Мне показалось, или он похудел. Его брюхо исчезло, а под глазами образовались мешки.
— Чего там стал? Сюда иди, — подал он голос, и я его не узнал. Хриплый, безжизненный, слишком спокойный.
Я неуверенно сделал шаг, потом еще один и еще, остановившись возле стола.
— Ты знаешь почему твой зад сейчас здесь?
— Я н-не у-уб-би...
Я не убивал. Не убивал!
— Знаю.
— А?
— Они умерли за сутки до того, как ты от меня сбежал, исследование выяснило...
Значит меня отпустят? Отпустят?
Кирилл резко встал. Я вздрогнул и задержал дыхание. Страшно. Он подошел ко мне совсем близко и взял рукой за подбородок.
— В глаза мне смотри и слушай. Они не верят мне, потому что там твои отпечатки. И свидетелей нет. Лика вообще куда-то ушилась. А еще я не мог рассказать им... — Кирилл замолчал, — то что делал с тобой.
По спине прошелся разряд от воспоминаний. Я резко выдохнул и посмотрел брату в глаза.
— Угу...
— Опять это угу... И как я раньше этого не заметил в тебе? — Большой палец переместился мне на губу и провел по ней. — Щеночек.
Кирилл потянулся ко мне и коснулся моего рта губами.
Тело сковало цепями. Ноги предательски начали дрожать. Эти чертовы наручники! Зачем ты опять издеваешься надо мной, гребаный братик?! Тебе мало?
— З-зачем... — глотнул я вопрос, когда он закончил.
— Не знаю. Ты у меня Лику отобрал, кто же ее теперь заменит? — ухмылка. Он смеется? Как же я хочу выдернуть этой твари язык. — Когда все закончится, мы с тобой и не такое провернем, да? Тебе все равно некуда идти.
Что-то внутри меня завыло, залаяло, и я прошипел:
— Я перегрызу тебе глотку, ублюдок. Лучше бы ты сдох!
Кирилл удивленно поднял брови, а потом дверь открылась и меня позвали.
Ха-ха-ха-ха. Вот как новость. Братик хочет поиграть с малышом, братик больше не братик. Нас ничего не связывает, ни родство, ни моральные принципы, ни-че-го.
Меня как ненужную вещь бросили в камеру, и я упал на колени.
— Глазастик...
— Шшшш, солнце, не думай о нем...
— Змей? Чт-что с тобой?
— Я ухожу, Владюшечка... Мое существо очень ослабло. Слишком много...эмоций...
Что? Нить оборвалась. Змей вздохнул, кивнул мне и... Исчез. В один миг, словно его и не было вовсе, словно он лишь огонёк, что быстро потух. Голову прошибла резкая боль, сердце забило по ребрам. Как дышать? А? К-как??? Я... Вспомнил... Вспомнил все...
— Спокойной ночи, Владик, — улыбнулась она.
— Спи, солнце, — улыбнулся он.
Мама и папа, подобны двум подсолнухам, подобны птицам, подобны березам. Красивые, любящие, добрые...
— И вам спокойно ночи! — Кто этот мальчик? Он так похож на меня. Неужели я был таким... Счастливым?
Я закутался в простынь, и начал считать овечек... Хах, как по-детски.
Один, два, три... Так спокойно, тихо, мирно. В памяти мелькало озеро, где папа учил меня плавать; маленькая девочка, которая прицепилась ко мне, будто заноза. А, это же Рита.
«Рита, нельзя», — улыбнулась Валентина и оттащила дочку от меня.
«Вла-а-а-а-адик, я хочу с тобой! Ма-а-а-а-ма!»
Скучаю по ней...
Триста тридцать вторая овечка...
«Владик, какое мороженное будешь?» — спросил папа. Какой он красивый, высокий, стройный, я бы хотел быть таким, как папа...
Тысяча семьсот двадцать шестая овечка...
«Влад, иди с Игорем поиграй. Вы же с ним друзья», — кивнула на какого-то мальчика мама.
«Ага»...
Тысяча семьсот двадцать седьмая...
Тысяча семь....
— Нахера ты припёрся? Сколько раз тебе повторять пока не завяжешь бухать, дорога в наш дом закрыта, — прошипела мама в коридоре.
— Что жалко, да? А ведь только я знаю, как ты на такие хоромы натрахала, — знакомый голос... Очень знакомый...
— Слушай, ушлепок, иди и сам трахай на дом, но учти, с таким вонючим псом, даже крыса в одну кровать не ляжет. А теперь проваливай.
— Знаешь, сестрица, эта жизнь вообще несправедлива, и один хороший мужик, мне сказал, пока я сам не уравновешу эту справедливость, никто не уравновесит.
— Ты о чем?
— Об этом, моя дорогая.
По дому пронёсся крик. Я в ужасе вжался в кровать и затаил дыхание.
Мама больше не кричала, голос смеялся, а потом...
— Аааааа, Надя!!! Ты что наделал уебок?!!! — кричал папа не своим голосом. По моим щекам покатились слезы.
— Хах, Вить, она еще и быстро отделалась, тебе я так просто умереть не дам.
Я услышал драку. Страшную драку. Билось все. Стены, казалось, дрожали, но потом...
— Твою мать! — крикнул папа, и я услышал, как что-то упало.
Одеяло полетело на пол, ноги вывели меня из комнаты, и я увидел ужасную картину. Два подсолнуха потухли, сбросили листья, опустились.
Мама не дышала, а папа...
— Папа!!! Папочка!!! — я бежал к нему, я прикрывал его рану в боку, я плакал, я кричал.
— Так-так, а вот и малыш подоспел.
— Не смей, — пригрозил папа, прикрывая меня рукой.
— Конечно не посмею, ты что?
— Папочка!
Мужчина потянул меня на себя, и я увидел его лицо... Ужасное... С кривыми зубами, с безумными черными глазами, со страшной ухмылкой.
— Оставь его!!! Я все сделаю!! Проси, что хочешь, что хочешь проси!!! Оставь!
— Хм... Чего же я хочу... — он схватил меня за руки, прошелся к занавеске, одним рывком сорвал ее, взял стул и кинул ткань отцу. — Понимаешь? — папа задрожал, на его глазах выступили слезы. А я все кричал. Я звал на помощь... Я пытался.
— Нет, Юра, прошу... Не надо.
— Выбирай, или я его убью вместе с тобой, и-и-и-или... — мерзость улыбнулся и перевел на меня взгляд.
Папа с трудом поднялся, он с трудом забросил штору на трубу, он с трудом залез на стул, он с трудом надел на шею петлю.
— Не-е-е-ет папа! Па-а-а-а-апа-а-а-а!!
— Гори в аду, Юрий, — сказал он и повис.
Он недолго барахтался, не долго мычал, а потом его глаза смотрели в мою сторону, долго смотрели, пусто смотрели. Я больше не кричал, не плакал, и не чувствовал... Ни-че-го...
====== Глава 17 ======
Я стоял напротив нее, и в этот момент в голове за считанные секунды проскакивали тени прошлого: дверь, шкаф, ремень, ее обезумевшая улыбка, маленький брат, который хватал ее за юбку и кричал: “Мама, остановись”. Она не останавливалась, била меня этим ремнем сильнее и сильнее, пока ее руки не устанут, пока улыбку не сменят слезы. Потом она садилась возле меня, гладила мои раны, и молила о прощении. Мам, твои слова тогда были искренни? — Почему ты не предупредил, что приедешь? — спросила женщина которую я не узнал. Ее ноги скованны, ее тело в инвалидном кресле, ее когда-то черные волосы стали серыми, а зеленые глаза поблекли. — Я сам не рассчитывал, что приеду. Мать вдохнула и протянула мне конфету. Мы стояли на балконе и смотрели на бескрайние дома. Знакомая картина, немного родная. — Когда я звала тебя ты даже не шевельнулся, а сейчас стоишь передо мной и явно что-то хочешь. — Как Герард поживает? — попытался сменить я тему. — Он будет жениться на дочке Леона, ну, думаю тебе не нужно объяснять почему таков выбор. Еще бы. Эта дочь Леона носит за спиной столько денег, что можно выкупить целое море вместе с портами. Но теперь у меня возникло вдвое больше вопросов. Если это так, то зачем брату понадобился я? — Ага, круто. Мать повернулась ко мне и пристально посмотрела в глаза. — А ты нашел верную спутницу? Я ухмыльнулся и покачал головой. — Нашёл, и это он. — Значит того паренька тебе не хватило? — мать полезла в карман и достала пачку сигарет. — Человек которого я полюбил – другой. Почему тебе вдруг стало интересно? — Я же все-таки не чужой тебе человек, Альберт, и мне стыдно за свои грехи. — Что ты хочешь этим сказать? Она закурила, слегка улыбнулась и, не смотря мне в глаза, произнесла: — Герард уже получил свое, ему больше ничего не надо, поэтому я хочу разделить свою компанию между тобой и еще одним человеком. — С чего бы такая щедрость? — Я знаю, что ты ненавидишь меня, знаю, что испоганила твое детство, знаю, что причинила много боли, но я не хочу покидать этот мир с чемоданом, — вздох. — Чемодан, как собака, предан своему хозяину, и если ты привык к нему, то уже вряд-ли отпустишь. — Мам... — Я согрешила два раза, и испортила жизни двух человек. — О чем ты... — И теперь я хочу хоть как-то загладить вину перед вами, ведь тащить за собой неподъемный чемодан безумно тяжко! — Мам... — Альберт я... — Что он тут делает? — внезапный голос Герарда заставил меня с матерью резко развернуться. В эту секунду перевернулось абсолютно всё, и мир, который я строил столько лет, канул в бездну. Из-за спины брата вышел Рома, живой и здоровый, без единой царапины, без единого признака того, что он валялся в этом вонючем подвале. — Рома? — только и сказал я, прежде чем на меня нацелились пистолетом. — Ага, привет, братик, вот и познакомились. Я сглотнул и посмотрел на мать. Неужели это ты так решила со мной поиграть? Но она смотрела столь безжизненными глазами, что я... — Мам? — Покойся с миром, матушка, — хмыкнул Герард. Я попятился к окну и облокотившись об стекло медленно сполз вниз. Как? Почему? Зачем им это? Тысяча вопросов, ни единого ответа и дуло, нацелено на меня. Пап, я не такой смелый как ты. Пап, прошу тебя верни, верни мое обещание. Я слабый, я слишком слабый... — К-как? — А ты не знал, братец? — Рома хмыкнул. — У нее с сердцем очень туго, Герард всего лишь ей немного помог. — Тебе повезло, что ты не взял конфеты. — Чт... — У меня с собой документы, твоё дело просто поставить подпись, ок? —Рома бросил мне папку и присел на корточки. Я с большим усилием поднял ее и перевернул лист. “Договор о передачи наследия”. Эти слова как жало укусили в сердце, от чего я скривился. — Не понимаю... Зачем вы все это устроили? Я бы мог мирно отдать вам эту чёртовую фирму. — Неужели ты не знал о своем братишке Хансе? — тонким голосом пропищал Герард, от чего мне стало вдвое противнее. — Наша мамаша родила меня и отдала отцу. Знал бы ты, чертов гомик, сколько мне довелось пережить, — покачал головой Ро... Ханс. — Я каждый день видел этих шлюх, я блядь, каждый день молил, чтобы эта тварь забрала меня от туда. Я мог днями не есть, меня качали наркотой, в десять, блядь, лет! — Я... Я... Не понимаю... — Да что тут не понятного?! Эта шваль бросила моего гребанного папашу и нагуляла тебя, эта тварь прыгнула в койку к отцу Герарда! Ты! Ты, ублюдок, знал кто я, ты возле меня шесть лет задницей вилял! Меня парализовало. Что он несет? О чем он говорит? Рома был моим братом? Он был моим братом?! А ведь и правда, он так похож на меня. Такие же зеленые глаза, черные волосы, густые брови. — Я не знал... Я правда не знал... — А мне плевать. Ты не воспринимал меня, я для тебя лишь собачкой был. Как иронично, обоссаться можно, а, Герард? Брат свел светлые брови на переносице и пожал плечами. — Я лишь сделал то, что обещал, — вскоре выдал он. — Ты это устроил только от того, что я не знал, что ты мой брат? Меня перекосило от этого осознания. — Нет, братишка, я просто хотел, чтобы ты тоже видел, как это остаться одному, как это видеть смерть близких, ты это заслужил, сволочь. — Это бессмысленная месть... — В ней есть смысл. Ты прошёл шесть кругов ада, на седьмом я хотел убить того мальчишку, но когда увидел его жалкую физиономию, то почувствовал родную душу. Сердце кольнуло. — Ты... Ты извращенец! — Ха-ха, слышишь, Герард, он называет меня извращенцем, когда сам с мужиками трахается, — засмеялся Ханс и прислонил к моему лбу ствол. — Подписывай.
