Иан молчал. То, что говорил мастер Лютик, было неожиданно откровенно и горько, и мальчик хотел бы заявить ему, что все это неправда, что не было такого, если бы не тон музыканта. Таким тоном не лгут и не рассказывают небылиц. Мастер Лютик — искрометный, веселый, ослепительный — говорил с ним, как с настоящим взрослым. И был предельно честен.

— Сколько же лет прошло? — продолжал рассуждать музыкант, теперь глядя на зеленоватые волны реки под их ногами, — десять? Всего десяток зим, и вот что вышло. Из зерен ненависти, на почве, пропитанной слезами и кровью, в свете все того же солнца, что всходило и заходило тогда, взошли и распустились прекрасные цветы любви — кто бы мог подумать, что так бывает? Если бы я не видел своими глазами, я никогда бы не поверил, что такое возможно.

От мастера Лютика пахло розовым маслом, пряными специями и терпким вином. Он взмахнул рукой, словно собирался утереть увлажнившиеся глаза. Иан совершенно перестал что-либо понимать, и теперь от слов мастера Лютика ему становилось все более и более неловко, будто музыкант говорил о его родителях что-то оскорбительное, а мальчику нечего было возразить.

Но заминка, к счастью, длилась недолго. Мастер Лютик тряхнул головой, повернулся к Иану и улыбнулся.

— Ты должен мне помочь, мой юный друг, — заявил он, — без тебя мне эту песню ни за что не закончить.

Иан посмотрел на него обескураженно.

— Без меня? — переспросил он тихо, — но ведь я совсем не умею петь и играть. И стихи писать — тоже.

— Ерунда, — отмахнулся мастер Лютик, — в твоих жилах течет эльфская кровь, пусть разбавленная, но она хранит память. А Старший народ всегда рождал лучших музыкантов, и нам, людям, оставалось только завидовать. Видишь эту лютню? — Иан посмотрел на прекрасный инструмент. По светлой поверхности струилась тонкая резьба, и казалось, что вырисованные ею цветы прорастают из легкого мерцающего дерева. — Я получил ее много лет назад в Дол-Блатанне, — продолжал музыкант, — от эльфки по имени Торувьель, и с тех пор хранил ее, как зеницу ока.

— Она заколдованная? — тихо спросил Иан, не решаясь, но вместе с тем, жаждая прикоснуться к теплой гладкой поверхности инструмента. Мастер Лютик многозначительно хмыкнул.

— Может быть, мой юный друг, — сказал он, — но она — моя единственная по-настоящему верная спутница, моя единственная настоящая любовь. Держи.

Мастер Лютик поднял лютню со своих колен и вложил ее в руки мальчика, а у Иана душа ушла в пятки. Он ощущал себя так, словно сама Владычица Озера вдруг сунула ему в пальцы Меч Пяти Добродетелей, забыв уточнить, есть ли они у Иана. И обман вот-вот будет раскрыт.

— Не бойся, — подбодрил мальчика мастер Лютик, — руки у тебя пока коротковаты, но мы попробуем взять самый простой аккорд. Давай, смелее, ладонь вот так…- музыкант ловко заставил пальцы Иана зажать одну струну на грифе лютни, и мальчик почувствовал, как она больно врезалась в мягкую подушечку, но ничего не сказал, стиснул ладонь посильнее. — Отлично, — похвалил мастер Лютик, — а теперь второй рукой перебирай струны, будто считаешь их, одну за другой. Ну, смелее.

Иан задержал дыхание — как делал, когда нырял под воду за ракушками — прижал палец к грифу еще сильнее — так, что стало по-настоящему больно — и принялся медленно перебирать струны второй рукой. Звук вышел жалкий, тихий и неуклюжий, и мальчик почувствовал, что сейчас сгорит от смущения, но мастер Лютик ободряюще похлопал его по плечу.

— Неплохо, мой юный друг, совсем неплохо! — заявил он, — в твоем возрасте я и пальцами едва перебирал, а ты сразу поймал ритм. Давай еще раз.

Ободренный похвалой, хоть и не знал, что за ритм ему удалось поймать, Иан повторил все сначала — вышло не лучше, но и не хуже. Мастер Лютик похлопал в ладоши, а потом, хмыкнув, склонился к уху мальчика и пошептал, обдав его сладким винным запахом:

— Кажется, у тебя уже и зрители появились.

Иан, увлеченный своим новым умением, сперва не понял, о чем говорит музыкант. Потом, подняв взгляд от струн, заметил, что в нескольких шагах от них, полускрытый резной тенью древесной кроны, стоит отец. Мальчик не смог разглядеть выражения его лица — половина его была скрыта за светлым платком, хотя раньше отец никогда не старался особенно прятать свой шрам. Перехватив взгляд сына, Иорвет отступил за ствол дерева, и через мгновение исчез из вида. Отчего-то маленький эльф вдруг ощутил себя ужасно гадко — будто отец застукал его за чем-то недопустимым и неправильным, за чем-то, что могло страшно его разочаровать, хотя ничего такого мальчик не делал.

Мастер Лютик, видимо, заметивший выражение его лица, тяжело вздохнул.

— Боюсь, мой юный друг, я зашел в запретную рощу, и теперь меня ждет жестокая расправа, — сообщил он трагично.

— Что?..- почти шепотом переспросил Иан, и музыкант рассмеялся.

— Наверно, твой отец сам хотел научить тебя играть, — пояснил он уже совершенно обычным, человеческим тоном.- Есть такие вещи — особенно для эльфов — которые незнакомцам не доверяют.

Иан уверенно покачал головой.

— Мой папа ни на чем не играет, — возразил он, — у него и лютни-то никакой нет.

— О, боюсь, ты ошибаешься, малыш, — улыбнулся мастер Лютик и забрал у него из рук инструмент, — и я бы на твоем месте догнал его. Мне кажется, он расстроился.

Иан с сомнением посмотрел отцу вслед, потом снова — на мастера Лютика.

— А как же песня? — тихо спросил он, — мы ее так и не закончили.

— Ничего, — беззаботно отмахнулся мастер Лютик, — закончим вечером. Времени на это у нас еще предостаточно. Иди.

Выследить отца было гораздо проще, чем мастера Лютика. Тем более, что он, кажется, совершенно не скрывался. Иан нагнал его у самой винодельни — отец неспешной походкой направлялся к воротам, и Иан зашагал с ним рядом. Некоторое время молчал.

— Мастер Лютик хотел написать вам с папой песню в подарок, — заговорил он, наконец, и слова его звучали как оправдания, словно его уже успели в чем-то обвинить.

— Никогда не любил человеческой музыки, — высокомерно ответил отец. Он всегда разговаривал с сыном на Старшей речи, но сейчас слова его звучали более отрывисто и небрежно, чем обычно, будто он даже их не хотел тратить в сложившейся ситуации.

— Он очень красиво играл, — возразил Иан, но сразу понял, что дал неверный ответ. Отец притормозил и посмотрел на него. Иан поднял взгляд и виновато улыбнулся. — мастер Лютик сказал, ты тоже умеешь играть. Это правда?

Лицо отца едва заметно дрогнуло. Он быстрым немного неловким жестом оправил косынку на голове — она явно с непривычки мешала ему, сползая на здоровый глаз.

— Ничего особенного, — пожал плечами отец, — почти все эльфы умеют на чем-то играть. Когда-то у меня была флейта, но я… потерял ее.

— Почти все эльфы умеют, а я нет, — Иан насупился, — ты никогда меня не учил.

Отец нахмурился.

— Я подумал, для тебя куда важнее научиться другим вещам, — заметил он, — к тому же, я же сказал тебе — флейты у меня больше нет. А тебе, кажется, больше по нраву пришлась лютня. Может быть, мастер Лютик, — это имя отец особенно выделил голосом, — согласится дать тебе несколько уроков?

Иан поднял руку, демонстрируя ноющий распухший палец, которым зажимал изо всех сил струну на лютне.

— На лютне играть больно, — ответил он, — мне не понравилось.

Отец сперва усмехнулся, но потом присел перед ним на одно колено, взял его ладонь в свои, внимательно осмотрел распухшую подушечку пальца, осторожно коснулся ее прохладными сухими губами. Серьезно посмотрел на Иана.

— На флейте играть ничуть не проще, — заметил он, — может быть, когда-нибудь, я тебе покажу.

Иан улыбнулся ему в ответ.

— А куда делась твоя флейта? — спросил он, — ты мне расскажешь?

Отец на мгновение изобразил невыносимую усталость, потом со вздохом кивнул.

— Когда-нибудь, — туманно пообещал он.

***

Еще до обеда мастер Лютик, Геральт и папа уехали куда-то по дороге в сторону Боклера, и вернулись только к ужину. На этот раз отец спустился в общий зал, хотя нелепый платок все еще оставался у него на голове. Иан еще днем попытался спросить его, зачем отец его надел, но тот не удостоил его ответом.