Туда и надо было толкать.

Везденецкий сорвал замок с тыльных ворот, распахнул их, и вернулся к вагону, схватившись ладонями за покрытый инеем буфер. Послышался вой сирены, над темнотой лагеря вспыхнул красный сигнальный огонь, высветивший здания и вырвавший охранников из дремоты.

Кто-то нашел обезвреженный Везденецким и Митей патруль.

Время будто бы ускорилось. Везденецкий старался не слушать крики немцев, доносившиеся со всех сторон, и толкал. Труднее всего было сдвинуть вагон с места. Стоило упереться, как мышцы тут же вспухли от напряжения, в голове зашумело, но колеса со скрежетом поддались. С каждым метром вагон становился все легче, и, поскольку железная дорога пролегала под небольшим наклоном, инерция стала делать свое дело.

"Черт. Маловато еще дури в теле. Время нужно" — подумал Везденецкий, понимая, что толкнуть вагон, пусть и с помощью определенных рычагов, даже простой, но безумно крепкий атлет смог бы.

Едва-едва Везденецкий успел забраться на крышу вагона и вцепиться в поручень, чтобы не слететь.

— Держитесь! — крикнул он. — Схватитесь за цепи!

Вагон под Везденецким дрожал, стучал колесами, гремел сцепкой на весь лагерь и мчался к стене подобно тарану. Остановить его можно было только танком, но бронетехники в этой части лагеря, к счастью, почти не было. Правда рядом с бараками военнопленных высились пулеметные вышки, с которых по вагону тут же открыли перекрестный огонь.

— Твою мать! — Везденецкий вжался в крышу всем телом и прижал щеку к холодному железу. Пули засвистели над головой, со звоном бились об броню и рикошетили, выбивая веера искр.

Пуля, быть может, и не взяла бы его, но желания найти укрытие под обстрелом и лишний раз не поднимать головы закрепились в Везденецком на уровне рефлексов. Правда, стрельба в какой-то момент внезапно прекратилась. Он не хотел выпрямляться и рисковать, но этого не нужно было делать. Когда вагон проносился мимо поля, за которым высился барак, было видно, что побег Везденецкого решили использовать другие заключенные.

"Ай да Вагнер! Ай да сукин сын!" — весело подумал Везденецкий.

Комендант точно предупредил военных пленников, что этой ночью планируется побег. Они дружно вырвались из барака и несколько узников залили пулеметные вышки порошком из огнетушителей, ослепив пулеметчиков.

Пленные русские вояки, очертя голову, бросили на высоковольтное ограждение доски, вырванные из пола, и под обстрелом стали перелезать через ограду. Кого-то убивало током, кого-то пулей, но узники не собирались сдаваться. Лучше умереть от выстрела, чем быть замученным до смерти голодом или пытками. То же самое, судя по всему, творилось и с другой стороны.

Вагон на полной скорости врубился в стену, разорвал колючую проволоку и разбросал обломки кирпичей по сторонам, будто осколки.

Колеса соскочили с рельс.

Везденецкого потянуло в право и бросило в снег, когда вагон с грохотом завалился на бок, заскользив по заснеженному холму.

В лагере послышались выстрелы. Скорей всего пленники уже завладели оружием немцев, прорываясь к бреши в стене, что было Везденецкому только на руку.

Он вскочил и бросился к вагону, ногами проламывая наст. Когда оказался на месте, раздраженно ругнулся сквозь зубы. Слева и справа, в полях, мелькнули фары бронетранспортеров. Послышалась пулеметная дрель, пули выбивали из снега белые фонтанчики в считанных метрах от Везденецкого, но он не дрогнул.

Не за себя надо было переживать. А за Катю, Митю и Аню. Их, в отличие от него, пули от "МГ" возьмут на ура.

"Так брось их здесь, и всё! Важнее выполнить задание!" — мелькнула мысль в его голове, но он тут же осекся.

Именно это отличало русского солдата от немецкого. Боец вермахта ради германии был готов пренебречь чем угодно, сделать что угодно, чтобы либо выполнить приказ, либо спасти собственную шкуру. Русский солдат, в большинстве своем, так не мог. Человеческая жизнь для него была превыше всего, от чего снова вспомнилась фраза: "Сам погибай, а товарища выручай!". Да, советские бойцы были готовы погибнуть за родину, что казалось иррациональным современным подросткам 2021 года, но они никогда не отличались радикальностью в поведении по отношению к другим.

Везденецкий решил спасти друзей. Так надо было сделать хотя бы потому, что Катя и Аня помогли ему бежать.

Одно дело толкать вагон по рельсам, но совсем другое — перевернуть его и дать пассажирам освободиться. Тут он уже мог не справиться с весом, но всё равно, не взирая на пулеметный обстрел, схватился за края крыши и так напрягся, что глаза покраснели от полопавшихся капилляров.

— Агрх! Давай, Саня! — подбадривал он себя, на его шее вспухли жилы. — Это как становую тягу делать! Ну! А-а-а! Поднажми!

Светила яркая луна, делая поверхность рыхлых сугробов своеобразной лампой, укрывшей равнину подсвеченным белоснежным покрывалом. Перевернутый вагон, да и сам Везденецкий, выделялись на его фоне отчетливым темным силуэтом и были отличной мишенью.

Немецкий полугусеничный броневик пробирался через снег, наст с хрустом трескался под ведущими колесами и дробился, снежной пробкой забиваясь в зазоры между траками. Фрицу, схватившемуся за рукоятку тяжелого "МГ", было неудобно стоять в боевом отделении бронетранспортера, да и постоянная качка затрудняла прицеливание.

— Стоп! — велел командир транспортера, увидев, что дистанция для ведения огня стала подходящей. — Огонь!

Фриц взял силуэт Везденецкого на мушку, и не без удовольствия нажал на спуск, потому что из-за этого гадкого русского не удалось как следует подремать. Прогремела пулеметная очередь. Приклад упруго толкнул фрица в плечо, пули устремились к цели, а холодный северо-западный ветер унес от нагревшегося ствола пахучее облачко порохового газа.

С противоположного фланга вагона тоже послышалась пулеметная стрельба. Наверное, экипаж бронетранспортера Фридриха работал по русскому с другой стороны.

"Теперь этим тварям точно не уйти!" — злорадно подумал фриц, заметив огоньки фар в дальней части равнины.

Вдруг, где-то со стороны стен, донесся стрекот "шилки", да такой пронзительный, что у фрица дыхание перехватило. Фриц лишь увидел, как пять или шесть трассирующих пуль прошили гетерогенную броню транспортера Фридриха навылет, и транспортер закружился на месте волчком, гусеницами разбрасывая струи снега.

— Справа! — крикнул командир машины, и пулеметчик тут же скорректировал направление ствола в сторону стены, увидев мутные силуэты, залегшие за холмами и стрелявшие по броневикам из новейших "МП-50". — Огонь!

Да уж, стало не до русского.

Везденецкий, тем временем, силился поднять вагон, и стал сомневаться в успехе этой задумки. Вагон, всё же, не штага. У штанги хотя бы гриф есть, а тут только холодный и острый край крыши, под который пришлось загнать пальцы.

— Дава-а-а-ай! — прорычал Везденецкий, и сделал как учили.

Спина прямая, груз принимать только на ноги, чтобы не сорвать поясницу, и, стиснув зубы, тянуть изо всех сил. Тут сберечь поясницу — не самая важная задача. Тут бы жизнь сберечь. Везденецкий быстро это понял. Одно дело тянуть штангу весом в пятьсот килограмм, другое дело пытаться поднять вагон и класть на душу несколько тонн бронированного железа.

Сомнительное удовольствие полевого варианта становой тяги обратилось для Везденецкого острой болью в голове. От избытка мышечного напряжения кровь хлынула в мозг с такой силой, что он, казалось, вот-вот покроется аневризмами и они лопнут. К счастью, кровавые струйки брызнули лишь из носа. Вены на висках вспухли, кровь в них стучала будто молоток, под макушкой зашумело и по краям обзора поплыли жирные черные пятна.

Тело дрожало, жилы и суставы растянулись до предела, норовясь разорваться в лоскуты. Даже говорить не хочется, что творилось с мышцами спины, рук и бедер. До последнего хотелось отпустить вагон. Казалось, что он неподъемный, но вдруг тяжеленный борт оторвался от снега.