Матушка умерла, и Виктору пришлось научиться заботиться о себе самостоятельно. Пусть другие члены банды Сиги, теперь искавшие пристанище под дланью оставшихся в живых главарей, или записывавшиеся в моряки или наемники, пытались проявлять к нему участие, помощи от них было мало, и мальчик наверняка бы кончил свои дни в сточной канаве или на невольничьем корабле, плывущем куда-то на юг, если бы ему снова не повезло — фантастически, невероятно, и при том, должно быть, вполне закономерно.
Филиппа Эйльхарт, по ее собственным словам, приютила его в память о Сиги. Их связывали давние нежные отношения, и чародейка действительно позже часто поминала Ройвена добрым — и не слишком добрым словом, и в ее искренности много раз можно было усомниться. Но Виктор, следуя старому совету Франциска Бедлама, держал рот на замке, а нос — по ветру. И эта тактика, как и прежде, приносила неплохие плоды. Если чему жизнь и научила Виктора, так это приспосабливаться и менять обстоятельства под себя. Если не получилось стать звездой преступного мира, то вполне можно было попробовать стать учеником знаменитой чародейки.
Филиппа учила его магии так же, как Сиги — грамоте и приличным манерам. Не то чтобы нехотя, но не слишком рассчитывая на результат, давая ему ровно те знания, которые могли пригодиться в Викторе ей самой. Он не был слишком талантливым учеником, но умел слушать и мотать на ус. Филиппе, явно нуждавшейся в благодарных ушах, это нравилось. А Виктору нравилось жить под ее крылышком. Ровно до тех пор, как Филиппа совершила то, за что превратилась в глазах мальчишки в настоящую героиню.
У Виктора никогда не было личных врагов, он не считал себя тем, с кем у кого-то могли бы быть какие-то личные счеты — нос еще не дорос. Но ему было очень хорошо знакомо чувство общего врага. И сперва этот враг растоптал его родину и выгнал их с матерью из дома, а потом теми же сапогами разметал те шаткие стены, которые они построили для себя заново. Филиппа говорила, что Сиги убили предатели, нильфгаардские шлюхи, готовые обниматься с Черными, лишь бы получить кусок их милости. Те, кто ценой всего Севера поставили крест на надеждах королевств на свободу, во имя призрачных привилегий одной страны. И, зная все это, Виктор не верил, что с этим врагом можно бороться — но Филиппа смогла.
В день, когда на Реданский трон вернулась законная королева, Виктор радовался так словно иной родины, кроме Редании, у него не было. Наместник Нильфгаарда был убит, войска выдворены из Третогора, и, когда освободительная армия королевы Адды парадом шла по улицам столицы к королевскому дворцу, Виктор впервые в жизни заплакал от радости. И все это было заслугой Филиппы.
Юноша дал себе в тот день новое обещание — служить ей, следовать за ней. Он запретил себе сомневаться в ней. Филиппа Эйльхарт обладала сложным характером, была временами слишком властной и непоследовательной, обманывала даже собственных соратников, но Виктор уяснил для себя — ради великой цели все средства хороши. И он сам готов был стать для Филиппы этим средством — пусть и миссией его было всего лишь выполнять для нее мелкие поручения, учиться и принимать скупые похвалы.
Несколько лет Виктор провел при дворе Адды, а потом Филиппа взяла его с собой в Оксенфуртский Университет, где юноша наконец почувствовал, что оказался на своем месте. Чародейка, при всем своем могуществе и талантах, безуспешно пыталась удержать в своих руках все. А цели у нее были только великие. Виктор никогда не заблуждался насчет того, кто на самом деле правил Реданией и умудрялся сохранять независимость королевства, стоя по горло в море бесконечной имперской черноты. Королева Адда подписывала приказы и махала рукой на парадах, но за ее спиной всегда стояла Филиппа, принимавшая все решения. С тем же рвением чародейка взялась и за освободительную борьбу для тех, кто, казалось, не жаждал ни спасения, ни освобождения. Она считала, что Север должен вновь обрести свободу и былую славу, а это значило, что холодную войну приходилось вести и с ближайшими соседями, отчаянно сопротивлявшимися любой помощи. Филиппа мечтала вернуть Темерию, она называла это «образумить», но разумностью сестринское государство никогда не славилось.
Филиппа, не ограничиваясь только политикой, старалась контролировать и области, исконно оторванные от национального блага своего королевства, выходившие за его пределы — науку и магию. И с первым Виктор рад был ей помочь. Он легко разобрался во внутренних делах Университета, который после его восстановления Филиппа считала лучшим своим детищем. Юноша был не просто правой рукой Ректора, зачастую он был его голосом и даже головой, принимая решения, донося их до заинтересованных ушей и собирая на себя все палки, если решения оказывались непопулярными. Чужое осуждение и недовольство Виктора никогда не волновало. Он знал, как заставить эту махину работать, и, получив молчаливое или явное согласие Филиппы, приводил свои планы в исполнение. Управлять Университетом оказалось довольно увлекательно, нужно было лишь найти правильный подход и тянуть за правильные рычаги.
Лишь один раз Виктор совершил то, чего Филиппа от него не ожидала и чего, должно быть, не одобрила бы. Когда Редании — и упрямой соседке Темерии, чего уж там — грозила новая война, юноша понял, что не хочет больше стоять в стороне, глядеть на победоносный парад или видеть, как вражеские руки поднимают ненавистные победные стяги, пока он и пальцем не пошевелил, чтобы этому помешать.
В армии Виктор был не слишком-то полезен. Ни солдатом, ни магом его никогда не растили, но ему было достаточно осознания того, что он на войне, на той стороне, на которой должен быть. Он помогал по мере своих сил, слушался командира, за которым пошел, и даже вновь заслужил похвалу. Имя того командира Виктор очень хорошо запомнил, и, пусть его пыл и убеждения были юноше не близки, он обнаружил в себе восхищение его силой духа и упорством. Вернон Роше был из тех, кто, получив по уху, не искал обходных путей, не отступал, чтобы перегруппироваться, а продолжал лезть под ту же занесенную руку, готовый принять новый удар, но не отступить. Не научи Виктора жизнь ровно противоположному, он, наверно, хотел бы стать на него похожим.
Та война закончилась победой, но Виктор, хоть и был в этот раз ее несомненным участником, не почувствовал после нее, что в нем что-то судьбоносно изменилось. Он вернулся к своим делам прежним, поняв, что мелкие победы приносили ему куда большее удовлетворение, чем общее большое ликование. Он по-прежнему знал свое место и то, как делать свое дело хорошо и эффективно.
И вот теперь, стоя посреди огромного зала замка барона Кимбольта, Виктор впервые в жизни не мог понять, на своем ли он оказался месте. Новость о том, что почивший барон являлся его прямым предком, не слишком шокировала юношу. Филиппа никогда не делала ничего, не руководствуясь великой целью, и чего-то подобного можно было от нее ожидать. Юноша не знал, подделала ли она документы, применила магию, или легендарный отец, чьего имени мать ему так и не открыла, и впрямь был сыном хозяина этих земель, но результат был вполне предсказуем. Не сумев освободить Темерию дипломатическими или военными методами, чародейка взялась за иные рычаги. И снова, как и прежде, одним из этих рычагов оказался Виктор. Он был рад ей служить, как всегда, но теперь не мог взять в толк, что именно от него требовалось. Путь от «шлюхиного сына» или даже «ассистента Ректора» в темерские бароны оказался слишком стремительным.
Он прибыл в замок Кимбольта один, не сказав об этом своей покровительнице. По изначальному плану, знакомство с владениями должно было состояться после справления всех формальностей. Виктор знал, что путал порядок действий. Сперва его лицо должно было появиться на семейном древе, а потом уже он сам — в стенах имения. Но, как и отправляясь на войну, Виктор решил проявить инициативу и провести разведку боем.
К его большому удивлению, встречали Виктора, как долгожданного гостя. Управляющий замком — один из верных людей Филиппы — приветствовал юношу пока не принадлежавшим ему титулом и вызвался провести по комнатам и даже показать все необходимые документы. Чародейка всегда действовала наверняка, и учила всех вокруг себя сторониться сюрпризов — Виктор подозревал даже, что, стоило ему выйти из портала у ворот замка, о его визите тут же было доложено Филиппе. Это его, впрочем, не заботило. Если бы чародейка сильно возражала против такого вторжения, она уже явилась бы и вывела Виктора за ухо прочь. Но ее не было, а вот замок, полный незнакомых портретов, вежливых вышколенных молчаливых слуг и неизведанных богатств — был. И Виктор был теперь в нем хозяином.
