Если, с одной стороны для создания «духа» армии Конрад требовал обязательного воспитания граждан до поступления в армию, то в последней дальнейшая работа над духом солдатской массы и внедрение в нее нужной дисциплины ложилось на командный состав.

Ясно, что работа последнего могла быть плодотворной только тогда, когда дух самого командного состава находился бы на должной высоте. В главе о состоянии австро-венгерской армии мы давали облик австрийского офицерства, и поэтому здесь не будем повторяться. Внутренняя борьба, происходившая в монархии, проникала, к глубокому сожалению начальника генерального штаба, и в толщу командного состава, особенно в состав резервных офицеров проникнутых сепаратизмом отдельных национальностей. «Носители» идеи монархии Габсбургов, по мнению Конрада, уже находились в состоянии разложения, и нужны были твердые и решительные меры, чтобы остановить этот процесс.

В тех же своих ежегодных докладах, а также и в текущих, Конрад неустанно выдвигает вопрос о командном составе. Желая сохранить в нем былые традиции офицера лагеря Валленштейна, с его товариществом солдатской армии, начальник генерального штаба ставит в порядок дня вопрос о пересмотре командного состава, о его «чистке», предлагая удалить из его среды порочные элементы, основывающие свое благополучие на материальных предпосылках, на карьеризме, и обратить особое внимание на политически неблагонадежных, зараженных духом социал-демократического учения.

Авторитет командного состава должен быть высок и в армии, и в государстве, поэтому всякие нападки прессы, а их было немало, должны быть, по мнению Конрада, решительно прекращены.

Необходимо также обратить внимание и на материальное благосостояние командного состава. Здесь начальником генерального штаба отдается предпочтение строевому командному составу перед чинами административной службы, довольно многочисленными в армии и стране. Как принцип – жалованье офицера не должно отставать от содержания чиновников других ведомств монархии.

Одним словом, начальником генерального штаба повторялись азбучные истины, но они шли от жизни. Да и в наше время они еще не всюду урегулированы и разрешены.

На этом мы закончим знакомство с влиянием генерального штаба в области внутренней политики страны. Беря за основание армию, Конрад считал своей обязанностью теми или иными путями вторгаться во внутреннюю жизнь страны. Правильно это было или нет – покажет дальнейшее наше рассуждение, равно как попытка выяснить, в каких размерах должно идти влияние генерального штаба в этой области, если мы признаем его необходимым.

Мы пока покинем австро-венгерский генеральный штаб и сделаем маленький поиск в область, именуемую историей. Правда, не всеми такой путь признается правильным и верным. Иные мыслители предпочитают ему собственные рассуждения, но мы более склонны почерпнуть знания из зеркала жизни, нежели из собственных переживаний.

Ранее наши поиски в историю не шли далее наполеоновской эпохи. На этот раз шагнем шире – в эпоху великой Французской Революции, ибо, как справедливо говорит А. Свечин в своей «Стратегии», – «уже с момента французской революции вопросы внутренней политики играют соответствующую роль в подготовке к войне». Конечно, не собираемся подробно останавливаться на этой эпохе военного искусства, а лишь затронем ее настолько, насколько нас интересует данный вопрос.

С падением старого режима постепенно пала его «солдатская» армия, и на сцену появились сначала добровольческие части, национальная гвардия, а затем и революционные армии Конвента. Последний покончил с обособленностью армии от народа и стремился воспитать ее в республиканско-демократическом духе, развив в ней широко политическую работу ознакомлением армии с важнейшими декретами, рассылкой прокламаций, газет, участием армии в общественных и военных клубах и т. д. Результатом этого было то, что «демократическая по своему составу и организации и воспитываемая в духе преданности делу революции армия сама становилась одной из надежнейших опор якобинского правительства. Конвент вышел победителем из гражданской войны именно потому, что армия была за него», пишет в «Новейшей истории Западной Европы» Н. Лукин, указывая далее, что «политическая работа в армии возлагалась на особых комиссаров, назначавшихся Конвентом из числа депутатов по три на армию».

Сравнивая армию Конвента с армиями союзников, Н. Лукин указывает: «французская армия рекрутировалась преимущественно из крестьян, ставших, благодаря революции, полными собственниками своей земли, увеличивших свое землевладение за счет национальных имуществ; затем – из рабочих и мелких ремесленников и отчасти буржуазии, не менее крестьян заинтересованной в сохранении завоеваний революции. Революционный дух армии и готовность принести все жертвы для спасения республики поддерживались всей социально-экономической политикой якобинцев, проводившейся в интересах городской и сельской демократии. Французский солдат жил и сражался бок о бок с офицером, им же избранным на командную должность, одинаково доступную для любого грамотного и способного рядового».

«Наконец, – заключает Н. Лукин, – только опиравшееся на народные массы революционное правительство могло мобилизовать для ведения войны огромные материальные ресурсы страны и организовать тыл для победы на фронте».

Но постепенно, с походами, армия отрывается от народа, в самой Франции к концу существования Конвента создалось неустойчивое равновесие общественных сил, и находившиеся во главе армии генералы начали играть крупную политическую роль. «В их руках была сила, которая становилась все более и более независимой от гражданского правительства. Этой силой – была армия», – пишет тот же Н. Лукин.

«Со времени гибели Якобинской республики», – продолжает он, – «настроение солдат резко изменилось. С победой контрреволюции в стране оборвалась связь между армией и демократическими организациями, прекратилась и революционно-демократическая пропаганда и агитация в войсках». В то время, как комиссары и генералы Конвента продолжали еще бороться с мародерством и всякого рода насилиями, Бонапарт, напротив, «всячески поощрял в солдатах самые грубые инстинкты, воспитывая армию в духе жажды славы и легкой добычи»… «Вместе с тем солдаты привыкали смотреть на себя как на нечто отдельное от нации, имеющее свои особые интересы, и с презрением относились к „шляпам“. Свое личное благополучие солдаты стали связывать не с торжеством и упрочением свободы и равенства в республике, а с личностью и судьбою того или иного победоносного генерала».

Таков был переход от революционной армии к армии Бонапарта, к армии «солдатского» типа. «Наполеон отнюдь не стремился к идеалу вооруженного народа», – пишет А. Свечин в своей «Истории военного искусства». «Ему даже желательно было изолировать армию от нации, образовать из армии особое государство в государстве, – продолжает А. Свечин, – крестьянин, насильно оторванный от земли, враждебно относившийся к воинской повинности, был совершенно переработан. Лагерь, казарма стали его родиной, понятие отечества стало олицетворяться Бонапартом, патриотизм переродился в шовинизм, стремление к славе и отличиям заглушило идею свободы».