Женя, не отпуская его, отдышался. Мысленно приказал рукам не трястись и попытался рассмеяться над этой глупой заминкой. Ни первое, ни второе не получилось, но все же он чуть успокоился. И толкнул дверцу.

Он, похоже, успел забыть, как она скрипит. Поэтому, чуть сжавшись, обернулся – не та ли это кошка, о которой говорила Таня. Но в сенях казалось пусто.

Зато в чулане что-то мелькнуло. Будто бы. Краем глаза он уловил это. Сердце подскочило, кувыркнулось. Но, удивительно, он не отпрянул, а выставил вперед свечу. Она дрожала, словно насмехаясь. Женек, затаив дыхание, осторожно перешагнул через высокий порог. Тут же в блеклом свете показалась стена. В каком-то метре. Значит, тут все-таки есть стены, сглотнул Женька, поднял свечу выше – и потолок тоже. Никакой лампочки, действительно, там не существовало.

Он поводил еще свечой. Стена была увешана одеждой, внизу заставлена коробками и стульями поверх них. Справа, у дальней стенки, стояли, кажется, сундуки, укрытые, похоже, перинами, матрацами. Слева, в углу, были свалены то ли лопаты, то ли вилы – он разглядел лишь черенки. Чулан как чулан, а посветишь – и не так темно, прошептал в голове Женек. Чтобы не спугнуть уже поселившееся в нем спокойствие.

Одна только расческа граблей выглядывала из тьмы – черенок покосился, и зубья вонзались в пустое пространство у центра комнатки. «Уж не за них ли я зацепился?» – догадался Женек. И даже, кажется, облегченно улыбнулся. Посветил на пол. И в самом деле, тут же лежала его оранжевая футболка. Воротник растянут, прямо под ним – дыра.

Свечной воск скользнул на пальцы. И Женька чуть не отшвырнул свечу. Махнул рукой, и пламя погасло. Стало темно. Светлел лишь прямоугольник двери. Еще секунду назад он был в шаге. Теперь казалось – в нескольких метрах. И свет из сеней так и стоял в этом прямоугольнике, не проникая внутрь.

Женек вновь потерялся. Хотел было достать из кармана коробок спичек. Тут же сообразил – одной рукой спичку не зажжет. А свечу отпускать… Хотя зачем?! Футболка же тут. Он опустил руку к полу. Слишком медленно, или это пол уходит вниз?

Только подумал, что стоило все же зажечь свечу, как рука нащупала ткань. Он схватил ее. Выпрямился и кинулся к двери, необъяснимо далекой. Но уже на втором шаге светлый прямоугольник резко налетел на него. И оказался прямо перед ним – только шагнуть за порог. Он потянулся рукой, ухватился за край дверцы, не выпуская свечи. И рванул дверь.

– Черный Мяук взял след, – прозвучало за спиной, когда он уже занес ногу.

Женя завопил что есть мочи, уже не притворяясь, что смел. Кинулся в сени. Но порог вновь отлетел на метры. А его самого словно засасывало в жадное и беспросветное нутро. «Не смотри назад! Не смотри назад!» – звенело в голове. И эхом отдавало в сердце. И все это мгновение, растянувшееся так, что казалось и не сдвинется больше, он перешагивал через порог.

Кто-то потянулся к плечу. Он не видел. Ощущал. И не выдержал – швырнул в темноту за спиной свечу. Отпустил дверь, и его отшатнуло или притянуло назад. А в следующий миг дверца захлопнулась. И он ослеп.

И оглох. Вроде кричал. И, кажется, плакал. Но было тихо.

Он припал к дверце, судорожно забегал по ней пальцами. Ручки не находил. Пальчики нырнули в щель по краю двери, уперлись, но отворить ее не удавалось.

Он будто тонул. Пол под ногами размяк и затягивал. Или просто подкосились ноги. Что-то давило, голова горела. Пальцы заныли от напряжения. Еще одно усилие – и сломаются. Тихо, беззвучно. Потому что по-прежнему было невыносимо тихо. Не хватало воздуха. Точно он стал ужасно плотным. А может, это он сам не успевал вдыхать, не смолкая.

Ужасно тяжелая стрелка отсекла еще мгновение. Дверь не открывалась, и он принялся в нее колотить. У себя в воображении. Потому что едва взмахнул кулаком, как тишина дрогнула:

– Не надо.

Женек замер, но тут же замахнулся вновь.

– Не надо, прошу. Это точно разбудит его, – спокойствие загадочного голоса словно передалось ему.

Он опустил руку и наконец вдохнул так, что заметил это. Потом снова глубоко.

Внезапно за спиной задрожал огонек. Женя увидел дверь, свою тень и футболку в руке. И неуверенно обернулся.

Зажженная свеча зависла в воздухе. Окруженная облезлым шерстяным воротником пальто. Она горела там, где должно быть лицо. Огонек освещал бурое пальто до пояса и его рукава. Но все вокруг – стена позади, потолок, вещи рядом – их не было.

– Вы… с-сущ-ществуете? – промычал Женек гнусаво из-за потекшего носа. И тихо шмыгнул. Сердце колотилось маленьким молоточком в груди. Но теперь он хотя бы его слышал.

– Мы? Я здесь один. А явится кто-то – я тебе не помощник, – когда он говорил, пламя подрагивало.

– Зачем Вы меня заперли? Я… я же ничего… я просто…

– Ты.

– Я?

– Зови меня «ты» или… «Человек-пальто», – последнее голос прошептал. Пальто оставалось неподвижным, повисшее в черноте пространства.

– Вы наст… – Женька осекся, а огонек будто бы полыхнул. – Ой, простите…

– Настоящий? – Человек-пальто хмыкнул. – Кто знает. Могу только сказать, что ты не спишь.

– А почему… ты – пальто? – спросил неожиданно для себя Женя, а ведь хотел просить, чтобы его выпустили. – Ты – призрак?

– Я не пальто, а Человек-пальто, – на этот раз он не шептал, а говорил с неким вызовом. – Ты – Человек-человек, а я – Человек-пальто… Призрак?.. – Впервые пальто ожило: рукава согнулись и приподнялись к свече. Будто он хотел взглянуть на руки. – Ну, может быть…

Рукава обмякли и повисли как прежде. Огонек сжался до глаза – с рыжей радужкой и черным кошачьим зрачком.

Повисло молчание. Пол уже не уходил из-под ног. Воздух не застревал в горле, но Женьку стало не по себе. Взмокли ладони, свело живот, нестерпимо захотелось писать. Точно он испугался, что вновь остался один.

– Ты здесь? – выдавил дрожащим голосом, глядя в подрагивающий зрачок.

– Здесь. Я всегда… Живу, знаешь ли, тут.

– Зачем Вы, ой… ты… Зачем меня заперли? – спросил и чуть не свалился без сил. Потому что будет ответ, потому что ясно станет, останется ли и он здесь навсегда.

– Да потому что ненавижу Черного Мяука, – огонек снова запылал, и голос добавил тише: – Хоть и боюсь.

– Но зачем…

– Взгляни на футболку, – оборвал Человек-пальто. – Там не хватает кусочка. Это Мяук забрал себе. Теперь он знает твой запах. И значит, найдет. Везде и когда вздумает. Вот, хотел предупредить. Он вернулся.

Женька пытался переварить, что только что услышал, но единственное, что стало ясно, – навечно он здесь не останется.

– Хорошо, – наконец ожил его голос. – С-спас-сибо. Я… пойду?

Он обернулся к двери.

– Ты не должен бояться, – быстро, с заметным волнением поспешил добавить Человек-пальто. – И не должен быть один.

Женя уже просунул пальцы в щель, и дверца даже подалась. И все же он повернул голову:

– Я… я запомню, Человек-пальто.

Свеча накренилась вперед. На миг замерла, затем сорвалась вниз, погаснув. Исчезла. И снова пропали стены. Женек стал крохотным, и что-то огромное подступило вплотную. Он торопливо оттолкнул дверцу. Она лишилась половины, окунувшись во тьму.

Женька выскочил в сени. Взмокший, обессиленный, но живой. С противным мяуканьем дверца затворилась. И он поежился от холода. Прижал ее плотно и загнал крючок в петлю.

Вот и он запер Человека-Пальто. Правильно ли это? Справедливо?

Женя не стал об этом думать. И потому, что он лишь гость, а закрывать чулан на крючок заведено хозяевами. И потому, что вспомнил про Сашу, оставленного одного.

Сперва от этой мысли стало легче. Он даже улыбнулся, представляя, как расскажет про того самого дядю в пальто. Но затем его вдруг шибануло по башке: он оставил маленького братика одного посреди улицы. Сколько времени? Сколько он пропадал в чулане?

А если не случилась дружба? Если драка? Или кто-то постарше вздумал растоптать их дворцы? Или тот же Витька-пьяница…

Все это подкидывало ему воображение, пока он спешил во двор и летел со двора на улицу. Бывало, он жалел, что нет у него старшего брата. Рад бы он был такому старшему брату, каким являлся сейчас сам?