Сегодня утром, Олаф вышел из дома в надежде, что прогулка поможет в раздумьях, поможет прийти к какому-то умозаключению накопившихся важных вопросов. Парень часто обращался за наставлениями и душевным покоем к одинокому дубу на окраине деревни. Однако даже покой древа с его безмолвным могуществом сегодня не помогал. Говорить вслух с богами, в деревне среди церковников, словно подписать себе приговор.

"Живы ли еще боги?" – думалось ему.

Олафа снедали не проходящие тревоги: как-то пройдет предстоящий замысел? Время назначенного события стремительно приближалось, а Олаф вместе с другими детьми уже сомневался, выйдет ли из него хоть какой-нибудь толк.

Конечно набравшись сил за период бури, они стали увереннее. Общая цель вернула желание жить, восстановила раны душевные и телесные, и даже если, это делала книга, (которая так и осталась в тайне от остальных детей) Олаф и Рун принимали это с благодарностью.

Им противостояла взрослая, вооруженная сила, которая способна сменить плеть на меч и стрелы, и уж наверняка не станет задумываться, перед их применением.

Но медлить нельзя. Старик сказал: "две недели до отправки корабля". Время неумолимо подгоняло предстоящие события. Еще оставалось одно дело, которое требовалось завершить сегодня, от него во многом и зависел успех, а в частности от самого Олафа.

С самого утра, Олаф и Рун пришли к дому Уля, где к ним отнеслись с недоверием:

– С чего бы это? – поинтересовался Уль, приоткрыв двери.

– Ты был прав, и мы с этим согласны. Разве этого мало? – ответил невозмутимо Рун.

– Маловато.

Уль уже закрывал дверь, но Олаф остановил его подперев дверь ногой.

– Без нас ты не справишься, стражников много и бегают они быстрее любого из вас. У нас есть кое-что, что поможет это исправить.

Вожак задумался, но все же кивнул и пустил парней в дом.

– Я проверял вашу уверенность, – спокойно произнес он.

Дом отличался большим размером, но в целом являлся таким же убогим. Брошенный богатым бондэром (землевладельцем) во время войны, он был разграблен мародерами, и в последствии стал домом для десятка бездомных подростков. Уль, как самый взрослый взял ответственность на себя. Каждая потеря, выжигала глубокий шрам на его сердце, некогда веселый парень стал угрюмым и молчаливым, но все так же сохранял верность своей новой семье.

Девятеро подростков сидели у огня, обжаривая только пойманных здоровенных крыс. Бросив недоверчивые взгляды, они продолжили свое занятие.

– Что они тут делают? – спросил парень со шрамом на щеке, недоверчиво взглянув на вошедших. Звали его просто – Шрам.

– Решили присоединится к нам, – ответил Уль, усевшись на единственный в доме стул.

– И ты позволили им это? – поинтересовался другой, длинный и тощий по кличке Ветка.

– У нас нет выбора, нам нужно больше сил. Тем более у них есть что предложить нам.

– Так и есть, – сказал Олаф и достав из кармана пузырек показал его всем присутствующим – это, яд Альрауна.

– Чушь! – усмехнулся Ветка.

– Нет! – рявкнул Олаф. – Мы видели его… Несколько лет назад Руги выкопал его с корнем Мандрагоры. Мы пришли как раз в тот момент, когда мелкая тварь проснулась и перевернула весь дом.

– И что с ним стало, с Альрауном? – заинтересовался Шрам.

– Ничего хорошего! Он укусил меня за ногу… – фыркнул Олаф, показав шрам от двух толстых клыков.

– Мы загнали его в угол, – продолжил историю Рун. – Я почти успокоил это, дивное создание и…

– И я убил его метлой! Ничего ты его не успокоил, до сих пор помню эти бешеные глаза, два острых зуба, и десяток ног схожих с корнями, – Олаф запнулся, пытаясь выкинуть существо из головы. – После… если бы не десятки эликсиров старика… Место крови вышли бы все мои внутренности. Старик долго злился, он надеялся, что Альраун принесет ему удачу, и здоровье… Но в итоге, выжал из него всю кровь со словами – "Не пропадать же добру!"

– Этого пузырька хватит отравить половину гарнизона, нужно лишь дождаться действия яда, – закончил Рун.

– Это лучше, чем ничего! – согласился Уль. – Возможно, это даст нам шанс!

– Как же мы заставим их его выпить? Насильно заливать в глотки? – не унимался Ветка, вызвав ехидный смешок среди собравшихся.

– Это не к чему, – ответил нервно Рун.

Ему никогда не нравился этот длинный доходяга, сующий всюду свой длинный нос и вообще бывший одной из причин, почему друзья жили отдельно, на дух не перенося своего рода самоуверенных надутых глупцов. Не понаслышке зная, что он и Толстяк были из семей зажиточных аристократов. Олаф и Рун часто не понимали, как вообще им удалось пережить столько крепких детей.

– У нас есть план, – продолжил Олаф, не дав Руну попасть в сети насмешек. – Наш надсмотрщик задолжал другим выпивку и уже подготовил не малый бочонок, стоящий в гарнизоне. Все что осталось, это пробраться туда и вылить содержимое пузырька внутрь.

– Проще простого! – воскликнул Ветка. – И кто же это сделает, кому наплевать на свою шкуру? А если поймают? Все дело будет висеть на волоске, стражники выпотрошат бедолагу, чтобы узнать правду.

– Это сделаю я! – уверенно сказал Уль. Встав со стула, он возвышался над остальными и оставался все еще крепким парнем, хоть плохое питание заметно сказалось и на нем.

– Нет! – запротестовал Шрам, – без тебя эта затея ничего не стоит. Случись что с тобой нам всем конец.

– Это, сделаю я, – менее уверенно, но все же твердо сказал Олаф.

– Но ты… – хотел было начать Уль.

– Нет, – отрезал Олаф. – Я могу. Я меньше тебя и проворнее. Причем не раз бывал в том месте, выполняя различные поручения. Не смотри так на меня Рун, кто-то должен это сделать, но не ты, нет, у тебя еще будет возможность показать себя…

С этой мыслью Олаф брел по улице уставившись в землю, пока не наткнулся на кого-то огромного. Меч на поясе, толстая кольчуга, Олаф прищурился, ожидая удара, но его так и не последовало.

– Ты чего малец? – мягко спросил неизвестный. Его лицо украшала выстреженая бородка, могучие плечи укрывала накидка из меха, а за спиной висел широкий круглый щит. Незнакомец улыбался и как показалось Олафу, был настроен дружелюбно.

– Ослеп небось от голода, ну ничего дело поправимое! А ну-ка скажи малец, где ближайшая корчма?

Незнакомец выражался странно, Олаф привыкший к иностранцам, сообразил, что воин говорит с акцентом.

– Как ее… Таверна по-вашему!

– В конце улицы господин, " Медвежья Берлога", – наконец ответил Олаф.

– Тебя то, как звать? – поинтересовался человек.

– Олаф, господин.

– Вот что, Олаф, никакой я тебе не господин, зови меня Варус, или просто Вар.

– Как скажете гос… Вар, – улыбнувшись поправил себя Олаф.

– Пойдем Олаф, стоит перекусить! Не желаешь составить компанию, чужаку?

– Конечно! Вот только таких как я, туда не пускают…

– Я думаю, это тоже поправимо, парень… Пойдем, чего гадать, дела стоя на месте не делаются.

В таверне "Медвежья берлога", ранее "Тролль и Эль", уже давно хозяйничал южанин эмигрант. Но ранее, так и сейчас оборванцев тут не жаловали.

– Это еще что такое? – возмутился толстый трактирщик, уставившись на новоприбывших в особенности на Олафа.

– Это я, глупец, не видно что-ли, а парнишка со мной, – сказав это, воин швырнул серебряную монету толстяку, и добавил, – принеси эля, да курочку пожирнее.

Трактирщик какое-то время продолжал как вкопанный наблюдать за тем, как двое уселись за свободным столом (в зале сидело несколько человек и один из них словно торопясь быстро покинул таверну) и все же недовольно хрюкнув отправился выполнять заказ. Обед долго себя ждать не заставил, молодая, угрюмая девушка принесла горячую курицу с луком и пинту крепкого эля. От запаха Олафу вскружило голову. Последний раз курицу в таком виде он видел еще совсем маленьким. Олаф не мог поверить в случившееся, все происходило так, будто он не был кем есть и сидел на равных с воином. О такой чести, можно только мечтать.