– И всё?

– Ну да, и всё. Сказал, что нам комфортно вместе, и что он видит меня своей женой.

– А ты?

– А что я? Анатолий очень серьезный, положительный, устроенный, где я ещё такого встречу?

– Это мама твоя говорит, – понимающе кивнула Лана. – А ты-то, ты сама?

– Мама, как мама, – Жанна нервно теребила поясок нарядного крепдешинового платья, темно-синего в крупный белый горох. – Он и папе очень понравился, когда пришел знакомиться. Такие цветы принес – закачаешься! Два букета. Маме и мне.

– Два букета – это хорошо, – задумалась Лана. – И сколько ему?

– 30. Но он совсем нестаро выглядит, вот увидишь на свадьбе. И вообще – симпатичный. Вежливый, – Жанна помолчала. – А у тебя что на личном? Есть кто-то?

– Да так, ничего особенного. И вообще – меня надо заслужить, – Лана произнесла это без патетики, спокойным и ровным голосом, как нечто само собой разумеющееся.

– Конечно, Ланочка, ты у нас принцесса, – Жанна ласково погладила подружку по шёлку волос. – Красотка. Только где взять для тебя принца?

Лана небрежно откинула с лица прядь волос:

– А с родителями Анатолия вы уже познакомились?

– Нет, его родители живут в Подмосковье, – вздохнула Жанна .– Приедут только на свадьбу. Если получится.

– Ну, так это люкс-вариант, – улыбнулась Лана.– Будет, к кому летом ездить, в отпуск.

– Это точно. Но Анатолий планирует на следующее лето в Сочи.

– Это он за год вперёд планирует? – изумилась Лана.

– Да, он такой. Умный. В шахматы играет.

– А жить где будете?

– Сначала у нас. Только кушетку мою надо будет поменять. А потом ему дадут квартиру. Анатолий сказал, что у них семейные очень быстро получают, – Жанна задумалась мечтательно. – Ну, пойдут дети, ты понимаешь. Тесно будет. И вообще – жить надо отдельно. Мама так считает. И ещё Лана, – Жанна помялась. – Ты сможешь быть моей свидетельницей?

– И ты ещё спрашиваешь? – Лана обняла подругу. – Я тебя в школу водила, я тебя и в ЗАГС отведу.

Свадьба была большая и богатая. Пышная свадьба. И была родня, и соседи со старой квартиры, и одноклассники, и однокурсники, и Жаннины коллеги по работе. Со стороны Анатолия гостей было совсем немного.

Стол ломился, и музыкальная группа с ведущим были на высоте. Жених в сером с отливом костюме был серьёзен; невеста с её застенчивой улыбкой – обворожительна. А платье… Белоснежная пена из шелка, гипюра и капрона , а на поясе – букетик чайных роз – неожиданный яркий штрих на фоне этой кипенной белизны.

Лана сидела за главным столом рядом с невестой и время от времени заботливо поправляла ей чуть сбившуюся шляпку.

Лида и Семён метались по залу, здороваясь, обнимаясь, расспрашивая, отвечая и принимая поздравления. Всё же хорошая это вещь – свадьба: возможность увидеться и пообщаться с теми людьми, когда-то близкими и родными, с которыми жизнь развела в силу разных причин.

Отгуляли, оттанцевали и вернулись к будням.

Жанне дали в помощь молоденькую медсестру – сразу после училища. Ходили слухи, что это племянница заведующего поликлинникой, и на работе стало полегче и повеселее. Лола часто приносила разные угощения, и они порой обедали на перерыве прямо в кабинете.

Анатолий работал много, был серьёзен, немногословен. Лиду и Сёму называл на "вы" и по имени-отчеству. Часто ездил в командировки на 7-10 дней. Деньги, собранные на свадьбе, Лида-маленькая спрятала, сказав:

– Вот, переедете – будет вам на обустройство.

С ней никто не спорил.

Летом, как и было обещано, съездили в Сочи, в какой-то ведомственный санаторий.

Море – завтрак – море – обед – сон – море – ужин – прогулки. Всё по плану, все по часам. Ни шага в сторону. На солнце можно быть только в определенные часы; толчок – нечего там делать, покупать это цыганское барахло – тебе что, носить нечего? Посидеть где-то в кафе – ты что, голодная?

Нет, она не была голодная: и кормили на убой в этом санатории, и импортные шмотки у нее были. Просто хотелось выйти за пределы этого чётко очерченного круга, свернуть в сторону, чем-то разбавить скуку, настоенную на влажной жаре кавказского лета.

Анатолий много плавал, а она, по сей день не оправившись от той детской травмы, заходила в море максимум по пояс, аккуратно переступала ногами по каменистому дну и довольно быстро возвращалась на лежак под зонтик. Загорала, слегка спуская с плеч лямочки купальника, специально купленного для этого отпуска. Сиреневый, с тонким белым кантиком, с полукруглыми вырезами впереди по талии и полностью открытый сзади. Она прикрывала глаза, лениво отщипывала от тяжёлой грозди крупные ягоды теплого винограда и позволяла себе не думать ни о чем. Просто не думать и всё.

А мысли были. То она вспоминала Лану – вот бы ее сейчас сюда! Русалка, рассекающая толщу воды четкими и отработанными движениями рук. Она была пару раз на ее тренировках. Лана и вода были чем-то неделимым, цельным, органично связанным друг с другом.

Вот и её Анатолий – любитель поплавать. Не поплескаться, а именно поплавать – заплыть далеко, за буйки, так что совершенно была не видна его русая, коротко стриженная макушка. Первые дни она волновалась, стояла по колено в воде, полотенце на плечах, рука – козыречком. Высматривала. Потом поняла бесполезность и нелепость этого занятия.

Ей совершенно не нужно было это море, она почувствовала это достаточно быстро. Эти острые гальки на пляже, по которым невозможно было ходить, разве что только ранним утром, пока они ещё не успевали раскалиться под безжалостными лучами солнца. Этот ровный шум, взрывающийся смехом, плачем или криками детей и раздраженными окриками их родителей. Этот фотограф с замученной обезьянкой на плече, который упорно подходил к её зонтику и предлагал мадам "сделать фото на память о Кавказе." Эта дикая усталость, которую она чувствовала, поднявшись в номер, и которую тщетно пыталась смыть тугими струями прохладного душа. Казалось, что море вытягивает из нее все жизненные силы, всю энергию.

Она с родителями с детства выезжала на Иссык-Куль в ведомственный санаторий с папиной работы.

Санаторий! Смешно сказать – кирпичная коробка корпуса для семей с маленькими детьми и вагончики для остальных отдыхающих. Сомнительная по вкусу еда в столовке, но – море малины, смородины, яблок – прямо в вёдрах. Крошечные бычки, которые вялили на веревочках, обернув марлей от мух; косички чуть солоноватого сулугуни, который слоился на тонкие длинные полоски – практически нити – и которые хотелось есть до бесконечности. Песчаный полупустой пляж с узкой полоской леса прямо на берегу. Триколор – синее озеро, жёлтый песок и зелёная трава. Там не нужны были никакие зонтики: сидели на травке, в тени деревьев, расстелив пестрое тонкое одеяло. Неизменно свежий ветерок с гор, высокие темные ели, которые, казалось, упирались макушками в небеса, пахучее разнотравье и стаи непуганых бабочек, выбирающих на какой бы цветок им приземлиться.

И не беда, что душ был на соседней турбазе, а умывальники на улице. Зато каждый вечер крутили кино, и они, накинув кофточки, сидели на деревянных скамейках с жёсткими спинками под абсолютно черным бархатным куполом, с которого гроздьями сыпались звёзды. Мама шептала ей:

– Загадывай желание!

А папа беззлобно шикал на них обоих:

– А ну, тихо! Кино идёт.

А они тихонько смеялись над ним. "Кино идёт!" – как будто, и так было непонятно, без его объяснений.

Когда она подросла, они несколько раз ездили в Прибалтику. Паланга, Каунас, Вильнюс, Рига – одни эти названия уже звучали музыкой. Летние дожди, промытая зелень, напоенный озоном воздух – одно это уже было чудом после раскаленных дней и душных ночей ее родного города. Спокойные, медлительные люди, вкусная еда, вечерние концерты популярной классики в открытых павильонах без стен, только с крышей – на случай дождя, наверное. Сталь Балтийского моря, в котором купались только смельчаки и эти дюны из тончайшего песка, перекатывающиеся, как живые. И сосны. Это был её пейзаж. Её погода. Но ведомственный санаторий ее мужа был в Сочи. И потому они тут.