Перед глазами снова бегут страницы.

Мазитов Эльмир Амирович

Эмма Свиридова (художница)

Марина Чуркина

Дима Суханкин

Ваня Щербаков…

Марька об этом, понятно, не знает. Но у нее должно хватать причин, чтобы, мягко говоря, недолюбливать Аринку, ну и меня, как ее неразрывную часть.

Мы с Аринкой никогда не были приятными особами, если дело не касалось противоположного пола. Мне-то в принципе по барабану, кого обливать холодом, но вот Аринка была милой исключительно с парнями. На девчонок она в лучшем случае не обращала внимания.

На первом же знакомстве студсовета с первашами Аринку, благодаря ее бойкости, смазливости и тому, что она успела познакомиться с приличной частью старшекурсников, назначили старостой всего потока и одновременно старостой нашей группы. Марьку это сильно обидело. Позже проявились ее лидерские замашки, она не раз старательно упоминала, что была старостой на протяжении всей учебы в школе, и не прочь проявить свой организаторский талант и тут, в универе, хотя бы в рамках группы. Нет, она не пыталась подвинуть Аринку – кишка тонка, Марька старалась к нам притереться, подружиться. Как-то раз она откровенно заявила, что у старосты должен быть зам, и она рада предложить свою кандидатуру. На что Аринка, смеясь, заявила, что ее единственным замом по жизни являюсь я, Настя Нагаева. В общем, все попытки Марьки подружиться с нами наталкивались на колкости и насмешки.

Посему я сижу и задаюсь вопросом: какого черта ей от меня надо? Чтобы я, как официальный Аринкин представитель, передала ей должность старосты?

Радостный щебет стоит вокруг Жени Лебедевой. Эта девица считает себя Аринкиной соперницей. Как и все, вначале она пыталась с ней подружиться («красавицы должны держаться вместе»), за что была высмеяна Аринкой и послана подальше. После чего Женя объявила нам холодную войну и всюду пыталась перейти Аринке дорогу. Выбила себе место старосты своей группы, окружила себя «фрейлинами» (королеве, мол, положен двор), мило щебетала с мальчишками и копила поклонников. Но Аринке она все равно всегда и во всем проигрывала: с обязанностями старосты не справлялась и вечно косячила, училась посредственно, подруги о ней сплетничали, а в коллекции поклонников не было ни одного по-настоящему ценного экспоната (как мы думали до поры до времени). Но на вид она и впрямь была симпатичной: блондинка со стройной фигурой, наряженной в стильные шмоточки.

Нахожу ее в кругу товарок, и мой внутренний монолог осекается: сегодня Женя выглядит на удивление плохо. Волосы собраны в небрежный пучок, на лице нет косметики, отчего оно кажется «голым», будто кожу содрали. Она надела джинсы и простой свитер с вытянутыми локтями. Несмотря на бойкую болтовню своих подружек, она сидит молча, будто не с ними, и кажется, погружена в какие-то нелегкие думы. Что это с ней? Неужто, печалится об Аринке?

Женя поднимает глаза и ловит на себе мой взгляд. Тут же испуганно краснеет, и практически ложится на парту, скрываясь от взгляда за спины других девчонок.

Я уже не раз замечаю за ней эту странную реакцию. С чего бы ей меня бояться? Думает, что я начну ее обличать в ненависти к умершей Аринке? Ну, к счастью для Жени, Аринка только смеялась над ней и никогда не воспринимала как серьезную соперницу.

Преподавательница возвращается, и все разочарованно замолкают. На лекции мне сосредоточиться не удается, мысли мечутся от Мазитова к Женечке, от Вани к Суханкину, и всякий раз замыкаются на Аринке. Поведению Жени я очень быстро нахожу единственное объяснение, и решаю проверить его.

После лекции, едва прозвенел звонок, я хватаю вещи и быстро выхожу из аудитории, на ходу запихивая тетрадку в сумочку. Марька все еще упаковывает в пенал свою многочисленную канцелярию, и у нее нет возможности меня догнать. В коридоре я встаю у двери, притаившись за одной из створок, и пропускаю однокурсников, сама оставаясь незаметной. Едва в проходе показывается женин свитер молочного цвета, хватаю Лебедеву за рукав и вытаскиваю из-под защиты фрейлин. Она возмущенно ойкает, но потом видит меня и осекается. Фрейлины секунду стоят в замешательстве, но быстро принимают ожидаемое решение: бросить свою королеву на произвол судьбы. Ах, как же приятно думать, что я – судьба, и сейчас буду учинять произвол.

Мы стоим напротив друг друга, я все еще сжимаю в горсти рукав ее свитера. Она находит в себе силы возмутиться:

– Ты что, совсем того? – и выдернуть руку из моих цепких лапок. – Что вытворяешь?

– Поговорить с тобой хочу, – спокойно отвечаю я. Лебедева округляет глаза и как будто оседает.

– О чем это? – голос слегка хрипит и ей приходится кашлянуть.

– Что ты знаешь об аринкиной смерти?

Мой вопрос словно ударяет ее по лбу – она отшатывается. В какой-то момент мне кажется, что сейчас Женечка поскачет от меня, как испуганная газель, заслышавшая в зарослях поступь львицы-охотницы. Но ни наш универ, ни даже этот город не похож на бескрайнюю саванну, так что бежать ей некуда. До нее это постепенно доходит, и она приближается ко мне, сверля тревожным взглядом. Пытается понять, как много правды мне известно.

– Что ты имеешь в виду?

– А то, что ты видела ее в тот день, в воскресенье. Так ведь? Ты что-то знаешь, и я хочу знать, что именно!

Плохо, Настя, ой как плохо! Мы же с тобой полпары этот диалог репетировали и договорились, что не будем швыряться неопределенностями вроде «ты что-то знаешь», иначе она поймет, что это не более чем предположение.

Но, кажется, женин умишко не способен к аналитическому мышлению, по крайней мере, в данную минуту. Она бледнеет так сильно, что приходит мой черед пугаться – вдруг она сейчас рухнет в обморок? И мне придется тащиться в медпункт аж на первый этаж.

– Я.. я… – лепечет она еле слышно, – ничего не видела. Я не могу ничего сказать. Пожалуйста, – ее голос звучит умоляюще и что самое странное – искренне, – пожалуйста, оставь меня в покое.

Она пятится назад, словно желая убедиться, что я не брошусь на нее с победным криком, и через пару шагов разворачивается и уходит нетвердой походкой.

«Пожалуйста, оставь меня в покое» – так и шелестит в моих ушах. Она сильно испугана, и мне ее даже жаль. Я, кажется, знаю, что она видела, но выбить из нее подробности не помешает. Ей все равно негде скрыться, так что я еще вернусь, Женечка Лебедева.

Как же круто ощущать себя угрозой.

***

Когда я прихожу домой, то время уже приближается к четырем часам.

Мамы нет, может, ушла в магазин, может – к соседке. Переодеваюсь в спортивный костюм, перешедший в разряд домашней одежды, натягиваю на голову тонкий капюшон – в квартире снова ужасный дубак. Ловлю отражение в зеркале и нахожу, что оно трагикомично: к капюшону серой спортивной кофты пришиты длинные заячьи уши, нежно-розовые внутри. Глядя на собственный образ, думаю, что он отражает теперешнюю суть: меня как будто вывернули наизнанку: из девушки с душой ребенка я слово превратилась в уставшую потрепанную судьбой сорокалетнюю разведёнку с внешностью тинейджера.

Ставлю на плиту чайник и сажусь на любимое место у окна – то самое, где я сидела, замахивая рюмки, пока тело Аринки остывало в снегу у подножья Кричащей Башни. Это было позапрошлой ночью, а кажется, что прошла вечность.

Макс с фингалом, Дашка и пропавший дневник, свадебное платье, курьер в красной вязаной шапке, Ключница, баксы, кольцо с бриллиантом, аринкин список… Эта круговерть событий как будто затмевает взор и никак не дает мне разглядеть главное: Аринка умерла. Бесконечные встречи, загадки, вопросы отвлекают меня от самого важного – я просто не могу осознать, что ее нет, все кончено. Что я – снова! – выбита из привычного русла и выброшена куда-то за его пределы.

Время самых коротких дней в году. Мы постоянно бродим в темноте, в лучшем случае – в сумерках. Буквально два дня назад Аринка – живая, радостная и полная надежд! – вышла из дома и отправилась на свидание. Они должны были встретиться на аллее у Вечного огня – Свечки, как его называют местные. Что было потом, я точно не знаю. Она не писала мне смс, а звонить во время свидания ей, видимо, было неудобно, да я и не ждала. Самое важное мы всегда обсуждали лично.