Таким образом, представители правительства Габсбургов уже не могли оставить в руках своего командного состава дело политического воспитании армии, и начальник генерального штаба искал выхода не только в вышеуказанных мерах, но в политической работе вне армии, считая это более важным. Он, может быть, инстинктивно сознавал, что проводить особую политическую пропаганду в армии от таковой же во всей стране нельзя. Отчаявшись в советах выправить внутреннее состояние монархии, Конрад оказывался готовым даже завязать войну на внешнем фронте, лишь бы спасти династию, «единое» государство и свое любимое детище – армию.
Осуществление идеи «вооруженного народа» возможно лишь при внутренней политике, опирающейся на трудящиеся массы. Последние являются воспитателем своих вооруженных кадров, а не наоборот. Иными словами, та задача, которую пытался разрешить буржуазный генеральный штаб, должна быть решена от обратного.
Принципиально нужно признать, что командный состав армии является проводником внутренней политики в армии. Однако, в этом нельзя придерживаться неуклонно голого принципа. Прежде всего, должна быть гарантии единства политической работы в армии и в стране. В направлениях политической работы в армиях Конвента мы видели один путь, который требовался обстановкой, но который не исключал работы командного состава, а лишь направлял ее. В армиях «солдатских» и «буржуазных» перед нами прошел путь «воспитания» нации через армию при помощи командного состава, и мы видели, что в Австро-Венгрии, с приближением «критических дней», этот путь казался негодным начальнику генерального штаба.
Автор настоящего труда не намерен ставить читающего в положение богатыря на перекрестие дорог, раздумывающего о выборе пути к истине. Мы предлагаем крепко держаться принципа единой политики а армии и в стране, тесной связи между последними, для чего считаем необходимым наличие особою органа, проводящего это единение, рука об руку с которым должен работать командный состав армии.
Что для такой деятельности командного состава необходимы соответствующая его политическая подготовка, его моральный авторитет, основанный не только на «беспрекословном», но и на сознательном «послушании», об этом говорить много не придется, ибо ясно и без нас. «Людям, требующим себе полной политической и социальной свободы, нельзя навязывать послушание, дисциплину и даже патриотизм в их устарелых формах» – справедливо говорит Жорес. От командного состава современной армии требуются иные методы завоевания авторитета, чем в старых буржуазных армиях, генеральные штабы которых боялись отойти от традиционно установленных средств и искали выхода в строгости и безоговорочной дисциплине. Видя, что нападки имеют за собой основания и стремясь поддержать падавший авторитет командного состава, генеральный штаб пытался охранить его извне от нападок общества и прессы. Учитывая это, им вносились предложения соответствующего политического и морального подбора командного состава, но коренное излечение лежало не в этом.
По понятным причинам, мы не можем подробно останавливаться на вопросе дисциплины, так как это расширило бы рамки нашего труда. Нет сомнения, что укрепление дисциплины необходимо во всякой армии, но только в наши дни должны быть и соответствующие к этому методы.
Раньше высказывалось, что вопрос дислоцирования армии также тесно связан с внутренней политикой, и отмечалось, что ее требования сталкиваются с чисто военными требованиями быстрой боевой готовности армии. В сущности, такой вопрос остро дает себя чувствовать там, где, по мнению Мольтке, в наличии в населении «худшие» элементы, которых нельзя вооружать, где армия оторвана от страны и предназначена для защиты политики буржуазных слоев населения. В здоровом же государственном организме и здоровой, вследствие этого, армии должны превалировать интересы боевой готовности вооруженных сил, а не их ослабление. Только в таких странах возможно исчерпывающее осуществление идеи «вооруженного народа».
Нам вправе бросить упрек в том, что, увлекшись рассуждениями о значении внутренней политики, мы уклонились от прямой задачи освещения в ней роли генерального штаба. Да не подумают читающие эти страницы, что литературные лавры Людендорф, Краусса и т. п. модернизованных остатков прошлого не дают нам спать. Нет… Мы не охвачены чувством зависти, но считали необходимым установить определенный взгляд на внутреннюю политику и войну, дабы легче разобраться в деяниях генерального штаба в этой области жизни.
Все сказанное выше говорит о том, что внутренние отношения государства накладывают печать на его внешнюю политику и на военную деятельность или, иными словами, в последней отражается, как в зеркале, внутренняя политика страны.
Таким образом, если внутренние отношения государства, проистекающие в свою очередь из экономической его структуры, так широко распространяют свое влияние в иные области деятельности страны, то едва ли допустимо отмежевание от них генерального штаба, того вещества, которое называется и общежитии «мозгом армии».
Если ныне можно считать твердо установленным, что «армия – слепок с общества», что «война – политический акт», а не одно военное действие, то излишне доказывать истину, что войну ведет государство в целом, а не одни его вооруженные силы, брошенные на фронт.
На приведенных выше примерах мы наблюдали и иное, когда, наоборот, вооруженные силы предназначались для побед на внешних фронтах, а тыл жил своей собственной жизнью. Но на этих же примерах мы видели как такое разделение усилий государства вело к поражениям, когда внутренние отношения выходили из рамок «политического застоя».
Если к концу XVIII века кабинетные войны отходили в область истории, и военные деятели средины XIX века возвещали нам о власти народа в делах войны и мира, то нельзя не отметить, что «народ» в их понимании отождествлялся сильным правительством, представленным обычно династией, проводившим волю господствующих буржуазных классов в стране. Одним словом, снова воевало не государство, а господствующие классы с их правительственной надстройкой.
Ныне опять слышим речи о «вооруженном народе», «вооруженной нации», «национальных армиях», о «стратегии государства» и т. п. определениях, столь же старых, как и вселенная.
Из них явствует одно, что нельзя замкнуть войну в рамки одной стратегии – достояния военных людей, ибо война есть определенный вид общественных отношений, а не одна борьба с оружием в руках на истребление себе подобных.
Между тем, уже в XIX веке начальники генеральных штабов заявляли о невмешательстве во внутреннюю политику, предоставляя бразды правления в этой области гражданской власти. Однако, в вопросах, касающихся непосредственно армии, «мозг» ее стремился распространить свое влияние и на внутренние отношения в государстве. Так как армия являлась тем «маховым колесом», без которого могла остановиться вся государственная машина, то влияние генерального штаба на внутреннюю политику заходило гораздо дальше, чем о том заявляли его представители.
Действительно, генеральный штаб не останавливался перед рекомендацией верховной власти не только таких мероприятий, которые в корне затрагивали конституцию государства, но и тех, кои должны были сказываться на подборе правительственных кабинетов и на установлении определенного режима в стране, который бы соответствовал взглядам генерального штаба.
Под лозунгом спасения армии от вредных влияний внутренних отношений, с желанием казармой воспитать нацию, «полубоги» генеральных штабов вели интриги против тех лиц, в дела которых они «принципиально» не хотели вмешиваться. Выше мы объяснили такое, на словах, «принципиальное» отмежевание от внутренней политики генерального штаба тем, что генеральный штаб, будучи по закону устраненным от внутренних дел страны, фактически оказывался в них сильно заинтересованным.
Когда внутренняя политика государства направлялась путями, не совпадавшими с начертанными генеральным штабом, в недрах последнего опозиционный дух креп все более и более, приводя генеральный штаб к активной кампании в прессе, к обработке в желательном направлении «общественного мнения», не говоря уже о тех закулисных интригах, кои были свойственны «черному духовенству» армий различных стран.
