Эмма, стараясь противоречить всем его не лучшим догадкам и улучшить мнение о ней. А ведь на самом деле она радовалась не тому, что его могут наказать за все его преступные деяния над ней, а тому, что есть вероятность, пусть даже самая малая и несколько призрачная, что он может разрешить ей выйти на улицу. Эмма знала, что Селифан слов на ветер не бросает, ведь он долго старался это доказать. И Эмма уже начала потихоньку мечтать о том, как она выходит из этой ужасной комнаты, оглядывается назад, как бы прощаясь с ней. Иначе она уже не могла представить себе свой уход, чувствовала себя слишком привязанной к этому месту. И к мебели старой, потрескавшейся, к единственному шаткому стулу, к кровати её, на которой ей столько всего пришлось пережить... Эмма не представляла себе возможным перечеркнуть это прошлое из своей жизни и просто забыть о ней. И она даже не была уверена, что хочет это сделать. Но она уйти хотела, получить новую жизнь, новую судьбу... и почему-то она чувствовала, что такое возможно. Эмма радовалась, потому что Селифан сообщил ей об этом - о несуществующем пока ещё прекрасном будущем, он как будто бы обещал дать её ей.

   Но когда Эмма отвлеклась от мечты своей, возвратилась в жестокую реальность, понимала: впереди не видно света, Селифан в любом случае скоро уедет, и он не пришёл спрашивать у неё разрешения или посоветоваться, лишь заранее захотел сообщить о своих планах. Она даже не сомневалась в том, что он уже билеты купил, чтобы поехать туда, куда ему нужно. Эмме оттого несколько обидно было, она ещё раз убедилась, что не хотела бы оставаться одна. Она знала, без него ей жить здесь не станет легче.

  - Напрасно ты так думаешь, - объяснил Селифан, глядя на неё несколько задумчивым лицом, - нисколько не изменился.

  - Когда ты уедешь?

  - Я же говорил уже: через неделю, может, через две. Это как с Берном договориться смогу.