— Если так нужно — хочу, — ответил он с вызовом, — Императорская казна выделила немалые средства на строительство приграничных фортов, и налог с внешней торговли еще никто не отменял.

— Как вам будет угодно, — отчеканила Ани, чувствуя, что если не покинет спальню Гусика немедленно, то не сможет сдержаться и наговорит ему лишнего. — Я могу идти?

Фергус еще мгновение смотрел на нее в упор, потом как-то сник, кивнул и махнул рукой.

Выйдя из мужниной спальни, Ани понимала, что уснуть ей не удастся. В ней клокотали злость и обида, хоть королева и понимала, что винить в чем-то Гусика было несправедливо и неразумно. Он был во всем прав — как и проклятый Виктор, и эта их правота стала вдруг для Ани гарротой на шее, а расплакаться прямо посреди дворцового коридора было ниже ее достоинства.

В комнату Кейры, в отличие от всех прочих покоев дворца, королева никогда не входила без стука. Это было негласное правило, которое она сама для себя установила — чародейка никогда не требовала ничего подобного. Но где-то в глубине души Ани испытывала трепет перед собственной советницей. Та всегда была с королевой мила и любезна, между ними даже установились крепкие, почти доверительные отношения, на Кейру можно было положиться во многих вопросах, с ней можно было оставаться самой собой и отваживаться на откровения. Но, так или иначе, Ани то и дело ловила себя на том, что робеет перед этой женщиной — той, что была советницей еще при ее покойном отце. Той, что владела силой, недоступной и непонятной даже всемогущему Императору.

Остановившись перед дверями в покои чародейки, Ани негромко постучала. В первые пару мгновений ответом ей была тишина — утро еще было слишком ранним, Кейра вполне могла нежиться в постели или того хуже — успела пригреть в этой постели вернувшегося с охоты Ламберта. Но через секунду дверь с легким скрипом отворилась сама по себе, приглашая молодую королеву войти.

В дальнем углу покоев мерцал работающий мегаскоп — Кейра, видимо, только что закончила разговор с кем-то, и Ани успела заметить мелькнувшую между столбиками смутную фигуру. Чародейка выглядела так, словно поднялась с постели задолго до рассвета и успела навести полный марафет. Коротко стриженные светлые волосы были уложены кокетливой волной, глаза и губы — тронуты едва заметными цветными штрихами, и на лице Кейры не было заметно ни следа сна. Она улыбнулась Ани и поманила ее к себе.

— Я помешала? — сама не зная, почему, спросила королева, помедлив на пороге.

— Нет, что ты, — улыбнулась Кейра, — я разговаривала с Филиппой — ее всегда тянет поболтать ни свет ни заря.

Ани неуверенно кивнула.

— И как поживает дражайшая сестрица? — спросила она, хотя, в сущности, ответ на этот вопрос ее не слишком волновал — Ани не смогла бы вспомнить, когда в последний раз виделась с Аддой, лишь получала от нее время от времени вежливые скупые письма и подарки к большим праздникам. За много лет между сестрами устоялся тот самый худой мир, который был лишь на капельку лучше доброй ссоры, и после войны, в которой Редания выступила союзником Темерии, этот вежливый нейтралитет не претерпел никаких изменений.

— В добром здравии, — улыбнулась Кейра, — передавала привет.

— Все заклятые друзья сегодня прямо-таки закидали меня приветами, — проворчала Ани, наконец подходя к Кейре.

— Я думала, вы вернетесь вчера, — заметила чародейка, когда королева приблизилась, — Ламберт почти ничего не объяснил — завалился спать, как был — вместе со своей глупой псиной.

— Клюква не глупая, — возразила с улыбкой Ани, и Кейра изобразила на лице смертельную усталость.

— Это не повод тащить ее на свежие офирские простыни, — пожаловалась чародейка.

— Ты же не разрешила Ламберту завести ребенка, — развела Ани руками, — вот он и вымещает всю свою отцовскую любовь на собаке.

— Не терплю чужих детей, — поморщилась Кейра, — так что я лучше дождусь твоих, уж их-то Ламберт может любить и баловать, сколько влезет. А пока, видимо, придется выносить следы грязных лап в его постели.

— Как будто, не будь собаки, грязных следов стало бы меньше, — фыркнула Ани. Этот легкий разговор был своего рода ритуалом. Кейра никогда напоказ не ставила себя выше Ани, но и позицию ниже занимать отказывалась. Она предпочитала роль старшей подруги, с которой можно было обсудить семейные неурядицы и «женские штучки», не углубляясь в пучину сложных переживаний. Ани, выросшая без матери, с радостью приняла правила этой игры и сама привыкла делиться с Кейрой переживаниями. Должно быть, поэтому ноги сейчас привели молодую королеву именно к ней.

Когда Ани подошла вплотную, Кейра поморщилась.

— В каком ты виде, малышка! — воскликнула она, — живо снимай с себя все эти тряпки — и в ванну.

Королева, капитулируя без борьбы, подняла руки, а потом принялась стаскивать с себя сапоги и куртку, перемазанные кровью и лесной весенней грязью. Кейра, меж тем, удалилась за расписную высокую ширму, провела руками над большой медной ванной, привезенной специально для нее из самого Города Золотых Башен. Емкость быстро наполнилась горячей ароматной водой, и Ани, расправившись со своей одеждой, с удовлетворенным вдохом погрузилась в нее. Кейра потянулась за одной из сотни своих бутылочек, вылила на ладонь немного терпко пахнущей жидкости — Ани иногда казалось, что этой же субстанцией она выводила блох из шерсти Клюковки. Заботливые мягкие руки принялись намыливать волосы королевы, и та прикрыла глаза.

— Я поссорилась с Гусиком, — сообщила Ани после нескольких минут блаженной тишины, пока сильные пальцы Кейры массировали ей голову.

— Уже успела? — фыркнула чародейка, — это тянет на рекорд. Что случилось?

— Ничего особенного, — немного помолчав, вздохнула Ани, — он напомнил, что Темерия — ленник Нильфгаарда, и я не сдержалась.

— Понимаю, — голос Кейры чуть дрогнул, словно она не была готова к такому уровню откровенности, — увы, малышка, есть вещи, на которые ты повлиять не можешь, и остается только злиться. И что Фергус?

— А что Фергус, — раздраженно отозвалась Ани. Терпкую субстанцию сменило мыло, пахнущее незабудками, пальцы Кейры теперь касались мягче, почти нежно, — это была глупая ссора. Я просто устала, и настроение было паршивым, зачем иначе мне вздумалось бы кричать на ветер?

— Не то, чтобы проблема свободной Темерии была не важна, — заметила Кейра, — но ты сама знаешь, в определенные дни месяца мы, девушки, становимся чуть более раздражительными, чем обычно.

Ани приоткрыла один глаз, смахнула со щеки цветочную пену, посмотрела на Кейру снизу вверх.

— Пожалуй, ты следишь за такими вещами во мне куда пристальней, чем я сама, — заметила она, — мне и в голову это не пришло.

— Кто-то же должен, — мягко ответила чародейка, — но мне кажется, что дело не только в этом. Ламберт сказал, на охоте Клюква угодила в медвежий капкан, и умерла бы, не встреться вам на пути таинственный незнакомец с магическим даром.

— Да какой там дар, — отчего-то Ани почувствовала, как жаркая краска бросилась ей в лицо, и дело было вовсе не в горячем пару, поднимавшемся от поверхности воды, — и никакой он не незнакомец. Оказалось, это новый барон Кимбольт, внук почившего Раванена.

— Какая неожиданность, — голос Кейры звучал ровно и плавно. Она вылила Ани на голову прохладной воды из серебряного кувшина, смывая мыльную пену, — не знала, что у старого барона были дети.

Когда чародейка отставила кувшин в сторону, Ани откинулась на бортик ванны и прикрыла глаза. Ей ужасно не хотелось обсуждать с Кейрой внезапную встречу в лесу, что-то подсказывало ей, что чародейка могла сделать из ее слов те выводы, которые сама молодая королева делать не отваживалась. Но будто в пику собственной нерешимости, не желая сдаваться на милость непонятных и непрошеных чувств, она все же ответила:

— Я тоже не знала, моя разведка не сообщала мне ни о чем подобном. Зато теперь понятно, что они зря едят свой хлеб. Нужно будет вызвать Талера и спросить у него, как так вышло.