“Насколько бы безмятежной, свободной и замечательной не казалась жизнь, никто из смертного племени не застрахован от трагедий, которые могут нагрянуть словно снег на голову. И далеко не всегда их лик похож на ужасные, болезненные для души потери, временами возникающие видениями в самых тёмных кошмарах. Они могут предстать пред человеком в виде испытаний, пыточных ударов плетью… или безмолвием вселенной – отсутствием смысла всякого движения по мягкой реке существования.

Трагедия может прийти не только как горькие слёзы, колючий комок в горле или суматошные метания сознания, но и как немыслимая одиссея, ведущая прямиком в позабытую рощу, где оканчивается всякая стезя, что лишь на мгновение заходит в неё.

Достаточно лишь… разочек моргнуть… и вместо прекрасного леса с красивейшим пением птиц может оказаться реальное воплощение самого ужасного кошмара – пиршество изголодавшегося по плоти воронья…

И каждый паломник своею дорогой, тропинкой и усеянным тёрнами путём медленно, верно идёт в то позабытое всем миром место, где заканчивается всякий лучик света и надежды. На самый край. Счастья. Жизни. Биения сердца. Света…”

Как же хочется мне оказаться сейчас в каком-нибудь приятном и красивом месте, где можно позволить себе чуть-чуть свободы. И речь идёт далеко не о школе и учёбе. Я имею в виду… сам город – ненавистный мною дом.

В таких разговорах принято говорить “родина” вместо “определённое место жительства”, но, как по мне, это лишняя формальность, которая только лишь сбивает с толку. Разве назовёт адекватный человек родиной клетку, из которой невозможно выбраться в силу чётких обстоятельств? Чётких, но постоянно сменяющих друг друга, причин и условий! Хотя тот самый индивид, использующий это громкое слово, вряд ли станет принимать реальность в расчёт. Он скажет что угодно, только не упомянет самого важного – источник ненависти и печали живущих здесь людей – утопию. Неизменную действительность, навивающую ничего, кроме унылой грусти.

К сожалению, в моём случае эти пессимистичные слова до мельчайших деталей определяют окружающий мир и… чего мне больше всего не хотелось, людей, их характеры и податливые души. Но я вовсе не пессимист, как может показаться на первый взгляд, во мне просто живёт слишком благоразумный реалист с нотками оптимизма. Если, конечно, оптимистичность можно представлять в виде стремления к чему-то большему и амбициозному, в виде непреодолимого желания идти вперёд, не обращая внимания на препятствия и испытания.

Хорошо быть оптимистом – постоянно улыбаться, видеть в проблемах плюсы, а в неудачах важный жизненный опыт. Но вопрос стоит в совершенно другом – сможет ли это светлое качество дать настоящее счастье? Именно счастье, которое нужно поймать и затем ещё постараться удержать в своих исхудавших от голода руках. Именно душевное тепло, сопоставимое с солнечным…

И на этом моменте рассуждений я окончательно проснулся. Пробудился. Снял с переносицы розовые очки. В который раз… в который, мать его, раз… и до сих пор ничего не изменилось: дом, школа, работа, дом, сон и так по кругу, до бесконечности, пока на пороге вместо привычного коридора к лифту встретит тот, кто переправляет души на ту сторону. В общем, смысла от внезапного озарения было, ровным счётом, ноль. Обидно, но зато правда. Нас же вечно учат… говорить правду… учат говорить правду в городе, стоящем на самом Краю. Этого. Света.

До моря не доехать, горы не покорить, не узнать и не попробовать вкус столичной жизни, не достичь какой-либо карьерной вершины, разве что отрицательной – на дне карьера, и, самое главное, не стать тем, кем хочется. Да, люди здесь ограничены в своём выборе. Если поискать, то можно найти врачей, продавцов и водителей в пятом или более поколении – бредово, но такая уж печальная действительность. Утопия. Неизменная картинка в немом кино. Только слова показывают постоянно разные, именуемые обещаниями.

– Мистер Штейн, что вы такого интересного нашли за окном? Почему вы не работаете вместе с нами? – вдруг обратила на меня внимание наша учительница математики, тщательно вырисовывавшая на старой доске никому ненужные и неинтересные формулы.

– Жизнь я там нашёл, мисс Скайль, жизнь. – вежливо, но почти без интонации ответил я, посмотрев на неё. – То, чего не вижу здесь. И вряд ли когда-нибудь увижу.

Ребята, посмотревшие в тот момент на меня, в один голос посмеялись надо мной. “Вы посмотрите какой чудак! Придумывает тут какой-то бред! Да зачем ты вообще в школу ходишь! Как тебя только родители терпят!” – вполне возможно говорили они мысленно в мой адрес. Да и плевать на них, пускай думают всё, что хотят. Я в любом случае останусь при своём мировоззрении.

Мой взгляд случайно скользнул по лицам одноклассников и остановился на Кейт, сидевшей на первой парте и не разделявшей всеобщий ажиотаж, окруживший меня. Она тихонько рисовала на полях в тетрадке причудливые картинки. Маленькие, но безумно интересные и ёмкие по смыслу. Если бы выпал замечательный шанс, я бы пригласил её на свидание, отвёл бы в ресторан или какое-нибудь красивое местечко, где можно очень хорошо провести время вдвоём… эх, мечты!

Правда, у неё, скорее всего, уже кто-то есть, если не в отношениях, то на примете – точно. Такие красивые и милые девушки, ещё к тому же и успешные, как правило, предпочитают выбирать из самых лучших. Но разве должен я из-за какого-то футболиста откидывать прочь мечты однажды взять её за руку, прижать к себе её стройную талию и уверенно поцеловать в милые и нежные губки? Желание посмотреть в её небесного цвета глаза на расстоянии жалких пары сантиметров и полной грудью вдохнуть аромат её белоснежных, пепельных волос, сделанных под каре, пройтись дрожащей ладонью по её щеке, очертаниям её немного детского личика, а затем спуститься чуть ниже, скользнув по шее, к ложбинке…

И прямо во время того, как я увлечённо наблюдал за этими пошлыми представлениями, происходивших в голове, она повернулась и украдкой кинула лёгкий взгляд в мою сторону, будто пыталась не проявлять интереса. Если мне встретилось изумительной красоты личико, то ей – похотливая гримаса, не скрывавшая своей испорченности. Да я просто жалок и глуп, если таким образом веду себя перед девушкой, которая мне очень сильно нравится. Стоп, а нормально вообще иметь такое отношение к своей близкой подруге?

Прозвенел звонок, и большинство ребят, небрежно бросив тетради, письменные принадлежности и учебники в рюкзаки, побежали прочь из класса. Всего лишь за несколько секунд класс опустел на целых двадцать человек, и в нём остался я, мой друг, учительница и Кейт, решившая первым делом надеть наушники, а не пойти домой. Может, мы даже вместе прогуляемся с ней до остановки.

– Клайд Штейн, я вынуждена написать твоим родителям по поводу твоего поведения на занятиях, а также пригласить их на беседу с директором. – вдруг твёрдо сказала учительница.

– Какая же честь! К вашему несчастью, мне совершенно всё равно. Но к вашему счастью, вы увидите моих родителей! Правда, мне до конца не понятно зачем вам лишняя морока. – язвительно ответил я, закинув рюкзак на плечо и направившись к выходу из класса.

– Очень надеюсь, что они научат тебя уму-разуму! – выкрикнула она мне вслед.

Хуже самой школы могут быть только учителя, которые не учат, а ретранслируют материал, данный им “по методическим рекомендациям”. Они даже не плохие, ведь выполняют свою задачу и работу, но ужасно бесят, потому что не проявляют самого главного – человечность и адекватность. Их банально никто не научил быть учителем, учить детей учиться, а не бездумно тратить своё и их время!

И после такой школы министерство и правительство удивляется резким падениям культуры и образованности людей. Хотя здесь изначально нужно уточнять, что они подразумевают под “культурой”. Можно привести в пример патриота, называющим всю страну своей родиной и безумно гордящегося этим словом, и человека, который ненавидит эту самую “родину” из-за её противоречивости в плане гуманности и прочих показателей, не охотно появляющихся в новостях. Как по мне, второй будет намного адекватнее и благоразумнее первого.