Дырка, – подумал Торн, пока бежал. – Разрыв материи, выход. Но как?

Последний вопрос сейчас его мало интересовал, все внимание Торна было занято проходом через шов миров, которой он искал черт знает сколько. С его природой разберется потом, первоочередной задачей был проход, возвращение в Recto.

Втроем, они вбежали в разрыв материи, ослепленные ярчайшим светом дня. Белая непрозрачная вуаль оказалась на глазах, а тело перестало повиноваться. Торн потерял власть и над разумом, и над организмом, проваливаясь уже не в щель, а в забытье.

И до чего же жаль, что никто из них троих не увидел, как еще четыре фигуры выскользнули из шрама материи…

*

– Видятся они нечасто, но Беренильда не жаловалась, – пролепетала тетушка Розелина.

Офелия сидела на кухне и разговаривала с ней по проводному телефону, не отходя далеко ввиду его длины. Тетушка звонила раз в неделю и звала ее поговорить самой последней, чтобы им уж точно никто не помешал своим нытьем. Так и сейчас: семья, побеседовав с тетушкой Розелиной, ушла из дома с чувством выполненного долга и дала им с Офелией обсудить дела поважнее, ведь тетушка была единственной, кто хоть чуть-чуть знался в событиях двухлетней давности.

– А Виктория как себя чувствует, зная, что отец не может быть рядом? – спросила Офелия, наматывая на запястье спиральный провод.

Послышался безразличный ах из трубки – легкость, с которой тетушка обсуждала с ней дела на Полюсе и Офелию выводили из пучины драматизации событий.

– По моим наблюдениям, дискомфорта не испытывает, мы с Арчибальдом стараемся ее занимать, – ответила Розелина.

Услышав имя Арчибальда, Офелия чуть улыбнулась: еще жив. Она помнила о его грядущей кончине, но не могла предугадать ее точное время, как и никто другой в мире, поэтому всякий раз, когда ее звали к трубке, Офелия слепо надеялась на хорошие новости про Арчибальда. Все же мистеру Драной-Шляпе еще воспитывать и воспитывать дочь Духа Семьи, а это немалый труд, судя по рассказам крестного.

Офелия всегда боялась задавать этот вопрос, но из-за чувства вины не могла не держать его в голове все два года. Будет эгоистично игнорировать этот аспект, учитывая ее состояние.

– Как Беренильда себя чувствует? – спросила Офелия достаточно мрачно, чтобы тетушка поняла контекст вопроса. – Ничего не предпринимала?

Она услышала тяжелый вздох, отчего ее сердце сжалось: у них тоже нет сведений. Нигде не было следов Торна: исчез, пропал, испарился. Словно пройдя через то самое зеркало в тюрьме пять лет назад стер все упоминания о себе.

– Если честно, дорогая, ужасно, – ответила Розелина, еще больше расстроив Офелию.– Два года уже ходит потерянная, только при Виктории улыбается. Скучает по нему и тоже не может понять, что нужно сделать, чтобы его найти. У тебя не появилось идей?

Офелия закрыла глаза, глупо улыбаясь. У нее нет идей уже два года, о чем вообще может идти речь? Она постепенно, день за днем теряла надежду, пытаясь удержаться за воспоминания о Торне – единственное, что придавало ей сил жить дальше.

– Нет, – призналась Офелия. – Ничего, абсолютно.

– Жаль, – констатировала Розелина. Из трубки послышался глухой шорох, как когда комкают листы бумаги: она занималась реставрацией книг. Тетушка всегда коротала время за ней, если накатывала тревога, а потому Офелия беспокойно нахмурилась. – Но ты не унывай, – продолжила та, – сейчас у тебя времени с головой хватает, может, идея придет в голову завтра, может, лет через десять, но она придет. Рано или поздно придет. Ты уже так много пережила, его пропажа – сущий пустяк, который когда-нибудь да решится.

Как ни странно, слова тетушки Розелины и вправду помогали, давали надежду на возможное развитие событий, давало силы ждать. Офелии часто казалось, будто бы они уже на исходе и вот-вот иссякнут, но Розелина, словно специально, звонила именно в такие моменты, и Офелия продолжала вставать по утрам, надеясь, что когда-нибудь у нее хватит сил начать жить.

– Спасибо, – поблагодарила она. – Передайте Беренильде, что она не одна. Торн вернется. Когда-нибудь.

– То-то же, – довольно ответила Розелина.

Разговаривали они еще минуток двадцать от силы, после чего Офелия была предоставлена сама себе, но ее ждала мастерская крестного.

Та располагалась недалеко от рынка пряностей, путь занимал около десяти минут пешей походкой. Офелия выдвинулась в путь, замечая, что все украшения к празднику урожая уже спрятаны в кладовках и ждут своего часа в следующем году, но сам рынок не пустовал и не будет, пока в городе еще осталось много туристов.

Офелия с чувством абсолютного комфорта шла по тротуару в окружении иностранцев, ибо экстаз от праздника сошел на нет и они наверняка отдают себе отчет в собственных действиях. Она вздрогнула, когда сбоку от нее появился человек буквально из воздуха и пошел по своим делам как ни в чем не бывало, лишь суетливо оглядывая улицу. Семейное свойство граждан Весперала – становиться облакоподобными.

Она пошла быстрее, надеясь не встретить по пути кого-нибудь пострашнее, вроде граждан Титана или того хуже Тотема. Буквально через неделю от такого разнообразия туристов и следа не останется, чего Офелия безумно ждала. Все же жить среди двадцати новых свойств было непривычно и страшновато, но в то же время и интересно, ведь до Соединения воочию наблюдать свойства людей с других ковчегов являлось почти нереальным, да и особо не нужным. Возможность узнать получше мир, в котором живет, было одним из многих преимуществ Соединения для Офелии, а благодаря активному развитию туризма на территориях ее любопытство было уталено.

Что интересно, туризм способствовал не только глубокому изучению людьми друг друга, но еще и некому их объединению. После Раскола цивилизации почти никогда не встречались и были словно небо и земля, как и задумывала Евлалия, чтобы война опять не настала. После Соединения человечество встало на путь единства, как и земля, совершив обратную инверсию. Народам предстоит вспомнить былое время, время до Раскола, когда все были едины.

Вначале мы были едины. Пока Бог не рассорил нас.

Эти слова всплыли у Офелии в уме непроизвольно. Раньше она не могла понять, откуда они пришли и что им предшествовало, но сейчас ей было все предельно ясно и понятно, пусть и знать, что ты живешь на цельной земле и именно такой ее вид изначально правильный, было необычно и доныне незнакомо.

Офелия подошла к старому домику, стоящему за павильонами и шатрами, единственному, что не пользовался спросом на рынке. На скрипучем крылечке висел колокольчик, сообщающий владельцу мастерской о приходе человека. Офелия поднялась по ступенькам и отворила дверь, вдыхая знакомый запах – так пахнут лишь экспонаты исторических музеев.

Комнатка встретила ее тремя деревянными столами с кучей причудливых глазу инструментов и изобретений, на дощатом полу валялись ржавые арматуры и ведра, ибо после дождя всегда протекала крыша. Слышался звук царапания по бумаге – крестный писал. Офелия, переступив через перевернутый ящик, прошла дальше. Под потолком висели светильники, многие лампочки треснули и лопнули, но у крестного времени убрать не нашлось. Любопытный под стать хозяйке шарф то и дело трогал стекло своими косичками, заставляя лампочки шататься и ударяться друг об друга, создав тихий звон.

– Ну конечно это ты, – сказал крестный, усмехаясь действиям шарфа. – Иди сюда, хочу тебе кое-что показать.

Офелия обернулась на голос и увидела крестного, сидящего на шатком табурете. Он склонился над белыми листами бумаги с интересными набросками, а подойдя ближе, Офелия поняла, что это были за наброски. На бумаге крестный начертил человеческую кисть с пальцами, а рядом каждый по отдельности, но те не из человеческой плоти были, а состояли из металла. Офелия, нахмурившись, склонилась над чертежом.

– Как тебе? – поинтересовался крестный, откидываясь на спинку стула. Она сложил руки на груди и посмотрел на чертеж, раздумывая, нужно ли ему что-то в него добавить.