~

Это, определенно, была не лучшая неделя в жизни Микки. Далеко не лучшая, даже несмотря на то, что теперь он с точностью знал — ближайшую сотню лет Терри их с сестрой не потревожит. Мешало лишь то, что буквально каждый человек в их школе — да и не только в школе — успел допросить его и Мэнди по этому поводу. А большая часть, почувствовав уверенность и свободу, даже пару раз попытались доебаться до них за ошибки отца — теперь ведь Терри не сможет защитить своих деток, а что еще более важно — свое имя. Наверное, можно не говорить о том, что с ними стало.

Но им повезло в одном — социальным службам, которым раньше было наплевать на них, также было наплевать и сейчас. Удивительно, как это дерьмо обходило их стороной всю гребаную жизнь — а ведь Микки был бы счастлив узнать, как бы все поменялось, если бы сотрудники навестили их еще в детстве, но увы. Хотя сейчас он был только рад такому раскладу, ведь по рассказам того же Галлагера, которому довелось побывать в детдоме — жизнь там была несладкой.

— Он не связывался с тобой или Мэнди? — наверное, это был уже сотый вопрос по поводу его отца. Карен это словно волновало больше, чем его самого. Но он не винил её — скорее всего, она просто волновалась за него.

— С чего бы? — тихо ответил Мик, пытаясь не отвлекаться от того, что рассказывала им учительница литературы. Он и так ни на чем не мог сосредоточится в последнее время из-за того, что охуенно сильно уставал на своей работе.

Ему пришлось брать больше смен в кафе, потому что все заначки его отца уже давным-давно закончились, а платить по счетам и покупать еду им все еще было нужно. К счастью, Мэнди пообещала ему тоже найти подработку. А пока выбора у него особо не было, если, конечно, не считать вариант стать гребаным бездомным.

— Ну, не знаю, вы же, типа, его дети, — пожала плечами Карен. — Мог бы подумать заранее и придумать, как снабдить вас ебаными деньгами, чтобы ты так сильно не рвал жопу в этом пидорском кафе, — продолжила она, с сочувствием глядя на брюнета. Наверное, по парню было видно, как сильно он заебался за эту неделю — не только физически.

— Боже, Карен, он думает, что это я сдал его, и похрен, что я понятия, блядь, не имел, где его тупая задница, — покачал головой Милкович. — И догадываюсь, что сейчас он последним делом хочет нам помочь.

— Милкович, еще слово, и я вас рассажу, — цокнула языком учительница, уже пару минут наблюдавшая за перешептыванием этих двоих.

Микки, конечно, тут же заткнулся, бездумно переводя взгляд на весь остальной класс. Все просто продолжали заниматься своими делами и болтать — удивительно, как учителя всегда замечали именно его из всех тех, кто действительно мешал вести урок. И тогда он случайно встретился глазами с Йеном.

Господи, опять этот жалостливый взгляд. Сегодня был только первый день, как Галлагер вернулся в школу после недели отстранения, но Микки уже начинало тошнить от этих щенячьих глаз. Видимо, после того дня, Йен подумал, что они вновь нашли общий язык.

Но это была лишь минутная слабость — да будь там кто угодно, он бы всё равно позволил себя обнять, ебаный боже. Он был просто под воздействием эмоций в тот момент. А Йен может пойти к чёрту вместе со своей ебаной жалостью и своими теплыми, сильными руками. Да, прямо к чёрту.

~

Это скитание надоело Микки именно в тот момент, когда ему пришлось ночевать на заднем дворе, потому что его мать просто забыла о нем. Удивительно, что она вообще вспоминала, что у нее есть сын.

На следующее же утро он, сперев ее телефон, обзвонил всех ее родных. И пусть он не знал практически никого — Микки был уверен, что найдется человек, которому на нее на похер. Честно, он ставил на то, что трубку возьмет его бабуля, которую он видел всего раз в жизни, но ответила на звонок тетя Грейс — сестра мамы.

Он слышал о ней мельком, и не самое хорошее. Мама словно целую вечность винила ее за то, что та живет нормальной жизнью. И Мик догадывался, что это зависть. И может быть, обида за то, что сестра позабыла о ней, как только все наладилось.

И наверное, не самым правильным решением было звонить ей, но по правде, сейчас Микки последним делом волновало то, что там чувствовала его мать. Её ведь не волновало то, каково было Микки все это время.

Он помнит, как тетя подъехала на крутой тачке к тому гадюшнику, где им пока приходилось жить. И помнит, как сильно мама не хотела идти с ней на контакт — их крики, наверное, слышал весь квартал. И он точно никогда не забудет то, как его тетя — которую он, блядь, даже не знал — была готова забрать его одного, если бы его глупая мать не согласилась сесть в машину.

И наверное, он никогда в своей жизни не узнает, почему родные ему люди заботились о нем меньше чем та, что встретила его всего пару минут назад.

~

До конца урока оставалось всего ничего, когда Карен приспичило вновь открыть рот.

— А ты вообще знаешь, за что его?.. — начала девушка, когда на весь класс раздался громкий хлопок — учительница с силой закрыла книгу, смерив Джексон ненавистным взглядом.

— Микки, бери вещи и за свободную парту. Карен теперь сидит одна на моих уроках, — та недовольно цокнула языком, потому что, по-честному, ей надоело слушать эту угрозу каждый чертов урок.

— Что я сделал? — нахмурился Мик, всеми силами удерживая себя от того, чтобы не столкнуть Джексон со стула за её болтливый язык. И почему всегда он, в итоге, страдал из-за нее?

— Сейчас же! Не мешай мне вести урок, — вновь заворчала женщина, поправляя очки на носу.

Со вздохом, Микки схватил свой рюкзак и уже хотел было пересесть, забрав с собой и учебник, только вот Карен не дала: — Я не брала с собой! У Йена есть, — выдернув книжку из его рук, она вновь затихла. Как же он хотел прибить её сейчас.

Оглянув класс, он понял, что и вправду — иного выбора у него нет, единственное свободное место оставалось только рядом с Галлагером, который тут же убрал свой рюкзак с соседнего стула.

И как только Мик со вздохом опустился на место рядом с Йеном, тот расплылся в улыбке, пододвигая книгу на середину парты. И это был самый длинный урок за всю его чертову жизнь. Галлагер словно специально пододвигался все ближе к нему. Казалось, еще чуть-чуть и Мик просто грохнется со стула.

Но это не самое худшее. Когда они читали, брюнет буквально чувствовал горячее дыхание Йена. Он слышал, как тот шептал слова произведения, водя пальцем по тексту, словно не было этих трех лет вовсе. Худшим было то, что Микки будто снова почувствовал, что ему четырнадцать. Будто бы он снова…

— Не хочешь… зависнуть со мной после школы? — Йен сказал это так тихо, что Микки сначала даже не понял, что он обращается к нему. — Как раньше, — и тогда он посмотрел на него этим взглядом, которому Микки никогда не мог сказать «нет».

Но он хотя бы попытался: — Не знаю, я… С чего бы нам?.. Я не могу сегодня, я… — мямлил Мик, в душе проклиная себя. Сколько раз он велся на это? Галлагер не видит дальше своего веснушчатого носа, и ему пора бы это понять. Здесь нет никаких долбаных шансов.

— Пожалуйста, — надавил Йен, неловко касаясь руки брюнета — пусть всего и на секунду.

— Я не знаю, ясно? — вспылил Мик, убирая руки под парту. Черт, и вот стоило это минутной слабости? Нет уж, он не собирался вновь открываться этому придурку только для того, чтобы ему вновь нашли замену. Не хочет он снова проходить через это.

— Что, будешь зависать с Карен в свободное время? Скоро сам в девчонку превратишься, Господи, — презрительно фыркнул Йен, и Микки просто, блядь, уставился на него. Но в защиту Галлагера можно было сказать одно — он идиот. Раньше, чтобы уговорить Микки на что-то, ему требовалось лишь немного подзадорить его. Он просто не учел, что эти времена уже давно прошли.

—…Она хотя бы рядом, когда в моей жизни происходит какой-то пиздец. Рядом, а не в заднице Спайки, ну, знаешь, — оскалился Милкович, чувствуя, как начинает трясти все тело от злости.

— Опять ты!.. — покачал Галлагер головой. — В этом вся проблема? Всего раз я!..