Гермиона хрипло рассмеялась.

— Она его ненавидит. Заявление если не сделает хуже, то будет бесполезным.

Гарри потер глаза за своими очками.

— Вообще-то, — сказал он. Голос был тихим, почти смущенным, и Гермиона подняла голову, чтобы посмотреть на него. — Вообще-то Элкинс уже несколько лет подчиняется непосредственно мне. Любое задание для Малфоя передавалось по моему приказу. В том числе и последнее. Оно должно было попасть в его досье для слушания по освобождению.

У Гермионы перехватило дыхание. Она беспомощно уставилась на Гарри, когда он снова занял свое место. Мгновение он смотрел на огонь, затем повернулся к ней лицом и положил руку на подлокотник ее кресла.

— Я пытался ему помочь, — сказал он. — Давал дела, в которых он мог блеснуть, задания, в которых он не сталкивался с неприятностями. Знаю, знаю. Со стороны могло казаться, что ему поручают грязную работу или наказывают, но это работало, я клянусь. Все отчеты Элкинс были блестящими. Все его дела выполнены безупречно. Отзывы, которые он получил, утверждения свидетелей в ходе моих последующих проверок — все, Гермиона. Читая досье, можно подумать, что этот человек был практически самим Мерлином.

Гермиона держала рот закрытым, плотно сжав губы. Она знала, что если заговорит, то закричит. Она была права в том, что паранойя Драко по поводу Элкинс была неуместна, но не могла поверить, что ответственность лежала на Гарри. Когда молчание между ними затянулось, Гарри заерзал, теребя узел на перевязи и проводя ногтем большого пальца по подлокотнику кресла над медными люверсами, украшавшими кожу. Гермиона позволила тишине затянуться, наблюдая, как движения Гарри становятся все более и более неловкими, а затем огрызнулась на него.

— О чем ты думал?

Гарри подпрыгнул. Он поправил очки и почесал лоб, проводя пальцем по выцветшему шраму.

— Я задолжал ему, — сказал он. — Я пытался помочь. Он никогда не был по-настоящему злым, и я никогда думал, что он заслужил свой приговор. Он сделал достаточно дерьма во время войны, но он пытался поступать правильно для своей семьи. Я, как никто другой, знаю, что значит быть готовым пойти на все. Я понимаю. Все пошло не так, но в целом он не был плохим парнем. Черт, только за то, что он сделал в тот день в поместье Малфоев, когда не опознал нас, я был готов дать ему некоторую поблажку. В конце концов, он… он… — Гарри покачал головой. — Он заслужил второй шанс.

— Поэтому ты отправляешь его в тюрьму. Отлично получилось, — Гермиона прикоснулась к своим запястьям под одеялом, представив себе ощущение кандалов, которые она видела на руках Драко. Она вздрогнула и свернулась в маленький комочек на кресле, обхватив руками голени.

— Гермиона… — голос Гарри звучал мягко, покорно. Он вздохнул, откинул голову на спинку кресло, всматриваясь в потемневший от дыма потолок. — У него есть шанс. Неплохой шанс. Я должен был его арестовать, но это не значит, что Визенгамот точно вынесет обвинительный приговор. В деле масса смягчающих обстоятельств. Мои показания помогут. И твои тоже.

Гермиона моргнула, глядя на огонь, мысли в ее голове начали свою гонку. В страхе за Драко и гневе на Министерство и Визенгамот она полностью погрузилась в темные эмоции. Тихие слова Гарри заставили ее мысли закружиться. Все они были перепутаны, разрознены или бессвязны, но в этом беспорядке она могла видеть концы нескольких тонких нитей. Обстоятельства, прецеденты. Возможности дразнили ее мозг.

Гарри встал и потянулся, роясь в кармане.

— Отправляйся спать, — сказал он. — А это… — он положил маленькую коробочку ей на колени поверх одеяла. — Малфой сказал, что купил это для тебя. Может быть, придаст тебе вдохновения, не знаю, — он погладил ее по макушке, в его жесте чувствовались годы дружбы, и ушел из библиотеки.

Гермиона с минуту смотрела на коробочку, затем вытащила руки из-под одеяла. Она осторожно открыла крышку. Камея внутри заставила слезы навернуться. Это было великолепно, силуэт книги был прекрасно детализирован, а разноцветные оттенки зеленого сияли. Под украшением лежал сложенный лист пергамента. Гермиона вытащила записку, чтобы прочитать ее, сжимая камею в свободной руке.

«Для самой раздражающей и умной женщины, которую я знаю», — гласила записка, написанная небрежным почерком Драко. «Я не могу пройти мимо книги, не думая о тебе, о чернилах на твоих руках и твоих ярких, словно луна, глазах. Нет ничего красивее, чем ты, исследующая, читающая о способах спасения еще одного угнетенного существа. Наблюдение за твоими занятиями — одно из самых счастливых воспоминаний, которые у меня есть. Я не могу создать патронуса, но если бы мог, это бы была ты с книгой».

Гермиона отложила записку и коробочку в сторону, чтобы перевернуть камею в руках. Она смотрела в камин, клубок ее мыслей распутывался, пока она не увидела нити плана.

Три дня. Слушание Драко состоится через три дня. Не так много времени, но может хватить.

Она вскочила со стула и позвала Кикимера.

— Кофе. Много кофе. И все бодрящие зелья в доме, — она взмахнула палочкой, чтобы зажечь все лампы в комнате, затем призвала перья, пергаменты, клеящиеся стикеры и чернила. Арсенал канцелярских принадлежностей собрался на столе в библиотеке, когда она повернулась к книжным полкам. Она прикрепила камею к рубашке над сердцем и подняла подбородок. Чтение и исследования были именно тем, в чем нуждался Драко.

*

Драко положил руки под голову и уставился на неровные камни на потолке своей камеры. Он пересчитал их все дважды за те два дня, что провел в тюрьме. У камня пятьдесят три был один край, похожий на изгиб плеча Гермионы; камень восемьдесят семь всего на один оттенок отличался от цвета ее глаз. Он надеялся, что его вернут в эту камеру после суда и обвинительного приговора, который, по его мнению, был неизбежен. Годы его заключения пролетели бы быстрее, если бы у него были напоминания о ней.

Звон из узкого коридора снаружи отвлек его внимание от созерцания камня номер четырнадцать, который находился прямо над его головой. В нем мерцал кварц, напоминавший ему о том, как светилась кожа Гермионы, влажная от пота и физической нагрузки после ночи любви. Он знал, что будет смотреть на этот камень тысячи раз в последующие годы.

Он приподнялся на локтях и посмотрел на окошко с решетками в деревянной двери на противоположной стороне камеры. Человек, который отвечал за его тюремный блок, лысеющий волшебник с едва заметными намеками на рыжие волосы, заглянул через решетку.

— Посетитель, Малфой.

Драко моргнул. Он сел, свесив ноги с выступа в стене, служившего ему кроватью. Он не мог понять, кто пришел к нему. Удивительно, что кого-то, кроме охранников и заключенных, вообще пускали на остров, не говоря уже о том, что кто-то приехал к нему. Очевидно, заявления Гарри о том, что он провел некоторые реформы в тюремной системе, выходили за рамки предоставления заключенным некоторых удобств в их камерах. Драко дали постельное белье, две подушки и даже масляную лампу, в дополнение к тому, что ему разрешили оставить свою собственную одежду после тщательной проверки на наличие заклинаний. Теперь посетитель. Это была практически роскошь по сравнению с тем, что он себе представлял.

Он встал, но держался подальше от двери — одно из многих правил, которые ему уже пришлось выучить, — и держал руки на виду. Дверь заскрипела, открываясь. Охранник заглянул внутрь, кивнул и отошел в сторону.

Гермиона вошла в камеру. Драко уставился на нее, беззастенчиво уставился, думая, что он заснул и все это сон. Гермиона была одета в плотную мантию, защищающую от холода тюрьмы. Драко заметил зеленую камею на ее шее, приколотую к рубашке чуть выше воротника мантии, и это убедило его в реальности происходящего.

Гермиона сделала жест в сторону двери, и охранник вкатил тележку. Она была нагружена таким количеством книг, что колесики едва поворачивались, и охраннику приходилось подталкивать ее пинками, толчками и руганью.

— Спасибо, мистер Кэмпбелл, — сказала Гермиона. — Здесь холодно. Давайте прогреем помещение.