Эмгыр плавно отодвинул короля на одну клетку назад, спрятав его за спину черного офицера, и неожиданно улыбнулся.
— Признаться, я никогда не рассчитывал мирно почить в собственной постели в окружении скорбящих потомков, — произнес он задумчиво, — и тот факт, что мой сын успел подарить мне внука, которого я смогу чему-то научить, это настоящее чудо. Остается надеяться, что уроки мои не окажутся так же тяжелы, как те, что я давал Фергусу.
— Вы воспитали достойного правителя, — возразила Филиппа совершенно искренне. Мирное течение беседы, терпкое вино и благостное серебро подступающей ночи заставляли ее рассуждать откровенней обычного, и чародейка знала, что утаивать и осторожничать сейчас ей было ни к чему, — юный Фергус научился вести игру, в которой мало кто до него по-настоящему смог преуспеть, игру, в которой никогда не бывает победителей. Он просто не смог удержать раскаленные угли в ладонях, и можно ли его винить за это? В отличие от большинства современных правителей, он не хотел загребать жар чужими руками. Этому, полагаю, вы тоже его научили.
Еще один ход — Филиппа продолжала атаковать офицером, загоняя черного короля в угол. Эмгыр, следя за движением фигуры и не глядя чародейке в глаза, пожал плечом.
— Все полагают, что я пестовал и растил Фергуса себе на замену, вложил все свои силы в него одного, выковал из него такого Императора, каким сам никогда не решался быть, — заметил он, — но это не совсем так. На Анаис я потратил сил ничуть не меньше. Я всегда знал, что ей суждено стать Императрицей и спутницей моего сына, и, преодолевая отчаянное сопротивление поначалу, учил тому, как быть ею. Так что теперь, боюсь, Ее Величество не позволит мне взять управление моей страной в собственные руки, пусть Темерия и останется главным ее детищем и самым драгоценным сокровищем. Какая ирония.
Филиппа, склонив голову к плечу, вопросительно взглянула на собеседника, и тот мягко повел свободной рукой.
— Я убил короля Фольтеста, чтобы расширить границы Нильфгаарда, сломить сопротивление Севера, поставить его на колени и, может быть, уничтожить, — ответил он, — но теперь его дочь правит Империей, которую я строил вопреки таким, как она. Должно быть, в этом есть некая высшая справедливость. Дитя крови Фольтеста отомстит за его смерть.
— Это дитя и вашей крови тоже, — негромко напомнила Филиппа, пряча улыбку.
— И это — особенно иронично, — усмехнулся Эмгыр. — я потратил много сил, чтобы в свое время породниться с династией Севера, и вот, кажется, мне это наконец удалось.
Оба замолчали. Филиппа, не спеша делать следующий ход, задумчиво обвела глазами комнату, остановила взгляд на лице собеседника и несколько долгих мгновений изучала напряженный надлом его тяжелых бровей, чуть опущенные веки, изгиб упрямого рта. Она знала толк в чудовищах, изучала их, даже восхищалась их мощью и потенциалом. Но из всех драконов, стрыг и вампиров, с которыми ей приходилось иметь дело, люди оказывались опасней и могущественней всех. Любопытно, что сказал бы Сиги, увидь он ее сейчас?
— В нынешней ситуации, — вдруг снова заговорил Эмгыр, перебрав пальцами по лакированной гладкой столешнице, — Редании выпадает отличный шанс попытаться расширить свои границы, продвинуться дальше на Север или попытаться вернуть свободу части захваченных территорий.
— После того, что совершил ваш сын, он стал почти что национальным героем Темерии, — снисходительно улыбнулась Филиппа, — Фергус пожертвовал собой, чтобы защитить их любимую королеву, спас не только Анаис, но и ее дитя от коварного убийцы. Мало кто из воинов Севера может похвастаться чем-то подобным. Боюсь, королю Виктору, даже реши он предпринять то, о чем вы говорите, пришлось бы встретиться с нешуточным сопротивлением северян. Новый Император Нильфгаарда для них — больше не жестокий и подлый оккупант, в нем течет та же кровь, что и в них, он плод не войны, но любви Фергуса и Анаис. Разве не этого вы добивались?
— Иногда я думаю, что мне только кажется, что держу все нити в своих руках и могу заглядывать в далекое будущее, — вздохнул Эмгыр, — на деле же пути Предназначения оказываются куда сложнее, чем можно предугадать.
— Нет никакого Предназначения, — мягко возразила Филиппа, — есть власть вероятностей, и предугадать их не может даже самый пытливый разум.
За тяжелыми дверьми кабинета послышались быстрые легкие шаги, смех, потом кто-то настойчиво шикнул, и воцарилась тишина. Эмгыр и Филиппа переглянулись. Чародейка послала собеседнику короткую улыбку, и тот произнес, едва повысив голос:
— Заходите.
Лита ворвалась в кабинет первой. Она раскраснелась, аккуратно уложенные в тугие косы черные волосы растрепались, и голова юной принцессы походила на лик Нильфгаардского солнца. Чародейка почувствовала, как при виде широкой улыбки на лице девочки в груди у нее разлилось внезапное умиротворяющее тепло. По пятам за принцессой семенили младшие братья — не менее взволнованные, с одинаковым огнем воодушевления в зеленых глазах.
Лита окинула шахматную доску взглядом, недовольно поморщилась.
— Опять эти ваши занудные шахматы, — пожаловалась она, — глупее игры не придумаешь. Пиппа, ты и так дома все время играешь в них с Детлаффом!
— Прошу прощения, моя госпожа, — чопорно склонила голову Филиппа, — ваш отец попросил меня составить ему компанию.
Эмгыр наградил ее тяжелым взглядом союзника, которого только что сдали врагу с потрохами, вздохнул и улыбнулся дочери.
— Мы почти закончили, — сказал он примирительно.
— Это правда, — подтвердила Филиппа и двинула белую пешку по доске, запирая черного короля в ловушке, — вам мат.
— Вот и хорошо! — сразу приободрилась Лита, и близнецы нетерпеливо принялись подпрыгивать на одном месте за ее спиной, — папочка, хочешь я покажу тебе свою магию? Риэр и Мэнно считают, ты должен это увидеть!
Братья наперебой принялись убеждать отца посмотреть и восхититься, и Филиппа удовлетворенно откинулась на спинку своего кресла. Партия, проходившая далеко за пределами маленькой шахматной доски перед ней, была выиграна.
— Конечно, — покладисто согласился Эмгыр, поудобней устраиваясь в кресле и готовый удивляться, — я весь внимание, моя принцесса.
Межсезонье
Ламберт долил в свою кружку последние капли вина из большой пыльной бутылки, критически, сощурив один глаз, посмотрел в горлышко, надеясь, что на дне еще хоть что-то осталось, и печально вздохнул.
— Твоя очередь идти в погреб, — давя улыбку, напомнил Геральт.
— Но погреб-то твой, — попытался возразить гость.
— Вот именно, — подтвердил старший ведьмак, — и вино мое, так что я мог бы заставить тебя ходить за ним каждый гребанный раз, как ты усасываешь очередную бутылку. Не ценишь ты масштабы моего гостеприимства.
Ламберт побеждено поднял руки и взял наполовину полную кружку с таким видом, словно собирался произнести тост.
— За славного Геральта Туссентского, — объявил он торжественно, — Белого Волка, повелителя бездонных винных погребов!
Они чокнулись кружками, сделали по глотку — Геральт заметил, что расслабленная лень начинала побеждать в друге желание выпить еще, и теперь он цедил вино, как полагалось — медленно и вдумчиво. Ему и самому уже совершенно не хотелось выбираться из-за стола и плестись через двор к погребу. Лето в Туссенте шло на убыль, и за окнами начинался обычный для долгой плодородной осени прохладный дождь. Капли барабанили по окнам теплой кухни, делая ее еще уютней.
— Тошнит меня уже от Нильфгаарда, — неожиданно признался Ламберт, отставив кружку в сторону и потянувшись за куском тонко нарезанного копченого мяса, — рожи тут у всех просят кулака, жарища, как в ифритовой жопе, а жратва такая острая, что у меня вся задница сгорела.
Геральт снисходительно пожал плечами. Он знал, что жизнь в столице Империи, куда Ламберт перебрался вместе с Ани после похорон Фергуса, донимала его не только неприятным окружением и неперевариваемой кухней. В Городе Золотых Башен младший ведьмак, никогда не любивший и не выбиравший для себя одинокого пути убийцы чудовищ, способный найти друзей даже в самых недружелюбных землях, чувствовал себя не на своем месте. Он верно служил своей госпоже, но та, занятая устройством дел в осиротевшей Империи, больше не была его верной спутницей на охоте и долгих вылазках в темерские леса — Ани все трудней становилось держаться седле по мере того, как рос ребенок в ее животе, да и имперские советники ратовали за ее безопасность и требовали избегать ненужных рисков. Кроме того, жена Ламберта осталась в Вызиме. Кейра занималась делами Университета и помогала в управлении королевством, пока Анаис исполняла свой долг главы Регентского Совета в Нильфгаарде. Она навещала свою подопечную достаточно часто, чтобы следить за состоянием ее здоровья и отчитываться о проделанной работе, но времени на то, чтобы провести его с тоскующим супругом, у чародейки почти не оставалось. Потому Ламберт использовал любую возможность, чтобы вырваться из Императорского дворца и наведаться в гости к старым приятелям.
