Убедившись, что новых извержений не предвидится, Роше оттолкнулся от стены, покачиваясь, выпрямился. Тело удивительно легко припоминало старые приемы — он умел добираться до дома и в куда худшем состоянии, умел избегать опасных мест, не спотыкаться в темноте и, если потребуется, вступить в драку. Но сейчас, стоя посреди незнакомой улицы, Роше просто не знал, куда идти. Может, тогда и идти ему никуда не нужно было?

Он снова оперся рукой о стену. Голова кружилась, и вместе с ней кружился весь мир вокруг. Непослушные ноги сделали шаг, затем второй. Роше оступился на ровном месте, и упал бы, если бы кто-то не поддержал его под руку.

— Я так и знал, — услышал он над своим ухом голос Иорвета, — Не надо было тебя отпускать.

Это было как первый проблеск солнца сквозь суровые грозовые тучи, как хрустальный рассвет после целой ночи в горячке, как победа над страшным врагом. Роше протянул руку, чтобы коснуться эльфа, чтобы убедиться, что он ему не мерещится. Иорвет поддержал его, не давая завалиться в бок.

— Идем, мой глупый человек, — сказал он тихо и нежно, — пора домой.

— Они ненавидят меня, — Роше привалился к Иорвету, не думая, тяжело ли это для эльфа — тот вел его вперед, в неведомую тьму, и Вернон доверчиво шел, с трудом, но упрямо переставляя ноги, — вся гребанная Темерия ненавидит меня. Я всю жизнь ей отдал, меня и знали-то все, как настоящего, мать твою, патриота, и теперь… она ненавидит меня.

— Добро пожаловать в мой мир, — хмыкнул Иорвет, и Роше расслышал в его голосе ядовитую горечь, даже несмотря на шум в голове, — мне ли не знать, как это бывает.

— А Ортензио оказался шпионом, — продолжал делиться пьяными откровениями Вернон. Иорвет перестал ему отвечать, но это человеку больше и не требовалось, он шел за своим спасителем, своим светочем в непроглядной мгле, и болтал, лишь бы убедиться, что поддерживающего его руки — настоящие, и он не вырубился где-нибудь в канаве, — а еще парни уверены, что это я заделал тебе ребенка. Вот это был бы номер, да? Остановись, меня щас…

Сильные, пахнущие лесом ладони удерживали его голову, когда, наклонившись, Вернон возвращал земле то, что еще оставалось у него в желудке, и, когда все прекратилось, Иорвет прижал одну прохладную руку ко лбу человека. Посмотрел ему в лицо.

— Прости меня, — хрипло, сглатывая вязкую слюну, проговорил Роше, — я все испортил.

— Нет, — взгляд Иорвета вдруг стал затравленным, несчастным, почти стеклянным, — это я все испортил, любовь моя.

***

За окнами занимался рассвет.

Роше сидел на полу рядом с собственной кроватью и прижимал ко лбу холодный стакан с водой. Иорвет устроился в паре шагов от него и внимательно следил, чтобы человека снова не начало полоскать. Вернон поднял на него покрасневшие глаза.

— Я вспомнил, почему бросил пить, — сказал он, — и по этим воспоминаниям я не скучал. Хорошо хоть не потерял ничего по дороге — даже шахматы для Иана сберег.

Иорвет бледно улыбнулся, но ничего не ответил.

— Спасибо, что нашел меня, — продолжал Вернон, — боюсь, без тебя я бы сломал себе шею в какой-нибудь канаве… Или меня бы зарезали бывшие коллеги. Впрочем, может быть, поделом.

— Я всегда тебя найду, — ответил Иорвет тихо, — где бы ты ни был, что бы с тобой ни случилось.

Вернон поднял на него глаза, судорожно сглотнул.

— Я бы поцеловал тебя, — сказал он, — но, боюсь, тебе это не понравится.

Иорвет сам подполз к нему по полу, обнял за шею и поцеловал в уголок губ. Прижался лбом к горячему лбу человека.

— Скажи это, — вдруг жарко выдохнул он, закрыв глаза и не отстраняясь.- скажи, что любишь меня. И будешь любить, что бы ни случилось.

— Я… что? — растерянно переспросил Вернон, — ты ведь сам знаешь…

— Нет, не то, — с изумлением Роше понял, что Иорвет в его руках начинает крупно дрожать, шепот его стал сбивчивым и нетвердым, — Восемь лет, общий ребенок, но ты ни разу не сказал мне этого. Скажи сейчас.

Роше судорожно вцепился в его плечи, должно быть, оставляя следы на коже даже сквозь ткань рубахи. То, о чем просил Иорвет, было так естественно, так бесспорно, как факт, что за вдохом следует выдох, как то, что солнцу положено вставать на востоке, а реке течь к морю. И простой фразы «Я люблю тебя» для того, чтобы описать, что Роше чувствовал, было почти оскорбительно недостаточно. Произнести ее, значило отрубить большую часть смысла, обокрасть Иорвета, забрав у него всю полноту его любви.

В дверь робко постучали, и эльф, досадливо зашипев, отпрянул от Роше. В комнату заглянул слуга. Пряча глаза, стараясь не замечать, в каком состоянии обнаружил регента, он приветствовал его, потом заговорил быстро, глотая звуки от волнения.

— Прибыл Император. Королева зовет вас на совет…

Роше встретился взглядом с Иорветом, и тот, почти сразу отвернувшись, бледный и прямой, поднялся на ноги и отошел к окну. Вернон тяжело вздохнул и кивнул юноше.

— Передай им, что мне понадобится пара минут.

========== Честная сделка ==========

Казалось, с тех пор, как его привезли во дворец, этот ребенок никогда не переставал орать, всем и каждому демонстрируя, как ему не нравится все вокруг. Человек, быстро принявший на себя обязанности заботливого папаши, отыскал для него кормилицу чуть ли не на следующий день, но даже это никак не помогло.

Иорвету стыдно было признаваться в этом самому себе, но подходить к большой, увешанной синими пологами колыбели он панически боялся. И дело было вовсе не в том, что он опасался навредить ребенку, уронить его или, разозлившись, швырнуть его об стену. Все дело было в нем самом. Внутри своего сердца Иорвет старался, и никак не находил места для этого куска орущей плоти. Разумом он понимал, что маленькое существо — безвредное, хоть и утомительное — было кровью от его крови, и даже напоминал себе, что вот она, надежда его гордого народа, чудо, свалившееся на него невесть откуда. Для эльфа его возраста создать жизнь было практически невозможно, и в рождении этого ребенка явно поучаствовали какие-то высшие силы — судьба, которая всегда вела его вперед, Предназначение, которое желало, чтобы Иорвет остался рядом со своим человеком до конца. Но это ничуть его не примиряло с жестокой реальностью. Ребенок был живым, был ему родным, но в то же время оставался чуждым, как заноза, застрявшее в стопе.

Несколько недель у мальчика даже не было имени. Вернон, хоть и нырнул в счастливые обязанности отца с головой, явно ждал, что Иорвет сам предложит какой-то вариант. Присмотрится к ребенку, примет его, поймет, а потом, окончательно смирившись, назовет его как-то. Но у Иорвета в голове не было ни единой мысли. Для него это существо оставалось «ребенком», и никак иначе про себя и вслух он его не называл. И тогда, конечно, человек решительно взялся за дело, как поступал всегда.

— Нужно, чтобы имя было простым, и я хотя бы мог его выговорить, — рассуждал он, расхаживая по комнате из угла в угол, укачивая неугомонного мальчишку. Тот отказывался засыпать где бы то ни было, кроме как на руках Вернона, и как бы это ни было утомительно, тот никак не мог скрыть гордости. И гордость эта доводила Иорвета до бешенства. Сейчас он сидел на кровати человека, поджав под себя ноги, и лениво наблюдал за происходящим. Его человек, занятый государственными делами днем, и орущим младенцем по вечерам, за неполный месяц, казалось, состарился на добрый десяток лет. Его самого этот факт ничуть не расстраивал — видимо, по мнению Вернона, результат стоил усилий. Иорвет же с ужасом гнал от себя мысль, что со всеми этими невыносимо важными делами, человек подойдет к концу своего жизненного пути гораздо раньше положенного — и так несправедливо малого — срока, и оставит Иорвета не просто одного — а один на один с этим ребенком.

Не дождавшись ответа от эльфа, человек чуть отстранил от себя мальчика и с любопытством заглянул ему в маленькое лицо.

— И нужно имя, которое бы звучало при том достаточно по-эльфски, — заметил он, — ему ведь с ним еще жить. Как звали твоего отца? Может, это подойдет?