– Ты умрешь. Порой мне кажется, что ты сам этого хочешь, хотя и дня не прошло, как я тебя знаю, – пробормотал Арлазар, но отступил под давлением доказательств. – Я все сделаю. Отдохни пока. Ратибор, смотри вокруг.

Зверовщик взял седло, упряжь и направился к Хигло.

– Глянь, чтобы сухой был, – услышал голос ходящего.

– Не учи дедушку кашлять, – буркнул Арлазар.

– Мы что? Едем туда? – Ратибор испуганно глянул на сверкающее в неровных лучах солнца белое пятно.

Вопрос остался без ответа.

Зверовщик быстро уложил сумки, с сомнением покрутил в руках костяной бивень, но, услышав тихое «Дай мне», протянул его Кйорту. Тот бережно взял мертвый кинжал в руки, прикоснулся к нему лбом, зашептал тихие слова.

– Панцирь арре?

– Что? – удивился Арлазар, сосредоточенно осматривая чепрак на предмет соринок и загрязнения, ибо даже мельчайшая песчинка может натереть кожу спины до крови и вывести лошадь из строя.

– Панцирь, ножны для арре?

– Их не было, – растерянно пожал плечами эдали.

Подбородок ходящего дрогнул, и Арлазару показалось, что взрослый мужчина сейчас разревется, как избалованное дитя, но этого не произошло. Йерро лишь зашептал:

– Ничего, это ничего. Мы найдем их. А пока брат о тебе позаботится.

Он приложил кость к ножнам аарка. Из них выросло несколько ложноножек и, плотно обхватив арре, прижали его к себе. Арлазар присвистнул про себя и подошел к Хигло. Провел рукой от холки до поясницы – нет ли шероховатостей, проверил область для подпруг и, оставшись довольным осмотром, накинул чепрак на коня, как положено, на холку. Чуть сдвинул назад по шерсти. Далее последовало седло – так же от холки к спине, затем настала очередь подпруг, но тут Хигло, явно недовольный, что отдых продлился недостаточно и, самое главное, что его не покормили, надул живот, не давая пристегнуть ремни даже к первой дырочке на приструге. Часто конюхи в таком случае сильно бьют коленом под брюхо лошади, чтобы она спустила воздух, но Арлазар усмехнулся, взял в руки морковку и дал ее коню. Хигло фыркнул, и живот сам по себе сдулся, когда конь начал жевать.

Как только Арлазар закончил, скакун призывно заржал. Ходящий снова не смог встать самостоятельно, и зверовщик в очередной раз усомнился, что тот справится. Но Кйорт был непреклонен. Принайтовил аарк к седлу и, опять-таки не без помощи, забрался в седло. Хигло немного сплясал влево, но твердая рука Арлазара тут же остановила его. Эдали не собирался выпускать из рук уздечку и, приободрив коня, двинулся обратно из тихого леса на звенящее черное поле с белым пятном в самом центре. Только теперь оно не стрекотало, а низко и гулко пело, перекликаясь церковными перезвонами. Зверовщик хмуро посмотрел над собой, словно ожидая, что сейчас небесная твердь расползется в стороны и оттуда покажется когтистая волосатая лапа и начнет шарить, словно в мешке. Но там плыли лишь курчавые обиженные облака, отливающие всеми цветами радуги. Арлазар выдохнул и пошел чуть быстрее, косясь на темнеющее, идущее волнами небо.

Кардинал вылетел из сна, словно пробка из винной бутылки, и судорожно вцепился в бархатную обивку повозки. В горле засел комок, стало трудно дышать, словно шею сдавили гарротой. Гулко билось сердце, каждым ударом отзываясь пульсацией в висках. Грюон не сразу справился с застежками накидки от падения: пальцы дрожали и отказывались повиноваться. Кардинал дернул посильнее, думая просто оторвать несчастные крючки, но те были пришиты на совесть. Он выдохнул, прочитал про себя короткую молитву и наконец справился с устройством. Сел сгорбившись и вцепился руками в край скамьи.

За окнами забрезжил рассвет. Рыжие солнечные зайчики, играя в прятки и салки, метались по стенкам и потолку повозки. Тихий шум колес, приглушенный топот копыт о лесную дрогу, шелест ветвей в свежем утреннем ветерке. Вот щелкнул хлыст кучера. Повозка пошла чуть скорее, но так же мягко.

Кардинал выглянул в окно: по его расчетам, Глоть должна быть совсем близко. Задернул штору и посмотрел на спящего Волдорта. Старик, уткнувшись лицом в стенку, сладко сопел. Грюон протер лоб от испарины тыльной стороной ладони. Едва ли это от усталости и оттого, что они едут денно и нощно, останавливаясь лишь на краткие привалы и сменить лошадей. Кардинал облизал пересохшие губы и тут услышал, как рядом с повозкой притормозил всадник. Послышалось покашливание и легкий стук в дверцу.

– Ваша Светлость, – тихий, но настойчивый голос начальника охранения. – Ваша Светлость, вы должны это видеть.

Кардинал дернул за шнур с правой стороны. Снаружи послышался яркий, хоть и хрипловатый звон колокольчика. Повозка скрипнула и, пробежав еще немного, остановилась. Заворочался под накидкой Волдорт. Кардинал вышел, проследил, куда указывает солдат, и замер. Впереди, где-то далеко и высоко в небе, бежали черные буруны, словно штормовой океан и небо поменялись местами. Волны разлетались блестящей разноцветной пеной, обнажая ослепительно-белые прожилки, сливались в диком танце, становясь грязно-бурыми, и снова разбегались яркими красками. Вся кавалькада молча и испуганно смотрела на это. Люди, перешептываясь и молясь, подносили ладони ко лбу, но у всех на лицах был один вопрос. Он же отразился и в глазах кардинала. Его же задал вышедший следом Волдорт:

– Что это? Ваше Высокопреосвященство?

– Это над Глотью, – ответил с расстановкой Грюон, потом вдруг закричал: – Коня мне! Самого быстрого.

Никто не осмелился ослушаться, сколько бы странный приказ ни отдал кардинал. Он запрыгнул в седло, ткнул пальцем. Ты, ты и ты – за мной. Потом указал на Волдорта: следить, не оставлять одного, – и умчался вперед.

Деревья, кусты, трава сливались в зеленую стену. Обиженно ржали лошади, когда безжалостные хлысты гнали и гнали их вперед, взбивая на их боках и крупах кровавую пену.

Дикая скачка закончилась так же мгновенно, как и началась. Всадники вылетели из леса на черное перепаханное поле. Кардинал, тяжело дыша, спрыгнул с лошади. Он не верил своим глазам: черная изувеченная и словно вскипевшая земля, громадное, сколько видит глаз, поле с ярким белым пятном где-то впереди, одинокие обгорелые стволы деревьев, но нет ни запаха дыма, ни гари.

– Ваша Светлость, это же… тут должна быть Глоть, – прошептал один из сопровождающих.

– Небеса, что тут произошло? – одними губами сказал Грюон.

Его кулаки сжимались и разжимались.

– Это не могли сделать бесы. Пусть бы даже тут был десяток Сеятелей. Идем дальше. Коней бросьте, – добавил он жестко и решительно пошел вперед.

Осторожно ступая, кардинал исподлобья внимательно изучал мрачное поле. Острый ум предлагал одну версию произошедшего за другой, но тут же отметал их. Все естество пресвитера вставало на дыбы, ощетинивалось, изгибалось шипящим котом. Сознание испуганно пыталось сплести какие-то защитные молитвы и заклинания, но Грюон держался: он чувствовал, что этого делать нельзя, лишь проводил руками над землей, будто гладил колосья пшеницы, и прислушивался к Нейтрали. А она пела на сотни голосов завораживающим переливчатым колокольным звоном.

Грюон продолжал идти, пока впереди не замелькала белая гладь. Но не само пятно приковывало его внимание, а фигуры людей в нем. Они расплывались в ярком свете, и трудно было понять, сколько их и как они выглядят. Но то, что это были люди, кардинал не сомневался. Он медленно подходил все ближе незамеченным, и вскоре смог насчитать три человеческие фигуры и коня. Наверное, пятно слепило не только его самого, но и находящихся в нем: только этим можно было объяснить, что на него до сих пор не обратили внимания. Впрочем, это продлилось недолго. Один из людей указал рукой в его сторону. Кардинал остановился и громко произнес:

– Приветствую вас, братья!

И тут свет угас. Солнце скрылось за набежавшей черной волной, и пятно померкло. Кардинал вздрогнул, сразу поняв, кто стоит перед ним. Его сердце от волнения зачастило, а губы мгновенно пересохли. Ходящий осклабился, но из-за ран на лице это выглядело жутким оскалом. Кйорт выставил перед собой аарк и ледяным голосом сказал: