Мы растем. Взрослеем. И с нами что-то происходит. Гормоны или просто желание влюбляться, нравится, выделяться, я не знаю. Но очень четко вижу, как в этом году моих одноклассников, буквально кроет от бурных эмоций.

Если раньше мне как-то удавалось выглядеть нормальной, то в этом году все заметили какая я странная. И если мой болезненный вид, рвоту и потери сознания можно списать на слабое здоровье, то неконтролируемые приступы злости, внезапные слезы и беспричинную радость, которые даже не являются моими собственными, а лишь отражением находящихся рядом людей, объяснить уже не так просто.

От меня отворачиваются. Меня жалеют. Меня опасаются. Надо мной смеются. Меня считают сумасшедшей, и стараются держаться от меня подальше.

Это очень больно. Я хотела бы все объяснить им. Я могла бы. Но не стану. Ведь после того, как я однажды попыталась, от меня отвернулась, покрутив пальцем у виска, моя единственная подруга, с которой я дружила все десять классов.

Так что теперь я одна. Сижу с наушниками на ушах на бетонном полу по несколько часов в день, пока мои одноклассники учатся в выпускном классе, общаются, гуляют, влюбляются, хвастаются своим первым опытом в отношениях, радуются жизни и взрослеют.

Не всем жизнь дает одинаковые возможности. Мне подобные вещи недоступны.

Тру замерзшие руки и дую на них, пытаясь согреть. Смотрю на наручные часы и достаю наушники из ушей. Мама должна уже уйти на работу, значит мне можно вернуться домой. При мысли о маме мое сердце болезненно сжимается. Она так старается, работает на износ, чтобы обеспечить нас, чтобы дать мне возможность поступить не в какое-то убогое училище, а в колледж, чтобы я могла получить достойную специальность. Она старается, каждый день без слов, лишь своим ежедневным трудом, напоминая мне о том, что я должна хорошо закончить школу, тогда у меня была бы возможность поступить на бюджет и ей не пришлось бы надрываться. Мне жаль, но мне не удается. Как бы я не старалась.

И дело совсем ведь не в том, что я какая-то неспособная или ленивая. Дело в том, что я не могу сосредоточиться. Когда рядом двадцать подростков в переходном возрасте, а ты – гребаный эмпат, не способный ни на секунду отстраниться от чужих переживаний, сосредоточиться бывает просто невозможно.

Дома мне все удается довольно неплохо. Я прекрасно запоминаю стихи, я неплохо знаю историю и биологию. Но проблема в том, что все эти знания на уроках я не могу воспроизвести. Совсем. Никак.

В общем с пятого класса за мной прочно закрепилось звание двоечницы, учителя поставили на мне крест, мама похоронила все свои надежды и стала работать в два раза больше, чтобы дать достойное будущее своей непутевой дочери, чем сама того не желая, поселила во мне тягостное чувство вины.

Вздыхаю и встаю с пола. Отряхиваю штаны и собираю в сумку учебники, бережно кладу блестящий стильный плеер и дорогущие наушники, подаренные крестной на мое семнадцатилетние месяц назад. Без них моя жизнь была бы полным отстоем, а так хотя бы музыка спасает от уныния и одиночества.

Закидываю сумку на плечо и двигаюсь к лестнице, ведущей вниз. Начинаю спускаться на первый этаж, но на средине лестницы вдруг замираю. Сначала слышу какую-то возню, смех, шум, чей-то негромкий разговор, потом женский вскрик.

Чувствую, как напрягается спина и холодеют конечности. Колкий страх пускает волну мурашек по моей спине. Я должна бы убираться отсюда подальше, чтобы там не происходило, меня это не касается, но я уже не могу. Я не контролирую свое тело. Мое тело под контроль взял чужой страх.

Однако страх правит мной считанные секунды. Всего мгновение, и он уступает место более опасному чувству. Злость, которая обрушивается на меня внезапным обжигающим грудную клетку потоком, будто набрасывает на меня петлю и тянет. Я делаю несколько медленных шагов на звук и останавливаюсь. Картина, что открывается перед моими глазами, будь я в себе, заставила бы меня испугаться, возмутиться, ужаснуться, выбежать и звать на помощь, но я стою не двигаясь.

Мои кулаки сжаты. Руки и плечи напряжены, словно собираются атаковать. Зубы сжимаются так, что сводит челюсть. Сердце стучит быстро, громко и неровно. Но помимо злости, я чувствую что-то еще. Невыносимую, тянущую боль внизу живота. Никогда я не ощущала это чувство с подобной интенсивностью.

– Расслабься, больно не будет. – Слышу, словно через плотный слой ваты, голос парня, забравшегося на дергающуюся под ним девчонку.

– Пусти меня. Пусти. Пусти. – Умоляет девушка, пытаясь выбраться из плотного захвата. – Я не хочу. Отпусти. – Девчонка просит уже громче, но парень не слышит. Он сильно сжимает ее руки, придавливая к полу, прижимается бедрами между ее ног и рычит:

– Хватит.

Пробирается рукой под платье и начинает стягивает ее трусики.

– Не надо. – Вскрикивает девушка, пинается, лягает его ногой, за что парень награждает ее звонкой пощечиной, от которой голова девушки дергается и ударяется о пол. Девчонка скулит и плачет уже в голос, а парень что-то мерзко шепчет ей на ухо и разрывает платье на ее груди. Девушка кричит.

– Зарой пасть, сука. – Злобно рявкает парень и начинает расстегивать ширинку на джинсах.

Я продолжаю стоять и смотреть. То, что я чувствую, с трудом удается идентифицировать. Это и злость, все больше переходившая в бешенство, и ощущение власти, и нетерпение, и яркая, горячая буквально животная похоть.

Но чем больше сопротивляется и кричит девчонка, тем сильнее я ощущаю и ее чувства тоже. Страх. Страх. Страх, паника, обида, отчаянье, стыд.

Меня накрывает чужими эмоциями, будто волной. Мне кажется, что я тону в них, задыхаюсь и умираю. Мое сердце стучит так быстро, будто намеревается пробить грудную клетку и сбежать, спасаясь от происходящего. Мое тело начинает потряхивать, но я все еще твердо стою на ногах.

Умом я понимаю, что должна, что могу остановить все это, но меня так бомбит от переизбытка эмоций, что я почти ничего не соображаю. Я не управляю своим телом, им управляют чужие чувства.

Ярость, бурлящая где-то в моей голове так сильно, что кажется вот-вот просто взорвет ее, толкает меня вперед. Я жажду разрушать. Убивать. Калечить. Мучать. Я хочу выплеснуть эту ярость, агрессию и боль.

Наблюдаю как моя рука тянется за кирпичом, валяющимся на полу, поднимает его и обхватывает плотнее. Мои ноги несут меня парню, что уже почти стянул свои штаны, и девчонке, которая уже не брыкается, а только обессиленно громко рыдает.

Мое тело знает, что делать. Меня ведут чувства. Если бы мной управляли мои собственные чувства, я бы испугалась и сбежала. Я была бы шокирована, напугана и недееспособна. Страх делает людей слабыми и жалкими.

Злость же дает силу.

Адреналин, бурлящий в моей крови, наливается силой в моей руке.

Моя рука с кирпичом поднимается и в одну секунду обрушивается на голову парня. Один раз. Второй. Третий.

Стоп. Хватит. Остановись, Агата – без слов кричу сама себе, пытаясь перекричать ураган из разнообразных эмоций, бурлящих в моей голове, груди, животе, во всем моем теле.

Парень ничком падает на девушку.

Ураган затихает.

Парень не шевелится, и я чувствую, как огромная часть эмоций во мне отключается, будто по щелчку пальцев.

Девчонка широкими шокированными глазами, полными слез, смотрит на меня, потом переводит взгляд на парня и отпихивает его от себя. Парень падает на спину, и я вижу, как вокруг его головы медленно расползается тёмно-красная лужа.

Визг.

Девчонка кричит так, словно хочет взорвать мои барабанные перепонки. Я стою, не шевелясь, скованная тисками страха.

Во мне больше нет злости, а значит и нет сил. Я сжимаюсь и чувствую, как по спине ползет холодный пот.

– Ты убила его. Ты убила его. Ты убила его. – Повторяет девушка, отползая подальше от лужи крови, что все сильнее растекается вокруг тела парня. – Ты его убила. – Кричит девушка и быстро поднявшись, прикрывает грудь ошметками своего порванного платья. Пятится, с ужасом глядя то на меня, то на парня, и дойдя до двери, выскакивает вон.