Охранник усмехнулся.

– Нравится? Смотри-смотри. Недолго осталось.

Дезет пожал плечами со вновь обретенным равнодушием фаталиста.

Машина, лихо заложив крутой вираж, подрулила к площади Величия. Резиденция принцепса не охватывала площадь полукольцом, а, напротив, вздымалась наподобие утеса, оставив пустое место клумбам с махровыми осенними цветами, мраморным скамьям, настоящим, из розового камня, а не из пластика, скульптурам. Само здание, украшенное с фасада пилонами, уходило ввысь, заканчиваясь бледно-металлическим куполом, имитирующим платину. Растительный орнамент обильно украшал фризы, над ними, на карнизах простирали крылья каменные орлы.

На свободных площадках, на почтительном расстоянии от подъезда резиденции, серебрились ряды дорогих каров.

“Они что – приведут меня в таком виде на примем к самому?”.

Стриж засмеялся, шагая по белым мраморным ступеням брезентовыми сапогами, без куртки, в наручниках, в линялой рубашке, прожженной у походных костров. Навстречу вынырнул седой, благообразный аристократ с дамой в бриллиантах, увенчанной лиловым, причудливо перевитым жемчужными нитями шиньоном. Женщина в ужасе затрясла искусственными ресницами. Ее спутник надменно вытянул желтоватое, породистое лицо.

– Возмутительно! Пойдемте, моя леди Таня. Ныне эта безродная шваль заполонила все приличные места.

Прето в ответ смерили аристократа ледяными взглядами. Роскошный портал пропустил Стрижа под своды дворца, охрана расступилась, чопорные лакеи робко жались к стенам.

– Сюда.

Статуи, лестницы, стрельчатые окна, роскошная мозаика пола. Поднялся и упал за спиной тяжелый бархатный занавес. Стриж вошел и остановился на пороге. Этот кабинет явно предназначался не для работы, а для полуторжественных аудиенций – не было ни книжных шкафов, ни письменного стола, ни сайбера, ничего лишнего. Высокий потолок покрывала роспись, в которой смешались обвитые плющом шпаги и вздыбленные в ярости грифоны. Светильники имитировали факелы, причем не только по форме – они даже слегка мерцали. Принцепс сидел на небольшом, в одну ступень, мраморном возвышении, в кресле черного дерева, хотя его грузное тело почти заслоняло кожаную обивку, можно было заметить, что ради трона иллирианского правителя лишились кожи довольно экзотические рептилии.

Стриж открыто разглядывал диктатора. Раньше им довелось встретиться лицом к лицу всего один раз – за уничтожение Центра Калассиана Дезет получал награду из собственных рук принцепса.

За прошедшие годы владыка Иллиры оплыл, погрузнел, крупный, благородных очертаний нос с небольшой горбинкой утонул в отечных щеках. Коричневые круги, выдающие пристрастие к допингу, подчеркивали яркие карие глаза. Короткие мелко завитые кудряшки надо лбом поредели. Однако, смотрел шестидесятипятилетний диктатор бодро и зло. Стриж пошевелил запястьями в наручниках. Пожалуй, даже со скованными руками он расправился бы с Оттоном в несколько секунд. Если бы не конвоир за плечом, не Порт-Иллири, наводненный людьми прето, не абсолютное отсутствие цели расправы.

Возможно, у принцепса возникли сходные мысли. Оттон оглядел Стрижа с тем специфическим выражением лица, с которым люди брезгливые рассматривают отбросы.

– Снимите с него браслеты. Оставьте нас.

Вышколенный преторианец выполнил опасный приказ без возражений. Стриж, привыкший за последние дни к наручникам, едва ли не почувствовал себя голым. Оттон с презрением указал бывшему сардару на стул.

– Садитесь.

Стриж сел.

– Я хочу послушать, как вы будете оправдываться. Начинайте.

– Не хочу.

Дезет сам испугался собственного озорства. Пожалуй, человеку, предпочитающему легкий род смерти, не стоило сердить диктатора. Оттон уставил неподвижный взгляд куда-то в диафрагму агента.

– Чего не хотите? Не хотите оправдания или не хотите доставить мне удовольствие?

– Не хочу ни того, ни другого.

Принцепс пожевал нечто невидимое имплантированными, ярко-белыми зубами, покачал все еще красивой, величественной головой.

– Тогда я скажу вам.

…Стриж был удивлен. Через минуту его изумление достигло крайней степени и едва не перешло в восхищение.

Принцепс Иллиры ругался. Сказать так – значило не сказать ничего. Стриж не был любителем крайних проявлений брани, испытывая к нецензурной речи нечто вроде врожденного отвращения. Однако, поневоле вращаясь в самых разных кругах, приобрел немалые познания в ругательных обычаях как Иллиры, так и Каленусии.

Слушая Оттона, он понял все ничтожество своих познаний. Принцепс извергал не шквал – ураган сквернословия. Волны эпитетов тараном били в скалу логики – и побеждали. Принцепс всесторонне оценил все, что касалось сути Стрижа – начиная от способов его зачатия, кончая предположительными интимными привычками самого Дезета. Стриж несколько раз с интересом отметил и вовсе незнакомые ему слова.

Принцепс тем временем перешел к описанию анатомии бывшего сардара, особое внимание уделив строению его головы и некоторых иных частей. Потом подробно описал генеалогию Алекса, добавив в нее наиболее колоритных представителей фауны Геонии.

Нецензурную симфонию завершил короткий, энергичный аккорд – оценка многочисленных подвигов агента. Оттон, устав, начал сдавать, в описании преобладали всего-то несколько энергичных глаголов, в качестве объекта специфического любовного действия указывались мозги – как самого Стрижа, так и Оттона. Сардар старательно выпрямлял спину под градом словесных нечистот. Правитель брызгал слюной.

Диктатор умолк. Не торопясь достал тонкого шелка бледно-кремовый платок, медленно, основательно вытер губы, щеки, вспотевший лоб, подкрашенные брови, дряблые виски.

Стриж часто, мелко дышал, стараясь не глядеть на Оттона, боясь открыть рот – он из последних сил, вися на паутинке износившегося здравого смысла, боролся с нестерпимым смехом.

Принцепс брюзгливо посмотрел на испытывающего нестерпимые муки агента и добавил, уже спокойно, со стариковским стоицизмом.

– Ты разочаровал меня, сынок.

– Чем, ваше величие?

– Ты оказался слишком приличным человеком. А я потратил на тебя столько усилий. Сначала – чтобы найти типа с пси-нулем, потом – чтобы привить тебе нужные навыки и подставить тебя каленусийцам так, чтобы ты сам не догадывался о подоплеке дела. Потом – потом мы дали тебе хорошего адвоката и пристроили арестанта в интересующий нас проект Хиллориана. И вот, когда с таким трудом организованное дело подошло к концу, когда ты, (принцепс выплюнул мерзкое слово), держал в руках ключ – что ты сделал? Ты его потерял. Даже не потерял – ты его выбросил! Выбросил, занятый спасением каленусийского мусора, этих сенсишек, случайных статистов в игре. Ты меня разочаровал, сынок. Я вырастил барахло.

Принцепс повел грузными плечами, почесал наманикюренным ногтем седой висок.

– Почему от меня скрыли подоплеку дела? – набрался смелости Стриж.

– Чтобы ты поневоле не выдал того, о чем не знаешь.

Дезет припомнил “интенсивные” методики следственного отдела Департамента Обзора Каленусии и с трудом подавил желание плюнуть в холеную физиономию диктатора Иллиры.

– Значит, требование моей выдачи Порт-Иллири было блефом?

– От начала и до конца – это часть игры. Но теперь это уже не имеет значения…

– Значит, моя жизнь – вся, как есть, от начала и до конца, с Ахара и Форт-Хараем, была создана вами?

– Да! Да! Да!

Рыхлые щеки Оттона гневно тряслись. Стриж крепко сжал сцепленные пальцы.

– Вы обманули и предали меня.

– Я тебя создал, мальчишка, ничтожество.

– Себе на потребу.

– Я дал тебе шанс стать чем-то получше обывателя, неблагодарная скотина.

– И что теперь?

Правитель задумался. Дезет ждал, не дыша. Он только сейчас заметил, как щедро испещрили кожу Оттона склеротические жилки, отметил нездоровую желтизну его белков – принцепс все же сильно сдал за последние годы.

Оттон вздохнул.

– А убирайся ты на все четыре стороны. Мне противен вид моей ошибки. Забирай своего щенка – и с глаз моих долой. Сколько тебе лет?