Какие-то вопросы он глупые задает!
– Потому что муж. Где ему еще быть – на коврике у двери, или на скамейке у подъезда?
Перед глазами предстает душераздирающая картина Боречки, свернувшегося калачиком на нашей раздолбанной скамье: лежит на боку, положив ладони под голову, и коленки к животу прижав.
Просто обнять, и плакать!
– Вы ведь расстались! – укоряет меня Ваня.
Отмахиваюсь, и отхожу от подъезда, подозревая, что в одиночестве меня не оставят. И точно, мужчина спустя мгновение равняется со мной, стараясь идти в шаг.
– Мы не расставались: Борис ушел, а затем вернулся.
– И? – подначивает Иван, вот только я не желаю распространяться о своей печальной личной жизни с первым встречным эскортником. – Ты так просто приняла его обратно?
– Не так уж и просто я его приняла, – ехидно парирую. – Борис обещал мне серенаду и поездку в карете – мечта всей моей жизни. Как я могла отказаться?!
Иван в ответ смеется, и обгоняет меня. Поворачивается ко мне лицом, придерживая за плечи, и заставляет остановиться.
– Так вот какие у тебя мечты? Серенада и поездка в карете?
Не самые плохие мечты, как по мне. Еще бы квартиру нормальную, свою дачу, отпуск в Турции, или на худой конец в Геленджике, и развод.
– Да, вот такие у меня мечты! – вызывающе вздергиваю подбородок.
– Запомню, – подмигивает Ваня. – И что, этот твой муж так и будет торчать у тебя? Может, выгонишь? Или я могу…
– Нет, – перебиваю сердито. – Слушай, ну какой же ты наглый тип! Чем тебе мой муж мешает? Он не у тебя поселился!
– Идея! – Иван легко толкает меня в плечо, привлекая внимание. – Пусть он у меня селится, а я к тебе, а?
Отмахиваюсь от дурацкого предложения, и сворачиваю на соседнюю улицу, где расположено недорогое кафе. Мне бы позавтракать!
С радостью бы выставила Бориса вон, да вот только знаю я его: специально же будет торчать под дверью, как брошенный пес, и жаловаться всем вокруг на гадину-жену. Или, того хуже, станет жить в коробке из-под холодильника, и попрошайничать. Напишет на картонке: «Пожалейте сиротинушку, покинутого женой и матерью» – с этого артиста станется.
– Ты в своем уме, Василиса? – в ужасе спросит мама, которой Борис любит жаловаться на жестокую меня. – Что люди подумают?
– Нельзя так. Не по-людски, – покачает головой папа.
– Василиса Федоровна, а почему ваш муж – бомж? Если он бомж, то вы – леди-бомж? – спросят любопытные дети, а директор продублирует этот вопрос с использованием великого и могучего русского мата.
– А я сразу говорил, что Бориса твой – камень на шею, – вздохнет дедушка – один из немногих, кто отговаривал меня от глупого брака. – Правильно сделала, что выгнала!
Но дедушка будет в меньшинстве, так что Борис останется у меня. На время.
– О чем задумалась? – прищелкивает пальцами у моего лица Иван. – Скоро завтрак принесут – я заказал.
Оказывается, мы уже сидим за маленьким столиком в кафе, а я и не заметила – так задумалась.
– Любишь его? – прищурившись, коротко интересуется Иван.
– Не твое дело.
– Ну-ну…
Закатываю глаза, но всю мою язвительность прогоняет изумительный аромат манной каши – и как Иван догадался заказать именно ее? Самый мой любимый завтрак: каша со сливочным маслом, которое медленно плавится. А если еще сахаром посыпать… прелесть!
– Вот, что я люблю, – киваю я на тарелку с кашей, и набрасываюсь на нее, не испытывая ни капли вины за оставшегося без завтрака Бориса.
Любила ли я его хоть когда-нибудь? Нужно признаться хоть самой себе – нет, никогда. А если быть совсем уж убийственно честной – Борис мне даже не нравился. Я бы и не взглянула на него, если бы не то, что все одноклассницы были на нем помешаны: «Ах, какой мальчик! Вылитый Есенин! А эти мечтательные глаза, этот горящий взор…»
Свой горящий взор Борис обратил на меня, и я, чтобы утереть нос одноклассницам, сватавшим меня за школьного дворника, сошлась с Борисом. И сама же себя убедила в своей к нему великой любви. Так хорошо убедила, что замуж за него вышла! И только после месяца совместной жизни я осознала, что Борис – не моя мечта. Ему бы жить в веке эдак восемнадцатом-девятнадцатом, в барском поместье, и сочинять свои стишата.
Я же – натура приземленная, как любит повторять Борис. Приземленная, чем и горжусь: люблю, когда в холодильнике есть еда, коммуналка оплачена, и есть лишние сто рублей на капроновые колготки.
– Василисушка, в каких облаках ты витаешь? – снова возвращает меня из астрала голос Ивана, о котором я успела забыть. – О чем думаешь?
– О колготках, – ляпаю я от растерянности.
– О, это уже интересно. Хотя, я бы предпочел увидеть тебя в чулках, – интимно шепчет мужчина, явно подтрунивая над стремительно краснеющей мной. – А можно и без них, и вообще без белья.
– А можно без меня? – интересуюсь, приподняв бровь.
– Без тебя никак, прости. Это мероприятие для двоих, – отвечает мужчина, взгляд которого опущен на мою грудь, обтянутую майкой.
– Тебе по работе этого мало, озабоченный? И, кстати, о мероприятиях, – ухожу я с неудобной темы, – мне нужно забрать кое-что в учительской, а после я напишу тебе…
– Можешь не писать. Я иду с тобой, – перебивает Иван, и скрещивает руки на груди, словно говоря: «Ну и попробуй меня отговорить!».
Глава 13
Идти с Ваней по улицам нашего городишки очень и очень странно. Меня многие знают благодаря излишне общительной родительнице, и эти многие подозрительно косятся на ни в чем неповинного эскортника.
Хорошо, что не знают, кто он такой. Но от мамы мне прилетит за то, что я разгуливаю по улицам с посторонним мужчиной. Если бы еще Иван был низкорослым, лысым пузаном, но нет: высокий, отлично сложенный…
«А задница какая, – мысленно оцениваю я весьма аппетитное зрелище. – Так бы и… ммм, хватит!»
Неимоверным усилием воли заставляю себя отвернуться, и разглядываю свое отражение в витринах. Лучше уж собой буду любоваться: я девушка, и мне так положено. А на красивых мужиков буду слюни в старости пускать.
– Ты ведь в курсе, что в учительскую я тебя с собой не возьму?
– Можешь привязать меня у ограды, – улыбается мужчина, и хватает меня за талию, прижимая к себе.
Отпрыгиваю от него, как ужаленная.
– Не здесь же! Мы у школы! – возмущенно восклицаю, сузив глаза, и угрожающе трясу кулаком.
– То есть, наедине ты не против? – искушающе мурлычет Ваня.
Вместо смущения или раздражения я ловлю очередной приступ веселья: ну какой же он странный тип! Знаю, это тяжело – постоянно держать лицо. Вот я – учитель, и разгуливать по городу в любимых шортах, которые можно не снимать у гинеколога, я не могу – ношу их лишь на даче у родителей, смущая престарелого соседа, который валокордин глотает, глядя на меня. И в соцсетях не все можно выложить – не оценят.
У Ивана иная беда – ему постоянно приходится играть роль то соблазнителя на минималках, то куртизанки семнадцатого века. Должно быть, это тоже утомляет.
«Так бы и пожалела его! – умиляюсь, глядя на веселящегося мужчину. – Но не буду: мужика жалеть нельзя, иначе на шею сядет, и ножки свесит!»
– Идем уже, горе луковое, – вздыхаю я. – В учительской сейчас, скорее всего, никого. Подождешь меня, а затем подробнее обсудим учебный процесс.
Иван кивает, и мы заходим в школьный двор – пустой, разбавляемый лишь дворником Василием, и его котом – тоже Василием, которые стали неотъемлемой частью школьного пейзажа, как памятник Ленину на любой городской площади.
И оба Василия, к моему немалому ужасу, спешат к нам, едва завидев меня. Боже, только не сейчас…
– Здравствуй, свет очей моих, – дядя Вася говорит медленно и тягуче, что свидетельствует о том, что он уже накатил.
Ну да, а чего тянуть? Подумаешь, утро, пффф! Зато у него оно каждый раз доброе.
– И вам не хворать, дядь Вась, – здороваюсь я, слыша еле заметный смешок от гадкого эскортника.
– Так и знал, что придешь, несмотря на выходной. Василий, вот, тоже тебя ждал, – дядя Вася легонько отталкивает ластящегося к его ноге пушистого кошака, которого я частенько подкармливаю кошачьими деликатесами.