– Угу. Обед в холодильнике. – равнодушно ответила Дженни, после чего в последний раз сделала круг кухня-комната и закрылась у себя. Вот и поговорили, как говорится.

Родители, как обычно, всё ещё были на работе. Их можно понять, ведь в наше время, не тратя по восемь часов каждый день на профессиональную деятельность, крайне трудно прокормить не только семью, но и себя. Но за что их невозможно простить, так это за постоянное хладнокровное равнодушие ко мне, которому они научили и Дженни.

Придя домой, они ничего не спросят меня, даже не попытаются узнать про моё настроение и дела. Придут и будут вести себя, будто всё, что, так или иначе, связано со мной, их абсолютно не касается.

Слабые духом очень скоро в такой обстановке спрыгнут в пучину безумия за неимением альтернатив. А я, как можно заметить, держусь уже восемнадцать с хвостиком лет. Хотя, наверное, здесь не обошлось без преувеличения, ведь у меня есть парочка воспоминаний, в которых мы живём вместе. Лет… восемь… девять или десять в таком случае меня окружает серое немое кино. И полная свобода наравне с безнаказанностью.

Каждый раз, заходя к себе в комнату, стены которой украшает множество плакатов рок- и метал-групп, я задаю себе один и тот же вопрос, помогающий немного освежить в голове свои принципы и жизненные ориентиры: “Может, они считают меня виновным?”.

– Кайли! – невольно вырвалось у меня, когда кошечка буквально выпрыгнула из моего рюкзака, когда я полностью открыл его.

Она гордо уселась перед очень старой семейной фотографией, будто не хотела дать мне взглянуть на неё. Ну, раз уж пошла такая тусовка, то я, пожалуй, не буду проявлять никакого возражения и просто лягу на свой диван, чтобы дать телу немного отдохнуть, а разуму покоя…

Кайли спрыгнула с моего стола и буквально через пару мгновений заняла местечко рядом со мной, свернувшись в клубочек. Моя рука сама собой потянулась к ней, а после того я, сам того не заметив, начал ласково поглаживать её мягонькую головку. Её реакцией на нежности с моей стороны стало милое и тёплое мурлыканье, под которое в голову невольно лезли такие же тёплые, но мрачные мысли.

Горе… мои бесконечные философские думы – сплошное горе… сплошные муки, похожие на протяжный, истошный вой, от которого невольно глаза заливаются стеклянными, относительно полыми в плане чувств и немыми слезами.

– Наверное, я себя слишком сильно закручиваю, задаваясь вопросами, не имеющими никакого ответа, даже хоть немного приближённого. Проще забыть, выкинуть из головы среди лабиринтов, отпустив нить Ариадны. Но не будет ли это… жестоким по отношению… в первую очередь, к самому себе? – протянул я, остановив взгляд на потрескавшимся сером потолке.

Старый диван с разводами, отклеивающиеся обои, деревянный рабочий стол с поломанными ящиками, шатающаяся полка с книгами и учебниками, хлипкая и разваливающаяся колонка, купленная на вокзале – утопия. Неизменность. Уныние. Мир разрывается, обнажая дорогу к безумию. И я – Клайд Штейн – смотрю на неё полупустыми и наполовину закрытыми глазами, вглядываюсь прямо в очи сводящему с ума монстру, что нервно пытается дотянуться до моего существа.

Но я здесь и злодей, которого страшится реальность, и герой, которого ждут многие, готовые прыгнуть в темноту для одного лишь вдоха полной грудью. Прекрасная, но проклятая душа, готовая сражаться с демонами… тварями… людьми…

Но ему так хочется простого счастья

В мире лишённого волшебства

В мире, где лишь одна – только она

Наполняет мысли… составляет память

Правда, мы всего лишь друзья среди этой глуши, что буквально равнозначно простым знакомым: встречаемся раз-два за день и постоянно заняты другими, более “важными” особами, чтобы просто подойти и поговорить о чём-то отстранённом. Для меня эти разговоры на темы мироздания, правильности и справедливости, многими не любимыми, – это все мои воспоминания, самые тёплые и дорогие. А обсуждения новейших слухов и беседы по поводу школы и экзаменов просто не запоминаются, ибо в них нет никакого смысла. Нет искры и душевности. Они лишь существуют… витают где-то в воздухе, не влияя на окружение.

Если бы только мы могли спрятаться от всего мира на часок-другой и просто поговорить о действительно важных вещах! Раскрыть друг другу если не душу, то хотя бы внутренние переживания, хотя бы намекнуть на их существование и типаж! Я бы… всё отдал… за такой момент… за такое прекрасное воспоминание. Правда… будут ли его ценить другие люди… дадут ли они ему должную ценность? Найдётся ли тот…

Темнота. Одиночество. Пустота. Именно эти три вещи окружали меня в момент пробуждения. Не было даже усталости из-за короткого и нездорового сна, её перебивала серьёзной силы ментальная опустошённость, которую, естественно, придётся скрывать от всех, чтобы выглядеть нормальным в глазах “друзей”.

Кстати, говоря о птичках, они как раз должны заехать за мной сегодня. Сколько сейчас времени? Без двадцати двенадцать. Ночь. Значит, у меня есть ровно двадцать минут, чтобы собраться и выйти на улицу. Всё-таки договаривались собраться без всяких опозданий, а подводить хороших ребят мне очень не хочется.

Я поднялся с постели, откинув одеяло в сторону, и подошёл к столу, на котором небрежно лежал мой рюкзак, заранее подготовленный к поездке к Майклу: своя большая кружка, пару банок энергетика, бутылка колы и маленький набор личной гигиены – осталось только бросить туда запасную одежду и одеяло. “Будто переезжать собрался”– прозвучал в голове загадочный женский голос, по ощущениям, очень знакомый и даже… родной.

Мой взгляд невольно скользнул на фотографию, на которую вчера Кайли не дала посмотреть, перегородив её красивой собой, но толком не смог разглядеть её из-за плотной и тяжёлой темноты. Похоже, сама судьба противится тому, чтобы я посмотрел на этот цветной листочек с воспоминанием. Тогда, вполне возможно, оно не так уж и важно для меня…

Собрав оставшиеся необходимые вещи и переодевшись в более свободную и модную одежду (праздничную, как бы выразились нормальные родители), я направился в прихожую, где меня поджидала Кайли. Она элегантно лежала на комоде, поджав лапки под себя и вытянув голову, будто хотела получить немного ласк и теплоты. И как только можно не поддаться соблазну пройтись ладонью по мягкой и приятной шёрстке любимого питомца?

– Хэй, подруга, не будешь скучать по мне? – полушёпотом промолвил я, присев так, чтобы мои глаза оказались на её уровне. – Переживать тоже не стоит, потому что вряд ли что-то может случиться с человеком с тяжелой судьбой. В принципе, я приеду точь-точь к твоему пробуждению!

“Как же приятно понимать, что кто-то будет очень сильно ждать твоего возвращения” – пронеслась в голове тёплая мысль. Если бы можно было остановить поток времени, то люди его бы и останавливали без всяких глубоких размышлений, чтобы продлить подобные замечательные моменты. Наверное, тогда бы и счастья во вселенной было намного больше, чем есть сейчас…

– Ладно, Кайли, мне пора идти. Будь хорошей девочкой и сильно не напрягай родителей и Дженни, а то они у меня… немножко ранимые существа. – протянул я и аккуратно чмокнул её в лобик, после чего, накинув на плечи тонкую ветровку, покинул квартиру.

Ровно двенадцать часов ночи. Машина с моими ребятами уже стояла у моего подъезда, как мы и договаривались. Юко – девушка азиатской внешности и ярко-розовыми волосами – открыла нараспашку заднюю дверь автомобиля и принялась подзывать меня рукой, как какого-то стеснительного третьеклашку. Наверное, они уже были немного пьяны… безрассудные истуканы…

Как только я уселся на задние сидения, Кичиро, сидевший на водительском кресле, хрустнул пальцами и, опустив ручник, начал показывать своё мастерство вождения. Этот дружелюбный и импульсивный придурок с взъерошенной волной в качестве причёски, этот кретин, являющийся старшим братом Юко и обладающий внешностью айдола, был самым опрометчивым, яростным, неоправданно неосторожным среди всех, кого только мне удалось знать. Видя его в качестве лидера, проводника или водителя автомобиля, я всегда готовлюсь к самому худшему исходу, но также к самому крутому и головокружительному приключению. С ним точно не придётся скандалить по поводу скучной жизни!