– Привет, – говорю я довольно миролюбиво. Жене от меня не отделаться, я уверена, что расколю ее, поэтому не вижу смысла давить с самого начала. Пусть немного расслабится, думая, что я ей друг. – Как дела?

Она быстро глотает осадок из кружки и смотрит на меня настороженно.

– Привет. Хорошо. Ты как?

Я пожимаю плечами.

– Завтра похороны, – говорю. – Ты пойдешь?

– Да, конечно. Все наши идут.

В первый момент я хочу возразить, что вряд ли соберется весь курс, но потом осекаюсь, думая: почему бы и нет? Что там курс – пол-института наверняка соберется. Это же Аринка. Скромные тусовки не для нее.

Женя медлит, болтая пакетиком в пустой кружке.

– Ну, – перехожу я к делу. – О чем ты хотела поведать? Я вся внимание.

Едва сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться ей и ее глупым тайнам в лицо.

– Ты знаешь, где была Авзалова в тот день?

Я раздумываю, как лучше ответить, чтобы не спугнуть.

– Ну, допустим, имею кое-какие соображения.

– Тогда ты меня поймешь, – Женя поднимает на меня взгляд, и я немного теряюсь от холодной пустоты, поселившейся в ее глазах. – Я ни одной секунды не жалею, что она умерла. Будь уверена – как только ее закопают, я приду ночью на кладбище и станцую джигу на ее могиле.

Между нами повисает молчание. Не выдержав тяжести взгляда, я отпускаю взор блуждать по крапинкам на столешнице. Что ж, в конце концов, у Лебедевой есть право ненавидеть Аринку.

– Одного не пойму, – говорит Женя. – Почему она покончила с собой? Это все как-то не вяжется.

– А что ты конкретно видела?

Похоже, Лебедева не так тупа, как я о ней думала. Плохо, Нагаева, плохо – нельзя недооценивать врагов. Женя, между тем, бросает на меня очередной уничижительный взгляд.

– Да уж видела, как она с моим парнем встречалась! И как он букет роз ей вручил, когда они встретились на Свечке! – тон злобный, но вижу, что она вот-вот расплачется.

Это правда.

Аринка встречалась с молодым человеком, которого Женя считала своим.

– В каком смысле он твой парень? – спрашиваю я с легкой усмешкой. Хватит, дорогая. Дала волю праведному гневу и будет с тебя. Знай свое место.

Она глядит непонимающе.

– Что? Чтоб ты знала: мы с Радмиром встречаемся!

– Ну, насколько я знаю, он так не считает. С тех пор, как познакомился с Аринкой.

Праведный гнев потихоньку перетекает в бабью злобу.

– Да вы… Да ты… Твоя Аринка – просто шлюха! Я первая познакомилась с Радмиром, и мы начали встречаться. У нас все серьезно было!

– Было – ключевое слово.

Ладно, у меня нет цели доводить ее до истерики.

– Ты можешь спокойно рассказать, что произошло?

Она откидывается на спинку дивана и пару секунд задерживает взгляд на окне. Потом кивает в сторону аллейки.

– Вон там. Его машина там стояла, прямо у цветочного киоска. Я шла от бабушки и узнала – у Радмира единственного в городе такая тачка. Я встала у входа в боулинг и стала наблюдать. Вскоре явилась Авзалова – в своей розовой курточке…

Она пудровая!

– … и юбке на пол-жопы. Он вышел из машины, вручил ей букет, они поболтали немного, потом сели в машину и укатили в сторону «старого города».

Жена прикрывает глаза рукой и шепчет:

– Сука.

Не буду уточнять, кто именно: Аринка, Радмир или я.

– Всё? – говорю. Она кивает.

– Значит, – медленно говорю я, – бабушка.

Женя смотрит на меня с удивлением, но я вижу, как сквозь него проглядывает мелкая врушка, пойманная на своем вранье.

– Какое удачное совпадение.

– Ладно! Это не твое дело, ясно? Даже если я за ним следила – имею право, он мой парень! – она давит на последние три слова, как на автомобильный клаксон.

Сложно следить за парнем, раскатывающим на машине, когда сама ты ходишь пешком. Но будь по-твоему, дорогуша, выясним это позже.

– Когда ты последний раз видела Радмира?

Она сверлит меня злобным взглядом.

– Какая разница?

– Большая! Ты видела его после Аринкиной смерти?

– Нет.

– Но при этом он твой парень? – не могу удержаться от насмешки. – «Мы встречаемся, у нас все серьезно!».

Кажется, она сейчас заревет.

– Мы не знали, что вы встречаетесь, – говорю я извиняющимся тоном. То ли мне ее жаль, то ли пытаюсь обелить Аринку, а значит, и себя. – Когда они познакомились, он сказал, что у него нет девушки.

В общем-то, так и было.

Женя кивнула:

– Я не хотела особо афишировать. Каждый раз стоит рассказать о каком-то нормальном парне – и как сама себя сглажу!

Только такая тупица, как ты, может верить в подобную чушь.

– Может, позвонишь ему? Аринки больше нет, и никто теперь не помешает вашим отношениям.

Женя смотрит на меня с недоверием. Зря, ведь как раз сейчас я говорю искренне.

– С ума сошла?! Да я с того времени спать перестала, хожу и оглядываюсь! Что, если Авзалова что-то сделала не так: нагрубила или… послала его, и он её…

– Что? Спихнул с Башни?

– Тсс! В общем, не собираюсь я говорить, что что-то знаю! И тебе не советую. Свидетели долго не живут.

Женя устало откидывается на спинку дивана и трет висок.

Не представляю, что такого Аринка могла сделать, чтоб Радмир приволок ее из ресторана на общий балкон двенадцатиэтажного дома и хладнокровно сбросил вниз. От нарисованной воображением картинки меня бросает в дрожь.

Но пока он – последний, кто ее видел. Она ходила с ним на свидание – а потом погибла.

Я смотрю на Женю и не вижу в ее взгляде ни холодной пустоты, ни гнева, ни ненависти.

Один только страх.

И вот мы встретились. Я и Аринка.

Марька ревет, как ненормальная, цепляясь за мои руки и тычась в плечо отвратительно распухшим носом. Бесцеремонно отпихиваю ее и продолжаю оглядываться.

Мы сидим тут уже битый час, а осознание все не приходит. Аринкину смерть снова загораживает толпа народа и куча обстоятельств. Когда мы только зашли в квартиру Авзаловых, я на несколько секунд подошла к гробу и скользнула взглядом по кипе белых кружев (отмечаю, что платье – то самое, преподнесенное неизвестным дарителем) и меловым рукам, сложенным на животе. Дальше смотреть не рискнула. После мы с Марькой и другими девчонками из группы уселись на стулья, расставленные вдоль стены.

Комната, которая в квартире служит гостиной, почти неузнаваема: все отражающие предметы, включая телевизор, завешаны тканью, мебель сдвинута – чтобы освободить как можно больше пространства, но вскоре и его становится недостаточно, народ все прибывает. В углу напротив входа висит большое деревянное распятие, которое я раньше не видела, или не замечала.

У правой стороны гроба, спиной к нам, сидит Дашка с матерью. Дашка скулит, ее плечи вздрагивают, а тетя Наташа кажется изваянием – настолько она неподвижна.

Я вижу Макса – он стоит у левого края, лицом ко мне, и смотрит не на Аринку, а куда-то вбок, на ее плечи, там, где они касаются белой обивки. Его фингал под глазом аккуратно замазан, но все равно заметно. За Максом, держа в руках его куртку, стоит Ванька. Я видела, как он, входя в гостиную, стянул с головы шапку и, взглянув на распятие, дернул правой рукой, но тут же опомнился и сунул ее в карман. Теперь он маячит за Максовой спиной, точно тень, низко опустив свою светлую голову. Иногда он осторожно смотрит – влево, вправо, будто выискивает кого-то. Но вот находит меня, кивает и посылает такой стремительный взгляд, словно ему вот прямо сейчас, немедленно нужно что-то мне сказать. Но остается на своем месте и перестает озираться. Теперь он поглядывает в мою сторону, и всякий раз, как я утыкаюсь в его синий взгляд, у меня бегут мурашки вдоль позвоночника.

У Аринкиных ног, в почтительном отдалении от ряда родственников, стоит Женечка Лебедева в окружении своей свиты. Черное пальто выгодно подчеркивает ее белокурые волосы. Наверняка, стояла перед зеркалом часа три, придавая им эффект легкой небрежности. Из-за макияжа она, конечно, не может пустить слезу, поэтому Женя лишь грустно рассматривает Аринкино платье и иногда бросает на меня тревожные взгляды.