Я ответственно относилась к стабильности личной практики, ведь за два года занятий она помогла мне решить множество проблем. Зажатая и готовая к разного рода неприятностям, как внешнего, так и внутреннего характера, я цеплялась за покой и расслабление, что приходили после занятий, как за путеводную нить. Нить, крепость которой зависела от регулярности практики.
Будильник буркнул всего раз, прежде чем я его выключила. После оповещения о подъёме напала такая сильная сонливость, что теперь я была уверена в том, что как только закрою глаза, сон станет крепким на долгие часы.
Я с трудом выбралась из-под нагретого телом одеяла и тихонько оделась, в сомнениях поглядывая на спящую Ольгу. Мы не договорились о том, нужно ли её будить или нет. Я решила сделать это позже, в случае, если она не придёт на йогу, и, взяв коврик и приобретённый шарф, отправилась на крышу, где должно было состояться занятие.
Я поднималась по частым ступенькам в сланцах, норовящих слететь с ног, преодолевая один пролёт за другим, и, как могла, жалела свою коленку. Она имела свойство усложнять мне жизнь в моменты продолжительных нервных переживаний или чересчур выматывающих физических нагрузок. Это всегда происходило неожиданно: в сустав как будто били чем-то тяжёлым извне, отчего нога сразу подкашивалась, а в голове возникала острая нестерпимая боль. Я редко могла удержать равновесие при таком ударе и падала на землю, если не находила за что или кого зацепиться. Чем невыносимей была боль, тем дольше я потом приходила в себя и старалась не опираться на больную ногу до тех пор, пока не начинала доверять своему телу заново. Я испытывала дикий страх перед этой болью и подсознательно старалась держаться возле стен, поручней и людей, которые могли бы меня поймать в случае внезапного удара. Хотя упасть я не боялась. Я испытывала ужас перед болью, затмевающей рассудок.
Спуск с лестницы обещал быть не быстрым. Лучше бы сразу разбудила Ольгу и не добавляла себе сложностей. Из-за недосыпа я поленилась лишний раз подумать о более удобном построении маршрута утреннего передвижения.
На крыше никого не было. В сомнениях я прошла по сырой от ночного дождя площадке под навес и положила плед вместе с ковриком на скамейку. Небо затянуло тучами, сквозь бледный туман проглядывались макушки гор. Я поёжилась от порыва сырого ветра. Ещё сильнее захотелось вернуться обратно под одеяло.
Моё одиночество прервала Гюляра. Вместе с ней мы растащили обеденные столы, освобождая пространство для занятия. Спустя несколько минут к нам присоединились Рена, Фаина и Татьяна. Сонные, укутанные в ветровки и шарфы. Азата всё не было.
Я присела на стул, уткнувшись взглядом в облако, заслонившее округу.
– Может он проспал?
Вопрос повис в воздухе.
– Может это твой шанс провести нам йогу? – с серьёзным выражением лица спросила Гюляра.
На миг я застыла, а потом ответила, что разбужу Азата, и поспешила уйти. У меня имелся опыт проведения занятий, но я не готова была применить его прямо сейчас.
Я сползла по неудобным ступенькам, нашла нужную дверь и замерла, прислушиваясь к шорохам в номере Азата. Вдруг, стоя под его дверью с поднятой для стука рукой, я испытала чувство животной дикости. Меня накрыло им с головой, я осознала, насколько глубоко всё и все чужие вокруг меня, что я никого не знаю, и Азата я тоже не знаю.
Когда в первый раз пришла к нему на занятие в Петербурге, и мы поговорили, почему-то показалось, что я знаю его очень давно, показалось, что общаться с ним может быть легче, чем с другими людьми. Но это же совсем не так. Вспомнила я об этом только сейчас.
Я отмахнула от себя внезапный анализ фактов нашего знакомства и неуверенно постучала в дверь. Спустя время из-за неё появилось заспанное лицо Азата. Я почувствовала себя тираном.
– Доброе утро, – видно, что не очень, – Йога будет?
Он сонно кивнул, видимо не понимая, что к чему, а я пошла за Ольгой. Энтузиаст!
Когда все встали на коврики в боевой готовности выполнять асаны, я начала замерзать. Чаще всего я мёрзла не из-за погодных условий, а от волнений и переживаний. Такая реакция на стресс стала проявляться в теле не так давно, и привыкнуть к этому не получалось.
Всю практику я безразлично повторяла асаны за Азатом, стараясь не думать о том, как мы проведём сегодняшний день. В заключительной шавасане мои мозги как будто замёрзли вместе с привычно похолодевшими во время занятия руками и ногами.
Я опять запереживала, что простужусь и заболею, но где-то глубоко внутри понимала – это совсем не тот холод, от которого потом болеют.
Последние пару месяцев перед отъездом я чувствовала себя чересчур скованной, измученной собственной физической болью и раздражением от неприятных сигналов, которые посылало сознанию тело. Нередко меня без причины передергивало, я ощущала тесноту и спазмы внутри, и мне непросто было контролировать тело, управлять им и направлять его.
Занятия йогой не всегда приносили мне облегчение, но сейчас, на этой крыше, несмотря на то, что замёрзла, скованности после практики я не ощутила.
Сворачивая коврик, я заметила севшего на перила балкона крупного чёрного ворона. Он внимательно за нами наблюдал, перетаптываясь с ноги на ногу.
Мы посмотрели друг на друга.
«Привет!».
Казалось, что в такие моменты сама природа поддерживает и успокаивает меня, напоминает о своём присутствии, о своей жизни вокруг других жизней. Эта птица олицетворяла связующее звено между происходящим и уже произошедшим. Сочетание в ней покоя и любопытства отчего-то утешало, увлекало и в то же время возвращало к реальности.
В меню, среди названий блюд, Фаина нашла обычную рисовую кашу с бананом. По крайней мере я надеялась на то, что она обычная. Остальные женщины одобрили наш выбор, и мы сделали однотипный заказ. Азату было всё равно, чем завтракать, и, кивнув на наше предложение, он спустился к себе в номер.
Прошло пятнадцать минут, двадцать, полчаса, но ни одной тарелки с кашей нам так и не принесли. Потеряв терпение, Гюляра направилась прямиком к повару, чтобы узнать, в чем дело. Ей навстречу выбежал запыхавшийся официант и попросил подождать ещё немного.
Перекинувшись с ним несколькими фразами, она вернулась обратно за стол.
– Почему так долго готовят?
– Он сказал, что у них на кухне закончились бананы, и ему пришлось ехать на велосипеде за ними на базар.
– А сказать, что бананы закончились, они не могли?
Гюляра пожала плечами. Вскоре к нам вернулся Азат, а ещё через несколько минут на стол были поданы тарелки с кашей, в которую крупно порубили бананы.
– Сегодня мы посетим Биджли Махадев темпл – храм Электрического Шивы6, – объявил Азат, когда мы почти расправились с завтраком, и начал объяснять, что к чему.
Биджли Махадев темпл построен на вершине священной горы, расположенной на пересечении двух долин – Куллу и Парвати, что считается благоприятным местоположением для мест силы. По легенде, в горе спрятаны свитки со священными текстами, и найдутся они только тогда, когда человечество будет готово их понять.
О Шиве я знала только то, что он один из верховных богов индуистского пантеона. И что на некоторых картинках его изображают синим. Никаких ассоциаций и представлений о том, что нас ждёт в храме, в мыслях не возникло.
Пока мы ехали в такси, я успела представить древний храм, где совершаются различные религиозные поклонения и обряды в честь Шивы, таинственную атмосферу места, поведение людей и то, как туда впишется наша группа.
Фантазии рассеялись, когда я выпрыгнула из машины. Мы стояли посреди широкой пыльной дороги. Гималайским лес покрывал волнистые гряды холмов, далеко внизу виднелся облачный Манали.
В поездку я надела юбку в пол и теперь понимала, что это было далеко не самым лучшим решением. Приходилось часто приподнимать подол, чтобы видеть, куда наступать.
Постоянно, чтобы ни происходило, я пребывала в необычном состоянии покоя. Покоя неведения. Плыла за всеми по течению происходящего и знала только то, что актуально и ценно на данный момент времени. За счёт такого подхода к путешествию я уставала намного меньше, чем в случае, если бы знала, сколько предстоит пройти или проехать за день. Наивная уверенность в том, что за «следующим поворотом» станет проще, буквально придавала сил.