Свободное время Лида решила посвятить квартире: разобрала по сортам все нитки, по номерам – спицы и крючки. Отдельно – пуговицы и кнопочки, отдельно – кружева, витые шнуры и стразики на отделку. Посветлело в зале, заулыбался Пётр. Теперь он мог свободно вытянуть ноги на диване после работы.

Как-то позвонила Лида-маленькая. Решили гульнуть. Встретились в центре и пошли в "Уголок" – кафе, известное на весь город. И ели цыплята-табака, макая сочные кусочки в пряный соус, приготовленный по особому рецепту местным поваром. Пачкали пальцы – курицу по этикету едят руками! – смеялись, много говорили о своих девчонках, поражаясь этим неслучайным случайностям. Это ж надо – оказаться одновременно так далеко от дома в одном городе.

– Жаль, что не встретятся они там, – посетовала Лида-маленькая.

– Да, Ланочка очень, ну очень занята. Это ещё Олимпиада не началась. А там не знаю, как всё пойдёт – лишь бы позвонить было время.

А потом долго вспоминали детство, школу, Дворец Пионеров, в котором проводили так много времени. Они сидели – такие разные, ведущие такой непохожий образ жизни, связанные невидимыми нитями прошлого, и радовались, что они есть друг у дружки. Есть, несмотря на редкие звонки и на ещё более редкие встречи. Говорят: жизнь развела. Может, и развела, но как же мало нужно было им, чтобы вновь почувствовать себя такими близкими и родными. А потом пошли в "Снежок" и ели быстро тающий пломбир из металлических вазочек, удивляясь, что за эти годы совершенно не изменился его вкус. Расстались довольные жизнью и друг другом, пообещав звонить чаще и встречаться хотя бы иногда.

Во время Олимпиады Лана позвонила домой всего пару раз. Сообщила, что Москва ей очень нравится, что времени совсем нет, и что она решила воспользоваться случаем и остаться ещё на неделю: погулять, походить по музеям и театрам. Она не одна и есть, где жить.

– Конечно, Ланочка, если есть такая возможность – не упускай. Это впечатление на всю жизнь. Потом расскажешь.

Лида-большая не была в Москве. Если честно, она практически нигде не была и радовалась, что у дочери жизнь складывается иначе.

Жанна звонила раз в неделю с Центрального почтамта, выстаивая там дикую очередь, а потом сообщила, что звонить будет редко, так как переезжает во Фрязино к родителям Анатолия. Там воздух, природа, озеро. В Москве они живут далеко от центра, Анатолий целыми днями пропадает на работе, и ей абсолютно нечем заняться. А в выходные Анатолий будет приезжать. После Олимпиады работы у него будет меньше, и она вернется в Москву.

– Жанна, все в порядке? – встревожилась Лида. – Если так, может, тебе домой лучше?

– Все в порядке, мам, когда ещё придется пожить вот так, как на даче? И комната отдельная, и еда вкусная.

– Тебе виднее, доча, – вздохнула Лида. После разговора с Жанной её долго не покидало чувство, что что-то происходит там, в этой далёкой Москве. А что? Об этом ей не говорилось и даже не намекалось. Но разве можно обмануть сердце матери? Поделилась своими сомнениями с Раей. Та выслушала молча, задумалась.

– Не спеши, Лида, – только и сказала. – Все разрулится. А придумывать, предполагать мы все мастера. Не нужно этого. Только себя изведешь. Было бы плохо – ты бы уже знала.

Лида понимала, что права мудрая Рая. Если бы что не так – Жанна бы не таилась. Они всегда были очень близки. Семёну решили пока ничего не говорить.

Лана вернулась тринадцатого августа. Чуть больше месяца она не была дома, а казалось – вечность. Привезла несколько мотков пряжи с серебристой нитью – люрексом, три набора симпатичных пуговиц. Лида вспомнила, что заказывала ей по телефону зелёные тонкие нитки – на отделку. Не привезла, даже не упомянула, что искала… А может, просто забыла? Да, и правда, где ей там рыскать за этими зелёными нитками? Глупости какие! Ведь не гулять по магазинам поехала – работать! Из подарков привезла лишь московское печенье в пачках и конфеты – две красивые подарочные коробки.

– Ну, что я могла вам купить, Москву в чемодане не увезешь.

– Да, ты что, Ланочка! Что нам здесь не хватает, скажи? – Лида с тревогой поглядывала на дочь. Она слегка, почти неуловимо, изменилась и стала более взрослая, серьезная – и это за месяц с небольшим. Часто о чем-то задумывалась и отвечала невпопад.

Через пару недель после приезда сообщила, что перебирается жить отдельно.

– Мама, мне уже 23 года, выросла. Пора быть самостоятельной.

– Ланочка, – запричитала Лида. – Да разве ты не самостоятельная? И работа хорошая, и зарплата. И в Москву вот съездила. И комната своя. Или мы мешаем? – Лида с обидой замолчала. – Ты работаешь много – на часы не смотришь, а домой приходишь – все убрано-приготовлено. А на съёме-то сухомяткой будешь питаться, когда тебе готовить?

– К вам забегу, поем, – улыбнулась Лана. – Мы с подружкой будем снимать, голодной точно не останусь. Последнее время и на работе частенько кормят. Не пропаду.

– А как там с мебелью?

– Все есть. Необходимое. А больше мне и не надо. Вот магнитофон заберу и цветочки свои – когда тебе за ними ухаживать? Ну, и парочку полотенец, постельное и всё, пожалуй.

– Да, конечно, – Лида обречённо кивнула, осознав, что дочь не пришла к ней посоветоваться. Она всё решила и, судя по всему – не вчера. Просто сообщила. Как сообщила когда-то, что переходит в спортивный класс "Ц" или, что уходит из плавания. Или, что будет поступать в Иняз. Лида вспомнила маленькую Лану, уже с годовалого возраста не терпящую плен коляски. Четырехлетнюю – ожесточенно срывающую с головы капроновые банты. Шестилетнюю, строящую всех в садике, а потом и в школе. Девочку, дружбу с которой искали, а она сама решала, кого оставить в своем окружении. И вот – 23 года скоро. Ни мужа, ни детей, ни жениха, ни кавалеров. На робкие попытки Лиды поговорить на эту тему дочь отвечала с неизменной улыбкой:

– Ну, мам, сейчас уже не то время. Ты, что, хочешь меня приковать к пелёнкам и кастрюлям? Железной цепью?

– Но пеленки и кастрюли – это и есть жизнь. Нормальная, обыкновенная, – пыталась возразить Лида.

– Не для меня, – коротко возражала дочь.

А один раз посмотрела на мать тем взглядом – строгим, вдумчивым, сосредоточенным, – который Лида помнила, когда Ланочка была ещё в детском саду.

– Очень целеустремлённая девочка, – так сказал когда-то о своей воспитаннице ее тренер.

Значит, есть какая-то причина в этом переезде, какая-то цель, ей, Лиде, неведомая.

– А финансово как потянешь? – Лида всплеснула руками.

Она тут света белого не видит, чтобы заработать лишнюю копеечку, портит глаза с этими шапочками, жилетками. Вечно в поиске – нужных ниток, фурнитуры, покупателей, наконец. А тут… Это же на ветер деньги, просто на ветер! Ладно бы жили в двушке. А тут – хоромы! Три комнаты на троих! Несказанно повезло тогда ее Петру.

– Мама, насчёт денег не волнуйся, – прервал поток ее мыслей голос дочери. – У подружки дядя в Индии, то ли в посольстве, то ли в консульстве, не помню. Это его квартира. На нас – только коммуналка. Ерунда на двоих. Ну, и квартиру содержать в порядке. Справимся, – она откинула привычным жестом пшеничную волну волос и чуть улыбнулась. – Все будет хорошо, не волнуйся. Да, телефона там нет, звонить буду сама.

– Что ещё Петя скажет? – вопрос был явно риторический.

Муж не вдавался в происходящее в семье, его мнения особо не ждали. Да он и не стремился его высказывать, полностью отдав бразды правления в Лидины руки.

У него была своя зона комфорта дома, и Лида, поняв это, не нарушала его спокойствие. Возможно, ей было так удобнее, а, возможно, она как-то интуитивно понимала, что ни скандалы, ни просьбы не приведут ни к чему: человека не изменить.

"Бачили очи, шо брали," – это была любимая поговорка ее мамы.

С переездом немного затянулось – квартира, как выяснилось, была на съёме и должна была освободиться к ноябрьским. Лида эту тему больше не поднимала – авось забудется, передумается.