– Пожалуйста! Только прошу, надень все же парик! Не пугай бедных лам!

– А мне, господин Берг, тоже надо кое-куда сходить! – с подчеркнутой вежливостью заявил Масао. – Где мне потом вас искать?

– Если не ошибаюсь, в английскую миссию? – криво улыбнулся Берг. – Бегите, господин Масао, жалуйтесь на меня! А насчет поисков – вы человек сообразительный! И разведчик к тому же. Найдете!

Фыркнув, японец развернулся на каблуках и ушел.

– Так, с официальной частью мы покончили, – высказался Андрей. – Теперь нам надо выяснить, заходили ли в Ургу после изгнания Унгерна части 27-й конно-стрелковой дивизии. И если да, то каким монастырем русские усиленно интересовались.

– Совершенно верно, – кивнул Агасфер. – И если Дягур со своим воинством был тут, надо очень аккуратно, без ажиотажа, поискать свидетелей вывоза казны Азиатской дивизии.

– Красные откуда-то точно знали адрес сокровищ. Это первое, – заявил Медников. – Второе: лама, которому барон оставил свое сокровище, не захотел ссориться с советской властью или допустить, чтобы красноармейцы по досточкам разнесли в поисках золота весь его монастырь. И вот вам, друзья, вопрос на засыпку: где красноармейцы могли раздобыть несколько десятков подвод с лошадьми для вывозки золота?

– У торговцев, где же еще, – фыркнул Безухий.

– Правильно, Ху! Значит, нам надо поискать концы в торговой слободке Маймачэн. Поспрошать китайских торговцев. В конце концов, времени прошло совсем немного, забыть такое они не могли. Ясно?

– Ясно! – кивнул Безухий. – Линь пойдет по той стороне этой вонючей улицы, а я по другой…

– Погодите-ка! – Агасфер достал из кармана позванивающий мешочек. – Это мелкие серебряные китайские монеты. Торговцы будут охотнее говорить, если их воспоминания покупать.

Первым вернулся Линь:

– Хозяин, я обошел восемь лавок, и в пяти из них мне подтвердили, что вошедшая в Ургу Красная армия искала телеги с лошадьми. Мне надо идти дальше?

– Не стоит, – покачал головой Агасфер. – Подождем Безухого.

Вскоре показался и Безухий, тащивший за шиворот приседающего от страха толстого китайца.

– Не хотел идти, Берг, – коротко пояснил он. – Мне кажется, это будет интересно!

Периодически встряхивая торговца, Безухий быстро спрашивал его о чем-то по-китайски. Тот отвечал, слегка запинаясь. Наконец, бесцеремонно прикрыв все еще бормочущему китайцу рот ладонью, Безухий начал рассказывать:

– Все, с кем я говорил, подтверждают конфискацию подвод. У многих вместе с лошадьми и повозкой мобилизовали и возчиков. Обещали, что вернут. У этого черепашьего сына взяли арбу, лошадь и приказчика. Через день приказчик вернулся, но без арбы и лошади: сказал, что красные не отдали. Торговец думает, что приказчик сам сбежал от солдат и бросил хозяйское добро. Хозяин сильно рассердился и выгнал приказчика. Теперь он среди попрошаек, хозяин его недавно видел. Я думаю, Берг, было бы интересно узнать – куда пошел красный караван? Пойдем поищем бывшего приказчика – он-то наверняка помнит…

Агасфер пожал плечами: попытка не пытка. Пошли искать приказчика среди многочисленных нищих, и вскоре китаец дрожащим пальцем показал на одного из них. Велев Линю держать лавочника, Безухий врезался в толпу оборванцев, бесцеремонно вытащил одного из них и подволок к Агасферу.

Снова начался допрос. Время от времени, когда оборванец замолкал, Безухий совал ему мелкую монету. Отпустив наконец попрошайку и его бывшего хозяина, Безухий брезгливо осмотрел свои руки и даже понюхал их.

– Надо купить мыла, Берг. Я чувствую, что здесь заразы больше, чем в самой грязной сточной канаве Шанхая. Но сначала о деле. Парень подтвердил, что был мобилизован красноармейцами вместе с арбой и лошадью. В монастыре они грузили ящики, похожие на патронные. Сколько было ящиков и подвод – он точно не помнит. Когда телеги были нагружены, их под усиленным конвоем красных направили на восток. Гнали целый день, потом приказали сворачивать к югу – туда, где проходит железная дорога…

– Наверняка путали следы, маскировали путь отхода, – понимающе кивнул Агасфер.

– Не знаю. Потом половину возчиков прогнали, а часть телег связали по две-три штуки, одна к другой. Рядом с телегами все время ехали повозки с пулеметами. Парень немного понимает по-русски, и понял из разговоров, что красные живыми свидетелей не отпустят. Когда железная дорога была уже совсем близко, он незаметно прыгнул в канаву. Его поискали, но недолго. А он просидел до ночи и убежал обратно в Гандан. По дороге ему попадались дохлые лошади и сломанные телеги. Но никто из возчиков, кроме него, сюда не вернулся.

– Понятно, – помрачнел Агасфер. – Были приняты меры предосторожности… Ладно, мы выяснили здесь все, что хотели. Был склад золота, был караван, увели его конники Дягура. Ладно, господа. Пора обедать, но в такой вони это просто невозможно! Предлагаю на время покинуть Ургу и пообедать за городской стеной.

Возражающих не было. Только Андрей поинтересовался: а как же Масао?

– А вон он уже идет, – кивнул в сторону Медников. – И такой довольный!

– Господин Берг, вам шифровка из Токио! – с торжествующей ноткой в голосе проговорил Масао, протягивая Агасферу четвертушку бумаги. – Насколько я понял, ответа там не ждут!

Еще за несколько месяцев до своего разгрома, планируя Северный поход в российские пределы, Унгерн, разочарованный отсутствие притока добровольцев в его дивизию из монгольских улусов, решил отправить делегацию в Хайлар, к атаману Семенову[17]. Выбор барона пал на полковника Савицкого и сотника Полякова: полковник был отряжен для солидности порученной миссии, а сотник происходил из забайкальских казаков и мог оказаться полезным для вербовки земляков человеком. Для охраны делегации бароном был выделен казачий взвод.

Узнав о посылке делегации в Маньчжурию, комендант Урги и он же «штатный» палач Унгерна Сипайло понял, что лучшей возможности сбежать от греха подальше у него уже не будет. И сумел уговорить барона включить в состав делегации и его.

Особо уговаривать «дедушку»[18] не пришлось: Сипайло, которому Унгерн вполне доверял, было поручено передать Семенову секретное послание. В этом письме барон извещал «дорогого друга» об «огромном успехе» своей монгольской авантюры и доверительно сообщал, что ему надоела постоянная опека японцев[19], которых он называл не иначе как «япошками» и «косоглазыми». Унгерн также просил атамана сообщить о монгольских интригах «япошек» американцам, чтобы те предприняли меры по выдворению их из Монголии.

Сипайло в то время было 40 лет. Он именовал себя русским офицером, хотя в армии никогда не служил. Свои офицерские погоны палач получил в семеновской контрразведке, и за несколько месяцев службы сумел возвыситься до полковника – быстрая «карьера» у атаманов было самым обычным делом. Сипайло «заведовал» одним из десятка забайкальских застенков и заслужил своей изощренной жестокостью такую всеобщую ненависть, что Семенов отдал приказ «кончить урода». Однако палачу удалось вовремя убраться из Читы и прибиться к Унгерну, и с тех пор он стал его неизменным спутником и вторым «я».

Сипайло широко использовал правило военной контрразведки времен Гражданской войны, оценивая ее эффективность числом жертв. Его тяга к убийствам была чисто психологического свойства: он тосковал и нервничал, если его застенок в «комендантстве» был пуст. Убийца гордился своей страшной славой, с удовольствием рассказывал всем желающим о поведении людей перед смертью, делился подробностями того или иного способа казни.

Сипайло был душителем в самом прямом смысле слова. Своих неопытных помощников-монголов он учил пользоваться разными веревками в зависимости от того, должен ли человек умереть сразу, или помучиться перед смертью. Особое удовольствие он находил в удушении предварительно изнасилованных им женщин. Рассказывали, что в числе таких женщин в свое время была племянница атамана Семенова, молоденькая Дуня. После казни ее мужа-еврея он взял Дуню в прислуги, спал с ней, рассказывая налево и направо о том, что «трахает» родню всесильного диктатора Забайкалья. А когда Дуня ему надоела, он задушил ее и позвал приятелей-офицеров, чтобы с гордостью продемонстрировать тело несчастной.