Папа смотрел на него молча, не двигаясь, потом неожиданно усмехнулся, потерся колючей от щетины щекой о ладонь эльфа.

— Начали ходить слухи о растущем эльфском сопротивлении, — заметил он также тихо, — вроде как, даже детей начали называть в твою честь.

Иорвет растерянно моргнул, опустил руки в задумчивости, потом вдруг рассмеялся, расправив плечи.

— За это, любовь моя, можешь сказать спасибо своему сыну, — сказал он, усаживаясь обратно за стол, — по его милости, та замороженная рыба из народа Ольх считает, что всех вокруг него теперь зовут Иорветами. А что! Это прекрасное имя.

Папа покосился на Иана, потом рассмеялся следом за отцом.

— Будь у нас и правда еще один младенец, я назвал бы его именно так, — откликнулся он весело, и лед в комнате окончательно превратился в ароматный теплый бульон.

— Моя мама сказала, что меня так и зовут, — решился встрять Иан, — так что я не очень-то и соврал.

Родители засмеялись только громче, хотя мальчик вовсе не шутил.

— В следующих документах, которые я получу, тоже запишусь Иорветом, — заявил папа, — неизвестно ведь, куда нас отправят, будем сеять смуту в умах мятежников.

Следом за супом из погреба появились сладкие зимние яблоки, а отец вытащил откуда-то давно припасенные шоколадные конфеты — Иан видел такие в вазочке в комнате Шани, и она говорила, что их привезли из далекого Назаира. Сейчас же эльф словно извинялся перед оголодавшим сыном за свою невнимательность, и лично следил, чтобы ему досталась большая доля от общих съестных богатств.

— Да что со мной сегодня такое? — вдруг покачал головой папа, — я и еще одно письмо чуть было не забыл передать.

Эльфы, увлеченные шоколадом, тревожно застыли, но на этот раз из-за пазухи папы появился конверт с совершенно очевидными опознавательными знаками. На большой черной печати красовался знак Солнца, а сама бумага была наощупь гладкая и мягкая, как шелк.

— Это тебе, Иан, — человек протянул мальчику письмо, и тот недоверчиво посмотрел на него.

— Император призывает меня на службу? — аккуратно спросил он, про себя уже прикидывая способы вежливо отказаться.

— Не думаю, — покачал головой папа, — это передали вместе с посланием от Цириллы. Может быть, она тебе пишет?

У Иана вдруг отчаянно заколотилось сердце. В новом городе, на новом месте, со всеми этими опасными заданиями и новыми знакомствами он ни на секунду не забывал о своей возлюбленной — иногда думал о ней перед сном, и пусть очень редко, но она все же приходила ему во снах. И сейчас его волнение, должно быть, отразилось на лице, потому что отец вдруг понимающе поцокал языком.

— Ох, Вернон, где твоя деликатность, — посетовал он, — кто же так отдает письма от дамы сердца?

— Что? — папа удивленно посмотрел на Иана, а тот покраснел до корней волос, думая, что деликатности не хватило как раз отцу.

Он не стал ничего отвечать, протянул руку и забрал у папы мягкий конверт. Конечно, глупо было надеяться, что родители оставят его с волнительным посланием один на один, решив выйти из комнаты, но то, как они оба таращились на него сейчас, смущало Иана еще больше. Он повернулся боком, отгораживаясь от них, и наконец разломал черную печать.

Письмо на тонкой зернистой бумаге было написано кривоватым крупным почерком и украшено несколькими фигурными кляксами, каждая из которых была замаскирована под неровные черные солнца. Мальчик пробежал строчки глазами, потом немного разочаровано вздохнул.

— Это от Фергуса, — сказал он, снова поворачиваясь к родителям. Отец сочувственно покачал головой.

— О, мой мальчик, мне так жаль, — его единственный глаз смеялся.

Секундное разочарование, впрочем, быстро прошло, и Иан с любопытством вернулся к посланию принца — как-никак это было все же первое в его жизни настоящее письмо. И, раз оно было не от Цири, даже пристальные взгляды родителей мальчика больше не смущали.

«Преветствую, мой дорагой друг!» — начиналось письмо. Иан слегка нахмурился — все послание пестрело такими ошибками, и в некоторых местах смысл фраз можно было только угадывать, но Фергус очень старательно описал другу, как они уехали из Боклера и вернулись в Нильфгаард. Как он провел генеральное сражение против воображаемой армии захватчиков, и представлял все это время, что отрядами эльфов в составе его воинства командовал Иан. Фергус писал, что попросил у папы разрешения пригласить друга в гости, в Город Золотых Башен, и папа согласился, так что, когда Иан сможет, он ждал его с нетерпением. Еще принц интересовался, конечно, как дела у Иорвета, и нравится ли им всем в Оксенфурте (Онсекфрукте). И под конец добавил, что попросил у придворного мастера нарисовать вторую карту Континента и вырезать еще один набор фигурок специально для Иана, но не решился доверять эти сокровища почте. Для наглядности принц даже зарисовал нескольких полководцев из нового комплекта, и на удивление, изображения эти вышли очень удачными — в них четко угадывались суровые черты лиц солдат, а один из них был так похож на отца, что Иан заулыбался. У нарисованного Иорвета был всего один глаз, а шрам походил на ветвистую чернильную молнию.

«Надеюс, вы все здаровы и счасивы», — заканчивалось письмо, — «мама, папа и Цирилла здаровы, а я очень скучаю по тебе».

Иан поднял глаза от письма и встретился взглядом с родителями. Тех, казалось, содержание послания волновало ничуть не меньше, чем самого мальчика, и он спросил у отца, можно ли ему написать ответ.

Иорвет величественным щедрым жестом вытащил из стопки бумаги один листок, вручил Иану свое перо и пододвинул ближе чернильницу.

— Если хотите, — мальчик заметил, что папа уже зевал, совершенно не стесняясь, — можете идти спать. Это надолго.

На следующее утро папа забрал письмо, заботливо и подробно описывающее все приключения Иана в Оксенфурте. Мальчик справедливо решил, что, раз представился Эренвалю агентом принца Фергуса, то и скрывать от него ничего не стоит. А потому, ничуть не скромничая, рассказал и о своем визите в университетский морг, и о встрече двух королев, и об эльфских развалинах за городом, куда ходил вместе с Бернардом Дукатом (его Иан в письме назвал «одним человеком»), и даже о страдающем от аллергии агенте сестры Фергуса и новом отцовском увлечении книгами. Папа лично, не читая, запечатал письмо сургучом и даже прижал к нему откуда-то выискавшуюся бляшку с изображением темерской лилии, и Иан был несказанно горд тем, что отправляет настоящее донесение — а еще, что друг узнает обо всех его подвигах и сможет им гордиться.

— Когда ты вернешься? — спросил отец, провожая человека за порог. Они остановились у двери, и папа обнял эльфа, а тот опустил голову ему на плечо.

— Дня через три, не позже, — ответил папа, — я должен успеть до того, как королева вернется в Вызиму, мы так и не успели встретиться с ней.

— Пожалуйста, только возвращайся, — шепнул отец, и наконец освободился из кольца папиных рук.

После его отъезда жизнь двух эльфов потекла своим обычным чередом. Шани действительно разрешила Иану взять несколько ее книг домой, и теперь вечерами отец и сын оба проводили за постижением наук. Иану понравилось срисовывать со страниц фолиантов схемы растений, а потом, закончив с очередным эскизом, придумывать собственные — помесь уже имеющихся с теми, что существовали только в его воображении. Отец даже раздобыл для него где-то набор цветных мелков, и теперь изыскания Иана заиграли новыми красками. Некоторые из своих рисунков, особенно удачные, он откладывал в сторону, чтобы потом отправить их Фергусу с новым письмом. Отрываясь от своих книг, отец иногда поглядывал на его работу, и однажды удивленно воскликнул:

— И откуда только это в тебе берется?

Иан, смутившись, непонимающе посмотрел на схему, над которой в тот момент трудился. Он изображал обычный желтый мышехвост, но только в виде большого раскидистого дерева с длинными зелеными листьями и цветами, распускавшимися прямо из кончиков ветвей. Выходило и правда совсем неплохо.