– Кто бы знал, что пара фотографий в телефоне перевернет жизнь далеко не одного человека.

– О да. – Женя усмехнулся и подал мне салфетку. – Я совсем на тебя не злюсь. Думаю, мы сами виноваты. Шестиклассники полезли на восьмиклассников своей маленькой компанией. Ну не глупость ли? Ты тут ни при чем.

– Ты правда так думаешь?

Он кивнул, а Алёна нахмурилась. Видимо, еще не все поняла.

– А Егор? Аня? Саша? Рома? Нет?

– Глупый вопрос. Корнем всего этого считается склад. Даже если опустить факт того якобы предательства нарушения правила и всего такого, все равно именно разрушение нашего тайника сделало свое дело и запустило цепную реакцию.

А Женя ничуть не изменился. Такой же умный, с отлично подвешенным языком и явно смелый. Многие овцы боятся отделиться от стада, но он – нет.

– А ты? – Я перевела взгляд на Алену. – Где ты в этой истории?

– Я пришла в середине девятого класса, мы с Женькой сдружились и теперь не разлей вода почти два года. – Она пожала плечами так, будто это была ерунда. Хотя, может, это в моей голове все в разы усложняется.

– Вы не встречаетесь?

Они переглянулись, а затем одновременно фыркнули.

– Ну уж нет. Он мне как брат, которого у меня нет.

– Вот то-то же.

Женя надкусил мой полупустой пирожок, и у меня отлегло от сердца. Школьная жизнь обещала быть не такой ужасной, как я успела придумать за пару часов. Алёна была настроена ко мне, видимо, дружелюбно. Да и Женя не язвил и не хотел меня придушить.

– Мне все равно никто не рассказал. Я ничего не понимаю. Вы дружили с первого класса?..

– Раньше, – кивнул он.

Я оглянулась.

– Дружили с детства. А потом нашли себе тайное место. Подрались со старшеклассниками. Это место разрушили. Вы ее возненавидели и затравили? А потом она уехала. – Алёна смотрела на Женю, а он нехотя кивал на каждую фразу.

– Ну… – Видимо, ему не хотелось признаваться, что именно так и было. Или просто были неприятны эти слова. – Да. Примерно так.

– Ясно все с вами…

Она замолчала. Мы втроем посмотрели на вход в столовую. Максим с Сашей и Ромой зашли и бросили сумки на широкий подоконник у первого окна. Они скинулись и направились к очереди. Взяли подносы, растолкали людей и купили еды.

– Обычно они не приходят, – невесело сказала Алена.

– Сегодня особенный день.

Слова Жени в точности описывали ситуацию. Максим немного постоял у конца очереди, а затем парни пошли выбирать столик. Кружили, кружили возле нас, будто совсем не замечая. Но я знала, что это делается, чтобы надавить на меня, понаблюдать за реакцией. Понять, что изменилось, и выбрать план действий. Это разведка. Казалось, столовая – это море, мы – одинокая лодка вдали от берегов. А они – голодные акулы.

Было принято решение отступить.

Больше Максим не попадался мне на глаза, и даже на уроках его не было. Акула покружила в море, а затем, так и не найдя пищи, отправилась искать другую жертву вместе со своей стаей.

Оно и к лучшему. Я надеялась, что сегодня не будет второго столкновения. Не хотелось вновь испытывать сковывающий страх, особенно перед ним. Когда открываешь рот и есть что ответить, но слова проклятым комом застревают в горле. Когда тело не слушается, а ноги врастают в пол. Ощущение уязвимости и слабости.

Во время уроков иногда слышались негромкие шепотки одноклассников. Всем, особенно новеньким, было интересно, что же произошло. Звучали предложения, что «эту Настю» снова можно игнорировать, а можно загнобить. Самые умные слова я услышала от того рыжего мальчишки, который в детстве получил рыбкой в глаз. Он спросил, отчего бы просто не забить и не начать учиться, откуда столько внимания к какой-то левой девчонке. Было бы неплохо, если бы его послушали. Хотелось перед ним извиниться за случай с рыбкой.

Алёна с упоением рассказывала о том, что случилось за это время и в какие передряги успел вляпаться «А»-класс за десятый год обучения. Я заметила, что она часто повторяет слово «проблемки» и постоянно поправляет очки, а если ей скучно – теребит серебряные серьги-звездочки в ушах. Это было интересно – подмечать незаметные детали, наблюдать. Так можно много о чем узнать. Например, о том, что человек по-настоящему чувствует. Его лицо все расскажет за него.

На двух последних переменках к нам приходил Женя: становился у подоконника и неотрывно меня рассматривал, попутно болтая о всяких интересных моментах из своей жизни. Скользя взглядом по моим волосам, ушам и рукам, он сказал, что его семья распалась, родители развелись и теперь жить приходится с Максимом и его мамой. Что это не круто, что такая жизнь полна ссор и упреков. Раньше – братья и лучшие друзья. А сейчас – практически чужие. Но, кажется, Женю это не очень беспокоило.

Я видела, что у него чешется язык что-то сказать.

– Ты так изменилась. – Он закусил губу и кинул взгляд на Алену, которая непонимающе посмотрела уже на меня.

– Так прошло много времени. Это естественно. – Я тихо усмехнулась.

Постепенно напряжение между нами сходило на нет. Казалось, ему можно доверять чуть больше, чем другим.

– Твои… Волосы раньше были светло-русыми.

– У тебя хорошая память.

Удержаться от сарказма было крайне тяжело. Но настроение медленно ползло вверх. Все складывалось подозрительно неплохо. А если все складывается именно так, значит, где-то определенно есть подвох, которого нужно остерегаться. Я поморщилась от своих мыслей и задалась вопросом, почему нельзя просто расслабиться.

«Потому что это война. Затишье перед бурей. Партия», – будто прозвучало в моей голове.

– Да, даже очень. Ты же это знаешь. Я умный, – согласился Женя, а затем махнул рукой. Прозвенел звонок. – До встречи.

Он убежал, а мы с Аленой пошли на занятия. Она все говорила о том, что не может представить меня с русыми волосами.

– Н-да, вот это проблемки.

Когда занятия кончились, я быстро собрала вещи, натянула черное драповое пальто – свободное, похожее на небольшую палатку – и вышла из школы, бегло прощаясь с теми, кто со мной вообще говорил. Нужно было сходить в магазин и скорее добраться до дома. Не хотелось сталкиваться ни с кем, даже с Женей.

По дороге шли незнакомые ребята. Они весело переговаривались и смеялись. Я не вслушивалась и надеялась затеряться в потоке, чтобы потом свернуть на свою тропинку. Снег прекратился, дождя тоже не было. На улице царила удивительно теплая погода. Солнце светило так ярко, что порой приходилось закрываться рукой. Громко щебетали птицы. На деревьях набухали почки. Это располагало к хорошим мыслям.

Я отделилась от людей, свернула меж домами, выходя на знакомую с детства тропу, и на всякий случай обернулась. Никто не шел сзади, во дворе царила полнейшая тишина. Вздохнув, я пошла дальше. Оставалось совсем немного…

– Что она с собой сделала… – Отрывок какого-то разговора донесся до меня.

Голоса были знакомыми. По коже побежали неприятные мурашки.

– Не знаю, сам спроси.

Кто-то сзади усмехнулся. Их было двое? Трое? Или на этот раз все? Почему именно сейчас они пошли этой дорогой? Я крепко сжала губы и мысленно повторяла «Не оборачивайся! Не смей оборачиваться! Тебя это не касается!»

– Розовая… Грязно… Ты только посмотри!.. Не понимаю, может, ты поймешь… Пойдем на мелзавод сегодня… Ты смог купить?.. Наверное, дорого… Три спичечных коробка… Зеленый пакетик… Я куплю… четыре литра… С вас деньги, один не потяну…

Я ускорила шаг, только чтобы не слышать их и скорее добраться до дома. То, о чем говорил Максим с Ромой и Егором, осталось загадкой, которую не очень-то хотелось разгадывать. Наверное, сегодня они пойдут гулять на мелзавод. Может, поднимутся на крышу и усядутся на полуразрушенной бетонной трубе. Когда-то мы ходили туда все вместе, делали бумажные самолетики и запускали их, наблюдая, как они растворяются в темно-зеленых кронах деревьев. Кажется, больше такого не будет.

Послышался громкий смех. Смеялись они явно надо мной. С этим нужно было что-то делать: скрыться из поля зрения и прийти в себя. Глупо, наверное, что их разговор, не факт, что обо мне, уже так выбил меня из колеи. Но я ничего не могла с собой поделать, поэтому снова ускорила шаг, срываясь едва ли не на бег.