И очень зря.

Везденецкий, в составе вооруженной группы из ста пятидесяти советских партизан, выдвинулся на позиции под утро. По пути партизаны обезвредили немало немецких патрулей, и заняли позиции в лесу, на восьмом километре дороги, ведущей к станице Гундоровская и "Тихому дону".

Лес, раскинувшийся в пятидесяти метрах от дороги, казался пустым.

Солнце только поднималось над горизонтом. Ветер свистел в ветвях тополей, свистел в ветвях акаций, принося из глубины чащи душистый запах мха и древесины. Хорошее место, чтобы укрыться, хорошее место, чтобы начать внезапное нападение со всех сторон. По ту сторону дороги тоже были заросли, но уже не лес, а небольшая лесополоса. Впрочем, этого оказалось вполне достаточно, чтобы разбросать автоматчиков по правому и левому флангу.

Партизаны затаились в оврагах, в буреломах, изготовив из простыней белоснежные маскировочные халаты, и обмотав ими АШ, чтобы полностью слиться с местностью. Хоть маскировка выполнена кустарным способом, на расстоянии метров пятнадцати, если не шевелиться, ничего не будет видно. Чего уж говорить о немцах, которые попрут на грузовиках по асфальтированной дороге в пятидесяти метрах от позиций советских бойцов?

Будь Везденецкий обычным человеком, он бы в полной мере прочувствовал холод стылого сугроба, в котором вырыл себе небольшой окоп и залег так плотно, что только верхнюю часть лица было видно. "МП-50" он уложил рядом, чтобы случайно не засветиться, и ждал, когда послышатся моторы немецких бронемашин и грузового транспорта.

Неприятность была. Противотанковые приспособления нельзя использовать против танков, и нужно было сделать так, чтобы сохранить хотя бы один "панцер" для прорыва через снег. Там тоже не факт, что получится пробиться к нужному месту за пределами Каменска, но не пробовать нельзя. В таких обстоятельствах вообще невозможно что либо гарантировать.

Тяжелей всего приходилось Ане. Одета она была в теплую гражданскую одежду, Германскую, и, из-за цвета волос и глаз, сильно напоминала породистую немку. По крайней мере издалека. Она засела в тени, за кустом барбариса, и понимала, что взяла на себя одну из самых ответственных задач — остановить колонну. О риске Аня думала постоянно. В случае чего, ей первой предстояло попасть под немецкие пули, но это не пугало ее. Лучше славная смерть, чем позорная жизнь в качестве подстилки для фрицев. Так она думала. Мама научила ее достигать целей любыми средствами, не пренебрегать флиртом с врагом, но от этого хотелось отойти. Шашни с немцами совсем ей не нравились, так что она решила попробовать себя в другой роли и не отказалась участвовать в операции.

Цепочку ее размышлений прервало эхо рокота танкового мотора, донесшееся со стороны Каменска, и тут Аня вся превратилась в слух, подав сигнал автоматчику из прикрытия. Автоматчик сигнал принял, и по цепочке передал его остальным.

— Едут, — шепнул Привалов Везденецкому, заметив, как боец махнул ему рукой с соседней позиции.

— Ага, — ответил Везденецкий, осторожно взяв "Шилку" и тихо оттянув затвор, досылая патрон в патронник. — Ведущий колонны начнет задавать ей вопросы. Помни — огонь не открывать до тех пор, пока колонна полностью не встанет. Нужно, чтобы немцы воткнули нейтральную передачу. Это даст нам время для прицельного обстрела.

— Да помню я, — ответил Привалов.

— На всякий случай, — Везденецкий глядел по сторонам секунд двадцать, на сугробы, и придвинул к глазу прицельную планку "Шилки", как раз тогда, когда колонна показалась в секторе обзора.

Как и предполагалось — два танка, пятнадцать грузовиков. Первыми и последними шли "панцеры", между ними десять грузовиков с пехотой и пять с боекомплектом.

Аня вышла колонне на перерез, размахивая руками и крича: "стоп!"

"Панцер" остановился, качнувшись на гусеничных катках и изрыгнув из выхлопной трубы черный дым. Теперь могло произойти что угодно. Аню могли срезать из башенного пулемета, но она не боялась, ведь ее поступок уже привел к планируемому результату. Следом за танком остановилась вся колонна, фрицы в кузовах грузовиков взялись за автоматы, с любопытством выглядывая за борт.

Командирский люк "панцера" распахнулся, и оттуда высунулся фриц, взглянувший на Аню и с подозрением, и со скрытым животным желанием.

— Кто такая? — спросил он, но она совсем не знала немецкого, и промолчала. — Кто такая?! — с нажимом повторил он.

Палец на спуск, глубокий вдох и полувыдох. Для "Шилки" пятьдесят метров — дистанция прямого выстрела, но Везденецкий поместил в разрез мушки не голову, а торс фрица, чтобы максимально задействовать кучность. Стрелять требовалось в течение трех-четырех секунд, иначе глаза устанут, тело начнет мешать точности стрельбы. Тогда всю процедуру подготовки к огню придется повторять заново.

Хоть Везденецкий обычно не переживал во время боя, палец на спуске всё равно вспотел. Очередь из "МП-50" оказалась более чем точной, более чем громкой, и более чем удачной. Веер пуль будто невероятной остроты меч рассек командира танка надвое. Как только прозвучал первый выстрел, в работу включилась вся партизанская группа.

Загремели "АШ" и трофейные "МП-50", колонна оказалась под плотным перекрестным обстрелом, Аня едва успела прыгнуть на обочину и поползла к лесу. Она слышала, как пули с визгом отскакивали от танковой брони, из металла высекало бутоны искр, напоминавшие яркие огненные цветы. Увы, хоть "шилка" и могла сбить вертолет, танковая броня была ей не по зубам.

Другое дело — грузовики. Они не выдерживали ни одного попадания, прошиваясь пулями словно лоскут шелковой ткани, покрываясь скоплениями пулевых отверстий с верху до низу. Часть немцев осталась в кузовах, часть успела спрыгнуть на дорогу и попыталась занять позицию за обочиной, но скрыться было негде.

Одна пуля угодила в двигатель грузовика, высекла искру внутри, и кабина вдруг вспыхнула как спичка. Пламя шумно опутало металл, заставляя стекла лопаться, краску пузыриться от жара, а немцев кричать от боли. Охваченные огнем фрицы выскочили из кузова, выскочили из кабины и повалились в снег, тщетно пытаясь затушить себя.

Наверное, каждый ганс проклял день, когда его прикомандировали к этой колонне.

Группа левого фланга сразу же расстреливала фрицев в спину. Фрицы умирали как мухи в окружении вздергивавшихся фонтанов снега, порозовевшего от немецкой крови. Трудно было представить, насколько страшно им было. Они не могли понять, в какую сторону вести ответный огонь, изредка огрызались автоматными очередями, но ни в кого не могли попасть.

Облака пахучего ружейного пороха не выделялись на заснеженном фоне, да и сами партизаны казались невидимыми благодаря простыням.

Везденецкому не особо хотелось лично бросаться на танки. В его времени, на учебных полигонах СССР, военные практиковали применение роботизированных штурмовых комплексов. Маленьких и очень умных бронемашин, способных самостоятельно захватить любую колонну с минимальным ущербом для груза. Бортовое вооружение в будущем, признаться, было получше. "АШ" и "МП-50" во всём уступали крупнокалиберному пулемету "Эверест". Будь у партизан хотя бы одна такая машинка, они могли бы меньше чем за минуту, без риска для жизни, обезвредить всё охранение колонны.

Но, увы, действовать приходилось самостоятельно.

Вывести из строя два танка одновременно у него не получилось бы, хоть они и остались без прикрытия. Дорога и обочина была усеяна телами немецких солдат, но танкисты сдаваться не планировали. Везденецкий пополз в сторону дороги, пока партизаны прикрывали его из автоматов.

Замыкающий колонну танк взревел мотором и тронулся с места, плавно поехав назад. Неподвижная мишень практически незаметна на фоне снега, но вот если она двигалась, это другое дело. Командир замыкающего "панцера" сразу заприметил Везденецкого, повернув башню в его сторону и гневно крикнув: "Огонь!"