Николай окончательно опешил от страшного для него предсказания из уст сестры. Сразу после этого Ольга мило улыбнулась, чтобы никто, не дай Бог, не заметил что-либо странное. Молодой человек же ничего не ответил девушке, а лишь кивнул ей задумчиво, радуясь тому, что их шёпот никто не был в состоянии услышать.

– А мама тебе не рассказывала кое-что? Та, с кем ты разговаривал на балконе, – и есть тот самый вариант.

После такого Дьяков уже окончательно утонул в зыбучих песках шока. Возможно, это настоящее чудо, что он продолжал твердо стоять на ногах, без каких-либо колебаний, однако его и без того бледная кожа стала еще белее. На миг направив взгляд на Варвару, он направился к матери, но не за тем, чтобы поднять ту тему снова.

– Я пойду к себе. Мне стало нехорошо.

– Боже, иди, конечно. Что-нибудь приказать сделать? – с заиканием забеспокоилась Елизавета Александровна.

– Нет, я уже попросил Алёну сделать чай. Мне этого будет достаточно.

– Как скажешь, отдыхай.

Николай, наконец, зашел в свою комнату. Интерьер отчасти похож на интерьер гостиной. С двух противоположных сторон располагались шкафы во всякими книгами, перед окном – рабочий стол с парой стульев с одной и другой сторон, а ближе к двери – мягкая двуспальная кровать. Дьяков прислонился к двери, смотря в пол, и пальцами одной руки схватился за волосы и чуть потянул их вниз. Вспоминая тот момент и обдумывая всё по нескольку раз, он нервно посмеивался:

«Милая моя девочка, о чем ты говоришь?.. Неужто музыка сегодня разыграла в тебе чувство юмора, и ты решила пошутить? – на время мысли прервались, юноша «заснул», ушел с головой в «бездну» из ничего, но после всё возобновилось. – Нет, Оля, не бывать этому. Мне никто не нужен, кроме вас троих. Вы самые близкие и любимые люди, зачем мне ещё кто-то? Зачем нам лишний человек в семью? Вы и работа – вот чего я с величайшим удовольствием придерживаюсь, и так будет до самой моей смерти. Ты не права, сестра. Твое гадание соврало в этот раз».

Вскоре он понял, что надо бы стереть это из головы и начать думать о другом, и встал вновь прямо. Дьяков вдохнул полной грудью, желая почувствовать незаменимую и родную ауру уединения и скорого рабочего и творческого процесса. А изюминкой были темнота, капли дождя на окнах, шум от него снаружи и свет от свечей. Когда молодой человек поставил канделябр на стол, он посмотрел на чашку с зелёным чаем. Медленно и аккуратно дотронувшись обеими ладонями до белой посуды, Николай понял, что напиток еще не до конца остыл; впрочем, ему было бы все равно, даже если бы чай оказался совсем холодным. Он взял со спинки стула свою домашнюю одежду – пышную белую рубашку и черные брюки, идеально ему подходившие, с широкой резинкой в поясе – и переоделся, затем аккуратно сложенную прогулочную одежду убрал в шкаф. Он попутно предвкушал сладкую и манящую работу с мыслями для собственного рассказа, да и для себя.

Вот он уже стоял возле окна с чашкой в руках, слегка прислонив голову к углу стены и внимательно рассматривая будто уставшими, но всё же живыми глазами здания, людей, которые шли, бежали, стояли, ехали, сменяли друг друга, и неспокойную погоду. Он не издавал ни единого звука, словно превратился в статую с идеальными, обворожительными формами всего и без чего-то лишнего. Иногда улавливались голоса людей из остальной части квартиры, но Николай не придавал этому никакого значения.

«Положим, он встретил ее у Невы… Мрачной ночью, где светили луна, звезды, фонари. Необыкновенная красота мёртвого создания… Нет, бессмертного духа, бывшего «заложника» уже холодного молодого тела».

– Разве описание не потрясающее? – внезапно, почти шёпотом произнес Николай, прислонив ладонь к стеклу прямо перед собой и смотря уже на свое отражение, в его глаза. – Да, верно… И эта встреча оставит большой след в главном герое, и не только в нем.

С полностью пробудившимся возбуждением Дьяков сел за стол, взял черновики, пробежался по последним строчкам и продолжил писать, периодически останавливаясь для обдумывания некоторых деталей.

«Будет потом интересно узнать, какое мнение сложится у всех… Не только по поводу этого рассказа, но и других… Восторг, недоумение, гнев? Ха-ха…» – пришло ему в голову в какой-то момент.

И так Николай просидел до полуночи, не зная о сне и чувствуя хороший прилив идей и бодрости.

Проспал он часов до одиннадцати за тем же рабочим столом. На протяжении некоторого времени пытался окончательно проснуться и сообразить, что происходило вокруг него – но всё было тихо и на своих местах со вчерашнего вечера.

Дьяков привел в порядок рабочее место, умылся, переоделся и направился со свежей головой в гостиную. А там он застал Елизавету Александровну, вязавшую вместе с Алёной, а за ними наблюдал резвый, любопытный не по своему возрасту и конопатый слуга Денис того же возраста, что и горничная. За столом же сидел отец, Виктор Анатольевич; замечу, что морщины лишь украшали его образ, а по бокам виднелись седые волосы на фоне чёрных, которые были по всей голове. Он мило беседовал со своим старым другом, Сказовым Егором Егоровичем, который по мужской красоте и блестяще развитому вкусу не уступал тому. У него были рыжеватые волосы, на лице – несколько родинок и серые, добродушные глаза. Являлся преподавателем истории в одном из престижных университетов. Его многие любили за доброту, хорошие и ценные советы и умение найти нужный подход для разговора с любым человеком. Его любила вся семья Дьяковых, особенно её молодое поколение: Ольга с большой охотой слушала несколькочасовые рассказы или, лучше сказать, лекции со всеми подробностями и примечаниями, начиная с появления человека и заканчивая нынешним временем; Николай же питал к нему уважение как к наставнику, имел дискуссии с ним не только об истории, но и о философии и лингвистике, что тоже занимало достаточно много времени. И сейчас они обрадовались, когда увидели друг друга, вот только Сказов выплеснул полностью своё восхищение, а Дьяков был посдержаннее, но всё же тоже заулыбался. Преподаватель встал со стула и крепко обнял молодого человека, не забыв пару раз его горячо поцеловать.

– Николаюшка, родненький, как я рад! Чувство, будто век вас с Олечкой не видел, хотя прошло лишь полмесяца с нашей последней встречи.

– Егор Егорович, я тоже безумно рад вам. Значит, вы и с сестрой уже пересеклись?

– Конечно, быстрыми шагами и чарующим настроением встретила меня. И я пообещал ей сегодня рассказать о Людовике I Благочестивом, а там потихоньку и другие пойдут. Comment allez-vous?

– Прекрасно, благодарю.

– Дай угадаю: ты сочинял допоздна опять? – спросил Сказов игриво, подняв свои густые рыжие брови.

– Да, было такое дело.

– Светлая, умная головушка! Я доволен тем, что ты продолжаешь делать то, что любишь. Так приятно осознавать это.

– Душа цветёт, тепло удовлетворения и успеха из сердца и головы распространяется по всему телу, и не хочется, чтобы это исчезало, – небыстро и с трепетом добавил Николай.

– Чудесно. Завидую я вам, – повернулся Сказов к родителям молодого человека. – Иметь таких поистине способных и творческих детей – бесценный Божий подарок на всю жизнь, а большего и не нужно.

– И не говорите, Егор Егорович, – с умилением хихикнула Елизавета Александровна. Николай притих, опустил глаза вниз, стоял неподвижно, видимо, говоря таким образом: «Ну, полноте нас нахваливать».

– Друг мой, так, о чем ты начал говорить? Кто в город приедет? – решил вернуться к последней теме дружеской беседы Виктор Анатольевич.

– Ах, точно, спасибо, что напомнил. Олечка, думаю, тебе тоже будет очень полезно узнать, – обратился он к только что вошедшей девушке. – Не так давно я получил письмо от одного своего друга, достойного и трудолюбивого штабс-капитана, который родом из Сибири, и там он заявил, что совсем скоро вся его семья прибудет в Петербург на постоянное место жительства. Очень хорошие люди, образованные, культурные. Уверен, вы найдете общий язык. Его жена такая же рукодельница, как вы, Елизавета Александровна. А вы, ребятки, можете подружиться с их дочерью. Хрупкая, скромная особа. В общем, сами увидите. В честь их приезда они пригласили меня на вечер. Там будут и другие их друзья, а также какие-то дальние родственники. Если хотите, я вас им зарекомендую, и могут так же пригласить. Коля, могу и про Альберта Олеговича упомянуть.