— Слыш, переросток, отдай!

— Рот закрой! — рыкнул Богдан свирепо.

Она дёрнулась в страхе, но опомнившись пнула по колену. Богдан вздрогнул от боли и отпихнул от себя рукой в грудь. Алекса отлетела чуть не падая, обозлившись кинулась к нему. Всё! Теперь драки не избежать, но его взгляд остановил девушку. Заставив замереть перед ним.

— Это что? — развернул к ней планшет дисплеем, ткнув в лицо.

Голос парня дрожал, глаза почернели и казалось будто его потряхивает. Алекса пробежалась глазами по буквам, сердце бешено понеслось.

— Дай сюда, — сама стушевалась обдаваемая жаркой волной.

— Я спрашиваю это что? — спокойным тоном Богдан, но только с виду, на самом деле молнии уже сверкали над его головой.

Алекса опасливо сделала шаг назад растеряв боевой запал.

— Друг это… — поспешно прочистила горло покашливанием.

— Друг? — шагнул он ближе, нависая коршуном, швырнул ей в руки планшет. — Друг? Целуешься с другом? Спишь с другом? Нихрена себе друг!

— Ты больной!? Что несёшь?

— Любовники?! — кивнул на планшет.

— Да он стебётся!

— А мне кажется это ты стебёшься! Надо мной! Сук-а-а! — взвыл Богдан, растрепав волосы руками. Грудь тяжело вздымалась.

В этот момент ему хотелось ударить девчонку по лживому лицу. То что творилось внутриистановилось сложно удержать и не выплеснуть. Он кажется понимал, как убивают в состоянии аффекта. Готов кинуться и придушить, за лживость, за то, как она его…

— Сук-а-а!

Алекса молчала, чувствуя себя так, будто застуканная в постели с другим. Чувство вины ползло холодком по душе. Она даже не знала, что сказать, помня каждое слово написанное трейсеру. Жар прилил к щекам, она просто попалась и страх отразился в её глазах, отягащая вину.

— Ты не понимаешь, что творишь? Я за всю жизнь таких… я даже не знаю, как назвать, не встречал. Я не знаю, как тебя назвать, нет слов и нет определения для тебя. Ты столько плохого совершаешь и даже не чувствуешь вины, ты никого не ценишь, ни кем не дорожишь. Ты омерзительна!

Она аж рот раскрыла. Такого ей ещё не высказывали.

— Раз я такая плохая, какого чёрта ты тут стоишь белый и пушистый? Какого чёрта ты сюда припёрся?! Катись к чертям!

— Где хочу, там и стою. За тобой припёрся, идиот! А она сука, пишется со всякими мудаками! А я и сейчас продолжаю подбирать слова, чтобы не вылилось наружу, то что кипит внутри.

— Да вали отсюда, — орала Алекса срывая голос. Его слова хлестали очень больно. — Не трать время на меня такую омерзительную суку!

— Не тебе решать на кого мне тратить время! Поняла?! Я влез в твоё дерьмо по самое не хочу и назад дороги нет. И не знаю, что теперь с этим делать! Желание выбить всю дурь из твоей башки… Свали с глаз моих, пока я держу себя в руках, иначе я реально тебя высеку, — грозил Богдан, рыча ей в лицо.

Алекса с трудом держалась чтобы не сжаться и трусливо не отступить.

С минуту сверлили взглядами друг друга полными злобы и ненависти. Богдан боясь, что сейчас не сдержится развернулся и ушел, оставив её одну. Девчонка смотрела в широкую спину и не могла оторваться. Уйдёт, совсем уйдёт… Села обратно на скамейку швырнув планшет на траву, в глазах стояли слезы, сжала до скрипа зубов челюсти, только бы не расплакаться. Обида била по внутренностям, досада хлестала по душе. Она чуть не побежала за ним оправдываться, вот так ещё никто и никогда не поворачивался к ней спиной и не уходил. Противное чувство брошенности мучило и терзало.

Давно стемнело, а она всё не возвращалась в дом, никто её не трогал и не искал. Сообщения продолжали сыпаться пиликая оповещениями. Сжав кулаки взяла себя в руки и решила, приползёшь, никуда не денешься.

Когда вошла в дом стояла тишина, ни одной живой души не обнаружилось. Время почти двенадцать ночи. Отдых называется, как старые пни в десять расползаются по комнатам. Ушла в свою, брюнета там не обнаружилось, сердце понеслось с новой силой. Да и плевать, решила. Быстро в душ и спать.

Богдан весь вечер провёл в спорт зале пиная без перерыва грушу. Если он не успокоится, то просто свернёт ей шею. Дневные поцелуи, податливое лживое тело, не давали покоя, перетряхивая огромное тело парня. Холодная вода, так же не остудила и Богдан решил не ходить в комнату и чуть не хохотнул увидев лежащего на диване Димку. Скинул его ноги на пол и занял другую сторону.

— Мог бы ещё чуток поколотить, я почти уснул под ритмичный звук ударов.

— Ты, что тут делаешь, Нестеров?

Димка промолчал. Богдан улёгся поудобнее закидывая ноги на спинку. Нестеров перевернулся на спину уставившись в потолок. Света не было, но подсветка с кухни освещала большую комнату.

— Чего орали? — вместо ответа спросил Нестеров.

— Пишется со всякими мудаками.

Димка хохотнул в тишину.

— Богдан научился ревновать, — Димка снова хохотнул, — мне это нравится до чёртиков.

— Тебя Илья не кусал? Нравится ему. Кто такой луч?

— Луч? Да это трейсер.

— Какой ещё трейсер?

— Мишки приятель, помнишь, щуплый такой, который помогал Алексу искать.

— Помню.

— С ним что-ли писалась?

— С ним.

— Ленский, забудь. Они при каждой встрече зубы друг на друга скалили. Ему ничего не светит.

— А он пишет, что они любовники, а она не отрицает.

— Богдан, я тебе говорю, между ними ничего нет. Не знаю, чего это она с ним пишется и где они пересеклись, но между ними ничего нет, я бы знал. Да и вообще я тебе говорю, если с тобой за ручку ходит и целуется по углам, то у неё ни с кем ничего нет. Алекса не из тех, кто может на два фронта. Уж поверь мне, я её хорошо знаю.

— А мне кажется она на всё способна.

— На многое, но не на это.

Какое-то время помолчали.

— Знаю, где она с ним пересеклась. Вспомнил. Она ему машину Уимберга заказывала.

— Чтоб меня! — ругнулся Димка. — Надо поговорить с ним, пусть держится подальше от неё. Ещё ей гопников в друзьях не хватало.

— Поговорим, поговорим. Ты то, что тут делаешь? Ольга никак не успокоится?

— Я никак не успокоюсь, — Димка снова лег на бок, наполовину свесив голову с дивана. — Хреново мне. Внутри ноет хрень какая-то. Всё не так и всё не эдак.

— Не с Алексой ли связано?

— Ленский, не параной, не с Алексой. В моем шкафу свои скелеты. Старые, пыльные скелеты, но спать всё равно не дают. Наверное я прозрел, как двадцать пять стукнуло.

— В чём прозрел?

— Живу неправильно, делаю неправильно и совесть за прошлое мучает.

— Нестеров, давай не будем загадками. Говори уже.

— Несколько лет назад, девочку очень любил, маленькую и глупую и предал по глупости, а ещё её глупой называю. Тогда не смог ей признаться, струсил, а сейчас хочу чтобы знала правду.

— Зачем?

— Не знаю, всё время думаю об этом. Совесть наверное мучает.

— О ней думаешь или о том, что предал?

— И о том и о другом… — вздохнул Нестеров. — Влезло прошлое ко мне в голову и не выходит. Почему сейчас? Пять лет прошло, а покоя нет, будто прокляли меня на мучения.

Богдан нервно хохотнул.

— Может не любил, а ещё любишь?

— Нет, — отрезал Нестеров. — Любил, слишком давно это было и вспомнил вот-вот совсем ничего о ней.

— Может надо увидеться и поговорить? И всё станет понятно.

— Да где я её возьму, чтобы поговорить. Как уехала учиться, так за все пять лет ни разу домой не возвращалась.

— Так может вернулась, просто ты не знаешь.

— Я узнавал у её лучшей подружки, бывшей лучшей подружки. Не возвращалась и не планирует. Может вообще давно вышла замуж, родила мужу сына или дочку, а я тут думаю, как придурок, что надо бы, чтобы она знала о том, что я действительно её предал. Бред какой-то. Я тогда говорил: верь мне, а не кому-то. Так и застряли в мозгах эти слова. За все пять лет так никого и не любил. Может и её не любил, чёрт его знает, просто она была другая, не такая, как все. Только моя…

— Не брат, любил, — вздохнул Богдан. — Мне кажется ты хочешь чтобы она знала, что ты её любил, а не то, что обманул.