— Жоффрей… — прошептала она, — я никогда не забывала вас. Я просто не могла жить без вас. Я пыталась забыть, пыталась не вспоминать. Я должна была начать новую жизнь…

Граф пристально посмотрел в ее колдовские зеленые глаза. У него остался один-единственный, но самый важный вопрос:

— Анжелика, вы до сих пор стремитесь в Версаль? Ко двору его величества Людовика?

Женщина напряглась всем телом. Неужели же он так и не понял, что он для нее дороже, чем весь этот мир со всеми его богатствами, что без него она не жила, а лишь выживала, невыносимо тоскуя о прошлом?

Она высвободилась из его объятий, и в ее глазах промелькнула тень обиды.

— Конечно же нет! Неужели вы все еще сомневаетесь во мне и моей любви к вам? Я всегда была откровенна с вами, как ни с кем, и все, что я рассказала вам сейчас, — правда, от первого до последнего слова. Я вижу, вы думаете, что я притворяюсь, разыгрываю спектакль, чтобы разжалобить вас, но на самом деле это вы ведете себя не лучшим образом, устраивая мне унизительные проверки и допросы, шпионя за мной и собирая информацию, как… как полицейский! — Анжелика раскраснелась и повысила голос. — Это вы привыкли играть, устраивать всевозможные розыгрыши сомнительного толка, вы настолько избалованы женщинами, что вообразили себе, будто вам разрешено безнаказанно играть их сердцами, не опасаясь никаких неприятностей!

— И все же вы, сударыня, отвесили мне пощечину, — сказал Жоффрей де Пейрак, приложив палец к щеке.

Анжелика не без досады вспомнила о своем необузданном поступке, но решила не выказывать ни малейшего сожаления.

— Я ни в чем не раскаиваюсь… Будьте хоть раз наказаны за все ваши возмутительные мистификации. За то, что сомневались во мне, за то, что так долго не приходили…

Последние слова она произнесла с дрожью в голосе и посмотрела в лицо мужу. В ее глазах стояли слезы. Жоффрей притянул ее к себе, и их губы соединились в поцелуе. Анжелика почувствовала, как она полностью растворяется в этом ощущении невероятной нежности и головокружительной страсти.

Поцелуи Жоффрея! Как могла она их забыть? Она вспомнила, как была ошеломлена, когда он поцеловал ее впервые, и как погрузилась в незнакомое ей прежде блаженное беспамятство. Еще долго она, совсем юная в ту пору женщина, предпочитала это сладкое головокружение неге обладания. Лежа в его объятиях, сливаясь с ним в поцелуе, она испытывала блаженство полного растворения в любимом, это неизъяснимое блаженство, которое мужчина дарит любящей его женщине.

Позже ни одни мужские губы не могли доставить ей подобного наслаждения. Поцелуй был для нее чем-то столь интимным, что ей казалось — она не вправе разделить его ни с кем, кроме Жоффрея. В крайнем случае она соглашалась принять его лишь как необходимое вступление к дальнейшему.

Всю жизнь, сама того почти не сознавая, она хранила память о тех ни с чем не сравнимых поцелуях, жадных, упоительных, которыми они, смеясь и никогда не пресыщаясь, обменивались в те далекие времена в Тулузе.

Топот ног и звук открывающейся двери заставил Анжелику отпрянуть от мужа и обернуться. В комнату вбежали Флоримон и Кантор, за ними следовала Барба.

— Прошу прощения, — извиняясь, произнесла она. — Я не смогла их удержать.

— Ничего, — улыбнулась Анжелика.

— Матушка, с вами все в порядке? — спросил Кантор взволнованно, останавливаясь в нескольких шагах от нее. — Мы так испугались…

Анжелика склонилась к сыну:

— Я в порядке, дорогой мой, — обняла она его. — Прости меня.

Мальчик не совсем понимал, почему мама просит прощения, но охотно обнял ее в ответ. Флоримон же устремил взгляд на Жоффрея.

— Теперь мы уплывем далеко-далеко? — спросил он серьезным тоном, посмотрев снизу вверх на волшебника, которого теперь с полным правом мог назвать отцом. — В те страны, про которые вы рассказывали?

Анжелика и Кантор взглянули на де Пейрака.

— Что ж, — покачал головой мужчина. — Я намеревался показать вам очень много, открыть перед вами весь мир, но все зависит от слов вашей матери. Согласна ли она отправиться в путешествие с нами? — он выжидающе посмотрел на Анжелику.

Несомненно, она понимала, что муж не может остаться во Франции, а это значит, что ей с детьми, возможно, придётся навсегда покинуть родную страну, но это ее не волновало. Она любила его и не могла вновь потерять.

Анжелика выпрямилась.

— Если господин граф не забыл, то я до сих пор являюсь его женой. А это значит, что последую с вами повсюду. А если вы вздумаете покинуть меня, то я найму корабль и разыщу вас, где бы вы не были.

— Ни сколько в этом не сомневаюсь, — Жоффрей снова заключил Анжелику в свои объятия и прошептал: — Это так удивительно — открыть, что вы совсем не такая, какой я вас представлял… Необыкновенная моя жена, самая прекрасная, незабываемая… неужели именно вы достались мне в тот чудесный день в Тулузском соборе?

Анжелика с нежностью посмотрела на мужчину, которого никогда не могла забыть, которого любила и о котором тосковала все эти годы. Быть рядом с ним — лишь это желание владело всем ее существом. Она уже не могла представить себе жизни без него и отчаянно боялась, что все это лишь сон.

— Что ж, тогда мы отправимся в очень далекое путешествие, — торжественно произнес де Пейрак, посмотрев на детей и жену.

— Знаете, в детстве я однажды решилась на побег в Америку и подбила на эту авантюру деревенских мальчишек, — вспомнила Анжелика свою детскую проделку. — Правда, тогда мы добрались только до Нельского аббатства. Слава Богу, нас вернули домой.

— Америка! — с восторгом, словно название волшебной страны, повторил Флоримон. — Матушка, вы правда хотели сбежать в Америку?

— В детстве ваша матушка была еще тем сорванцом, — рассмеялся де Пейрак, наблюдая за Анжеликой, которая в обществе сыновей преображалась, становясь мягче, безоружнее. — Но теперь ей придется привыкать слушаться своего мужа, — нарочито строго посмотрел он на жену.

Анжелика лишь счастливо улыбнулась в ответ на его слова.

Две кареты стояли во дворе замка Плесси. Уже рассвело и только что проснувшееся солнце золотило верхушки деревьев, освобождая их от ночного тумана. Флоримон и Кантор сидели в одном из экипажей, возбужденно обсуждая грядущую поездку. С ними была и Барба, которая заявила, что, куда бы ни отправились граф и графиня с мальчиками, она останется со своими любимыми птенчиками.

Во вторую Дегре усадил связанного Сен-Круа. К Жоффрею и Анжелике подошел Молин.

— Господин граф, графиня, — поклонился управляющий.

— А, господин Молин, вы тоже были во всем этом замешаны? — с улыбкой посмотрела на гугенота молодая женщина.

— Простите, мадам, но господин граф и мэтр Дегре попросили меня не раскрывать вам их планов.

— Я знаю, — кивнула Анжелика. — Надеюсь, события этой ночи никак не повлияют на вас, господин Молин, и на дела поместья?

— Не думаю, мадам, — покачал головой управляющий. — Господин маркиз предпочтёт похоронить память об этой истории вместе с зарытыми трупами собак.

— Ну, это вряд ли ему удастся, — иронично заметил Дегре.

Он намеревался до конца раскрутить этот клубок ядовитых змей, чего бы ему это ни стоило.

Анжелика подошла к полицейскому:

— Дегре.

— Госпожа графиня, — слегка поклонился ей полицейский.

Анжелика порывисто обняла его.

— Прощай, фараон, — шепнула она мужчине, легко касаясь губами его щеки.

— Будь счастлива, маркиза Ангелов.

Он выпустил ее из своих объятий и отступил назад. Дегре всегда знал, что молодая графиня, которая когда-то пришла к нему за помощью, прочно вошла в его сердце, но никогда не будет с ним. Протянутый конверт и небольшой мешочек заставил Дегре очнуться от своих раздумий. Перед ним стоял граф де Пейрак.

— Возьмите, я оставляю на ваше попечение моего слугу Абдуллу. Он ранен, и я не могу ждать его выздоровления. Позаботьтесь о нем, я буду весьма вам благодарен.

— Всегда к вашем услугам, господин граф.