Члены «египетского ядра» происходили из разных каирских кварталов. «Га-шомер га-цаир» всех объединил и вывел из Египта в кибуц, а потом вышвырнул из кибуца в Хадеру, запихав в автобус, но об этом после. Вита, брат Чарли, и другие ребята уже устроились в большом городе Тель-Авиве или в новом городе Холоне, где дома растут прямо на глазах. Казалось бы, дело ясное: после свадьбы Чарли должен последовать за ними.

– Иди сейчас, – сказал ей в час дня начальник-болгарин, из кожи вон лез, чтобы помочь. – Будет в запасе время приготовиться. Платье свадебное надеть.

– А у меня нет свадебного платья, – засмеялась Вивиан. – Вот что я надену.

Она потянулась за пакетом и показала содержимое: шикарный костюм-двойка серо-белых тонов и кокетливые туфельки на высоких каблуках, последний крик моды.

– Что ж, поздравляю, – протянул господин Конфорти, а потом, словно пытаясь ее разбудить, словно пытаясь разбудить весь мир, воскликнул: – Нет, я не понимаю, почему ты не взяла отгул?!

– Незачем, – сказала Вивиан и смущенно опустила голову.

– Уходи в четверть второго. Когда у тебя автобус в Каркур? Откуда он отходит?

– Раз в два часа, каждый четный час, с центральной станции.

– Поезжай на двухчасовом. – Начальник с тревогой посмотрел на часы. – Во сколько свадьба?

– В шесть, у раввина…

Он явно расстроился:

– Так что же ты будешь делать все это время?

– Не беспокойтесь за меня.

Она вышла в полвторого, чтобы забежать к парикмахеру, который сделал ей прическу в рассрочку, половину взял сразу, половину подождет до следующего месяца. Очень красивая укладка, до Каркура продержится. Вот и хорошо, а то волосы очень непослушные. У Чарли волосы не такие. Вивиан видела почти всех братьев, и у всех волосы были хорошие. Она очень надеялась, что дети пойдут в отца, особенно девочки, тогда им не придется, когда вырастут, тратиться на парикмахера. Вивиан толком не знала Чарли и все же мечтала, чтоб дети больше унаследовали от него, а не от нее. Вот до какой степени старшему брату удалось подорвать ее самоуважение.

Что касается внешности, то, если родятся дочки, пусть будут похожи на ее среднюю сестру, а если сыновья – на старшего брата, высоченного красавца. Одно время он требовал, чтобы сестры ему все в кровать приносили на подносе. Если Вивиан отказывалась его обслуживать, он колотил ее по ночам и отговаривался тем, что якобы делает это во сне. Чуть ли не каждую ночь, не просыпаясь, приходил из комнаты, где спал с младшим братом, в комнату девочек, набрасывался на Вивиан и лупил до полусмерти. От ее криков просыпался весь дом, а поскольку брат пребывал в лунатическом сне, отцепить его от жертвы было нелегко. И вот так, не просыпаясь, искалечил ей не тело, а душу.

Вивиан накинула плащ поверх костюма: день выдался совсем холодный. Сразу же после свадьбы отдаст плащ сестре, что живет с мужем в Иерусалиме. Вивиан даже в голову не пришло пригласить сестру на свадьбу в Каркур. Она ведь такая красавица, а муж-усач – любитель рассуждать, он всегда прав, и в подтверждение своих слов смотрит пристально и грозно и ссылается на разные словари, что у него всегда под рукой.

Без четверти шесть дом раввина оказался пуст, и некому было открыть дверь. Вивиан осторожно присела на каменную ограду у входа, достала из сумки зеркальце, поправила макияж, сделанный в парикмахерской за счет заведения. Успела выкурить сигарету. Раввин пришел без пяти шесть и провел ее в гостиную. Чарли немного опоздал: приехал на тракторе, незнакомые Вивиан девушки тряслись на подножках по обе стороны от кабины. Чарли надел белую рубашку с рабочими брюками, был чисто выбрит и надушен дорогим одеколоном, изрядный запас которого раздобыл во Франции, по пути в Израиль, и хранил в тайнике где-то на кибуцных складах. Тяжелой связки ключей от всех складов, которую он берег как зеницу ока, сейчас при нем не было; разумеется, эту огромную связку он скрепя сердце оставил в надежных руках. «На свадьбу он приедет на тракторе прямо по полям…» – твердила про себя Вивиан. Стали появляться гости, они приехали обычным путем, по шоссе. Не исключено, что кто-то из тех пятерых, что жили в центре страны, как раз и прокладывал дорогу, по которой добирался сейчас на свадьбу. Всего собралось двенадцать мужчин и женщин. Чтобы прочесть «Семь благословений», нужен был миньян – десять мужчин, и добровольцев пришлось искать на улице среди прохожих.

Во время церемонии много шутили. Кто-то что-то скажет – и все засмеются. Сама Вивиан все время улыбалась, не выставляя напоказ зубов: в свое время родители не позаботились их выровнять. Чарли рассеянно вертел головой по сторонам, как невнимательный ученик на уроке, раввин даже сделал ему замечание, чтобы он успокоился и не нарушал ход собственной свадьбы. Поцеловались наскоро. Когда гости стали расходиться, Чарли сказал:

– Тебе в Тель-Авив, с Витой и Аделью, мне – в кибуц с Мирьям и Полой. – Он говорил по-французски: – Мне на все дела еще две недели в кибуце. Глупо ездить каждый день туда-сюда, туда-сюда. Через две недели приеду.

– Конечно, – согласилась Вивиан. – Очень глупо ездить каждый день туда-сюда, туда-сюда.

А она-то надеялась, что он хотя бы приедет с ней в Тель-Авив в этот вечер, и они пойдут в кафе, и он останется ночевать и уедет в кибуц первым или вторым автобусом. На второй она его проводить не могла, потому что на работе не предупредила, но уж на первый проводила бы.

В Адели сионизма не было ни капли. Кибуц или Сталин – ей все равно. Сионизм, коммунизм, социализм казались ей чем-то вроде тараканов, которых надо извести, чтобы обеспечить чистоту и освободить место для значимых вещей. К их числу относились любовь, покой, красота, здоровая и умеренная пища (она никогда не переедала), красивая одежда, а при надобности, как постепенно выяснилось, и врачи.

Адели не так уж хотелось в Израиль. Да, она не пропускала ни одной встречи «Га-шомер га-цаир» в ячейке Жавеса в Каире, но только из-за наставника, из-за Виты. В будущем она планировала переехать во Францию, поселиться рядом с Беатрис, своей сводной сестрой, и поступить на химический факультет Сорбонны.

Все планы порушила любовь к прекрасному и благородному Вите. Усердный и преданный активист «Га-шомер га-цаир» в Каире, проповедник равенства и братства обещал Адели верность до гроба, если она присоединится к нему в Израиле, куда он страстно стремился. Так Адель оказалась в Израиле и начала строить свою жизнь здесь.

Еще подростком она поняла, что Вита человек необыкновенный, редкий, ради него стоило отказаться от любых правил и пропитаться любыми идеалами, лишь бы завоевать его сердце.

Когда отец Адели женился на ее матери, ашкеназке из Германии, сефардская семья отреклась от него. Отец умер, едва Адели исполнилось два месяца, а теперь у нее самой настоящий чистокровный сефард. Эдипов комплекс, или как его. Адель знала о семейной истории Виты больше, чем Вивиан о семье Чарли. История-то была та же самая, но Чарли никогда ничего не рассказывал, семейные корни его мало интересовали. А Вита снова и снова пускался повествовать о своих предках.

В пору изгнания евреев из Испании семеро братьев после долгих мытарств сели на корабль, а потом перешли на другой корабль, и, скорее всего, потом еще на один, и наконец добрались до порта Газы, где и поселились. Праотцы Виты боролись с саббатианцами[5] и после того, как удалось их победить, рабби Шмуэль Кастиль построил в Газе первую синагогу.

Хотя Адель ничего не знала о саббатианцах, пока не услышала о них из уст своего любимого Виты, она сразу же признала историческую истину. Будущий химик с научным складом ума, она уважала факты и никогда не кривила душой. А если не оставалось выбора и надо было солгать, тут же меняла тему.