Юпитер на секунду прижал Джейсона к себе, проведя рукой по его предплечью, а потом отстранился и мягко повернул его к себе лицом. Он осторожно обхватил его за шею, поглаживая большими пальцами его щёки.

— Послушай меня внимательно, сын, — тихо начал император, и в его голосе слышались грусть и сожаление, хотя он и слабо улыбался. Джейсон замер под взглядом ярких голубых глаз цезаря и не шевелился, впитывая в себя каждое слово, ловя каждый вздох, запоминая каждый миг этой встречи. — Ты должен понять, что я не смогу тебя открыто поддерживать дальше. Всё, что я могу сделать сейчас — дать тебе возможность служить у моих лучших центурионов. Это хорошее начало. Но дальше ты сам по себе. Ты должен доказать, что можешь добиться всего, что хочешь, и заслужить уважение всех сам. Ты, Джейсон Грейс, — имя своего воина Юпитер произнёс с гордостью и улыбнулся. Он мягко заставил его приподнять подбородок, — а не бастард цезаря. Понимаешь, о чём я? Я вижу в тебе благородного и достойного человека и хочу для тебя лучшей жизни. Это твоя единственная возможность добиться её.

Юпитер дал время юноше осознать сказанное, выпрямился и повернул его снова лицом к городу, а сам встал позади, продолжая держать свои руки на его плечах.

Это теплота от его прикосновения всё ещё держала его в этом мире, напоминала, что происходящее реально, и это ощущение дарило ему чувство защищённости и веру. Вся его жизнь, которая состояла из круговерти обычной дневной рутины с тренировками, поражениями и победами, вдруг приобрела смысл и ценность. Ему показалось, что он видит своё будущее глазами Юпитера и стоит на этом же месте, но уже через много лет, а император всё так же ему улыбается. Джейсон сделал медленный глубокий вдох, стараясь унять дрожь в конечностях от нахлынувших его эмоций. Это был больше, чем разговор.

Это чувство впоследствии всегда было с ним, когда он боялся, и теперь он тоже вернулся к этому воспоминанию, как к тому, что давало ему вдохновение и наполняло его силами.

Юпитер сжал его плечи и продолжил:

— В следующий раз я хочу стоять с тобой здесь, когда ты будешь уже взрослым мужчиной, когда добьёшься положения в обществе и проявишь себя в лучшем свете. Но в любом случае, Джейсон, помни, что я горжусь тобой.

Юпитер на прощание улыбнулся и поцеловал его в лоб, словно дарил своё благословение. Вместе с этим он подарил ему надежду на будущее, ради которого Джейсон готов был сражаться до конца.

Подобный разговор был в первый и последний раз.

Юпитер подарил ему надежду и будущее. Он дал ему цель и показал, что его ждёт в конце, и стоило в его жизни чему-то случиться, что сбивало его с ног, как он возвращался к этому моменту, к рукам на плечах, к улыбке и словам, и чувствовал, что он может продолжать идти дальше.

Он вспоминал каждую секунду того разговора и сейчас, когда стоял на корме корабля, вдали от всех воинов, в обычной тунике и сандалиях, чувствуя себя нагим из-за отсутствия доспехов. Он невольно поёжился, стоило порыву ветра коснуться его тела, и только сейчас понял, что форма стала для него второй кожей, без которой всё было… неправильно.

Джейсон повёл плечами и оттолкнулся от борта. Уж лучше он вернётся в кубрик, найдёт себе занятие, чем будет продолжать стоять без дела, мучаясь воспоминаниями о прошлом и, кажется, навсегда потерянном.

Ему было страшно, но он почти готов был признать, что никогда не сможет встать рядом с императором на том балконе. Стоило ему сделать шаг вперёд, и его отталкивали на два назад, и он не чувствовал больше в себе сил продолжать бороться.

С тяжёлой головой Джейсон спустился в нижний дек, когда он узнал, что Аполлон распорядился привести к нему Перси. Тот выглядел ещё хуже Грейса. Он едва ли не висел на руках двоих римлян, а на щеке красовался большой синяк от вчерашнего удара центуриона.

— Я сам подойду к центуриону, а его оставьте в покое, — спокойно сказал Джейсон и, развернувшись, в ту же секунду поднялся наверх в капитанскую каюту.

И хладнокровие покинуло его в тот момент, когда он поднялся на палубу. Капитанская каюта располагалась под квартердеком, он преодолел всё расстояние и двух римлян у дверей всего в пару секунд, и подумать, что он хочет сделать и сказать, не успел. Аполлон, сидевший за столом, поднял на него вопросительный взгляд.

Джейсон выдохнул и закрыл за собой дверь. Отступать теперь всё равно было поздно.

— У тебя пара секунд, чтобы найти основание своей дерзости, иначе до Рима ты не доживёшь, — холодно предупредил центурион.

Джейсон посмотрел на Аполлона. Привычная улыбка исчезла с его лица, а во взгляде холодных голубых глаз ясно читалось желание во что бы то ни стало выполнить обещание. Он определённо был в дурном настроении.

— Мне нужно с тобой поговорить, — сказал Грейс, решив, что ему терять уже нечего.

— Мне плевать, я тебя не вызывал, не нарывайся на новые неприятности, — отрезал центурион.

— Я просто пришёл напомнить тебе, что цезарь, не смотря ни на что, приказал вернуть его обратно в Рим, — Джейсон изо всех сил старался говорить спокойно, но скрыть своё раздражение до конца не сумел.

— Ты ходишь по очень тонкой грани, — предупредил Аполлон. — Ещё хоть слово в его защиту, и я объявлю тебя изменником, и быть тебе повешенным на реях.

Джейсон закатил глаза и брезгливо сжал рот. Угрозы его единокровного братца, скрытые и прямые, порядком ему надоели, а ту, в которой обещал отстранить его от должности по приезду, он определённо собирался исполнить, и ему удастся это сделать. Так что ещё оставалось Грейсу терять?

— Вперёд. Ты сделал всё, что мог и даже больше, — Джейсон неопределённо взмахнул руками и взглядом указал на свою одежду. — Оставь и меня, и Перси в покое.

— Знаешь, чему я удивляюсь? — центурион откинулся на своем кресле и посмотрел на гостя. — Цезарь поведал тебе о том, что хочет по окончанию плавания видеть его всё ещё живым во что бы то ни стало. Он уверен, что за этот год научил его верности Риму.

— Я тебе говорил, что он сражался за нас, — напомнил Джейсон. — И тот отряд, которого ты оставил охранять корабль, тоже может тебе об этом сказать.

Аполлон отмахнулся, брезгливо сморщившись, и пропустил слова брата мимо ушей.

— Почему цезарь так беспокоится о жизни какого-то оборванца? Преступника? — центурион снова поднял пристальный взгляд на лицо Джейсона. — Неужели у нас появился третий братец, которого он хочет взять под крыло? Знаешь, в последний раз, когда он решил защищать отребье, он привёл тебя и назвал своим сыном.

Грейс сначала попробовал осознать совсем уж неожиданное предположение Аполлона, а потом до него дошло кое-что другое. Слишком уж сильно раздражение в последних репликах, и они были гораздо интересней глупых догадок.

— За что именно ты меня так ненавидишь? — вдруг спросил Джейсон, сделав шаг вперёд. Теперь он внимательно смотрел на капитана, следил за его выражением лица, словно хотел прочитать на нём все ответы на свои вопросы. — Ты ведь знаешь, что я никогда не смогу занять твоё место, даже приблизиться к нему. Я не опасен для тебя и никогда не хотел мешать тебе.

— Ещё бы тебе хватило дерзости на это, — рыкнул Аполлон, сжав руку в кулак. — Твоё место было и будет в слугах, а ты никак не хочешь угомониться. Выслуживаешься перед императором как можешь. Вечно заставляешь о себе говорить, вечно на виду, вечно мозолишь мне глаза. Я не ненавижу тебя, Грейс, — капитан усмехнулся. — Кто ты такой, чтобы я думал о тебе больше, чем ты того заслуживаешь? Но я не хочу, чтобы ты дальше мельтешил перед моими глазами.

Джейсон даже не знал, как на это реагировать. Аполлон не был под обычной маской своего хладнокровия, напротив, он не скрывал своего раздражения и злости, и, несмотря на отрицание, дал понять, что скрывалось за его ненавистью все эти годы. Центурион крепко сжимал челюсти и губы, и лицо его было так напряжено, что если бы Грейс предположил, что тот скрывает что-то ещё, то не ошибся бы. Но копать дальше он не хотел. Аполлон всегда был и будет неподвижной стеной между Джейсоном и Юпитером.