Подбежал Орлов, находившийся при налете во второй подгруппе.

– Командир, потеря – старший лейтенант Звягин… пулевое в голову.

Сашу уже вносили внутрь помещения. Затылочная часть головы у него была полностью снесена, лицо залито кровью.

На Сергея вдруг сразу навалилась усталость. Никаких чувств, никаких ощущений не было. Он осознавал, что начинает «плыть».

В дом заскочил возбужденный боем Воронин, – товарищ старший лейтенант…, – но, увидев тело Звягина, запнулся. – Товарищ старший лейтенант, там духи на подходе, человек тридцать – сорок, метрах в четырехстах.

– Это, наверное, с «Симургов», – вслух догадался Орлов. – Они, я думаю, прибыли сюда для охраны этого сборища. Мы на нескольких из них напоролись при подходе, поэтому такой шум и получился. А старший лейтенант, – хмуро кивнул он на тело Звягина, – уже здесь при штурме нарвался. Что с вами? – подскочил он вдруг к Казанцеву, видя, что тот, бледный, еле-еле стоит на ногах.

– Ранен, но пока, кажется, держусь, – произнес Сергей, чувствуя, что губы начинают неметь, с трудом слушаясь его. – Ты знаешь, что делать, если…, – не договорив, он махнул рукой на выход. – Давай к нашей высотке, там легче держать оборону. Радистов вперед… пусть сразу же давят «семерки». Хотя ночью авиация навряд ли поднимет вертушки, но расшевелить их надо сейчас. Да, и координаты запасного места съемки не забудь дать, сориентируешься по ходу…ты парень смышленый…, – при этом Сергей попытался улыбнуться, но не смог, только успев подумать, – Хорошо, что летунам есть, где приземлиться.

Перед глазами все поплыло и стало темнеть, а земля начала ускользать из-под его ног. Единственное, что он еще успел почувствовать и отметить про себя – это то, как две пары чьих-то крепких, заботливых рук подхватили его, и он поплыл по воздуху, невесомый, словно маленькая пушинка тополиного пуха, которая, войдя в воздушный поток, медленно и долго плывет над землей и, поднимаясь все выше и выше, постепенно совсем исчезает из вида, незаметно растворяясь на фоне летнего светло-голубого неба.

Началась повседневная работа сутки через трое, не тяжелая, но несколько однообразная и даже нудноватая. Его определили старшим смены. Весь коллектив отдела охраны состоял преимущественно из офицеров запаса Вооруженных Сил. Кроме того, в отделе были также «запасники» из КГБ и МВД, хотя последних, как понял Казанцев, здесь не очень приветствовали.

В отделе было четыре смены по восемь человек в каждой, плюс начальник. Вся охрана во главе с начальником отдела Олегом Николаевичем Грищенко, непонятно где и кем до этого служившим, – и служившим ли, вообще, – замыкалась на заместителя управляющего банком Георгия Ивановича Кукарина, того самого «боксера», которого охранники между собой называли Кукой. В дела и проблемы охраны банка этот Кука, как и управляющий Феоктистов, особо не вникал, предоставляя всю свободу действий Олегу Грищенко, или просто Алику, как его все в банке звали. Сергею же как и другим старшим смен оставалось осуществлять общий организационный контроль в смене, дублируя при этом Алика, а также выполнять его мелкие поручения, в том числе и выделяя по необходимости из своего состава курьера. Самое основное в его обязанностях состояло в том, чтобы непременно, при любых условиях, присутствовать при приеме-передаче смены.

В целом работа Казанцева вполне устраивала. На дежурство каждой смене выпадало всего семь – восемь раз в месяц, когда как придется, то есть сутки на смене, трое – выходные, и это все при довольно неплохой заработной плате.

В один из таких выходных, да еще и воскресенье, Сергей, тепло одевшись после утренней физической разминки и приведя себя в порядок, с чашкой крепко заваренного кофе вышел на балкон. Он любил эту утреннюю процедуру – помолоть ровно на одну порцию купленного в зернах хорошего кофе, чтобы запах этого удивительного напитка сопровождал его все утро, круто заварить на медленном огне и мелкими глотками, почти смачивая одни только губы, пить его, – если только можно так банально выразить этот почти что священный процесс, – прикидывая при этом свои планы на предстоящий день.

Сегодня у него предстояла встреча с дочкой. Всего месяц с небольшим они виделись в последний раз, а кажется, что прошла вечность. По жене в самые лучшие их времена, наверное, никогда так не скучал. Но надо было выдержать какое-то время.

Вчера вечером, позвонив Иришке, долго и умиленно слушал, как она рассказывала о своих успехах в школе, о мальчишках, с которыми нельзя дружить, потому что они все такие хулиганы, о какой-то Наташке, которая ее всегда толкает на переменках, а она ей грозит своим папой, который скоро приедет в школу и заступится за нее.

После их окончательного разрыва со Светой Сергей не мог без волнения думать о дочери. Вот и вчера, настраиваясь на спокойный, без лишних эмоций, разговор с дочкой, он, слушая ее, чувствовал, что предательский комок все же постепенно подступает к горлу. И так, наверное, будет всегда. К этому разрыву и расставанию с самым родным ему существом он был не готов.

Со Светой договорились о том, что он заедет за Иришкой около десяти и проведет с ней весь день, где – пока еще не решил, что-нибудь с ней придумают.

Переодевшись, Сергей вышел на улицу. Безусловно, день сегодня удался. Совсем небольшой морозец и солнце – это как раз то, что полностью подходило для запланированной прогулки.

В метро, развернув купленные перед входом газеты, бегло просмотрел заголовки и короткие сводки.

Опять кто-то из высокопоставленных чиновников делает очередную попытку лишить госслужащих их, задницей высиженных, привилегий, – извечная тема. Как только закручивается очередной виток «демократизации советского общества», так сразу же делается попытка ограничить нашего чиновника в его «правах». И, рано или поздно, это заканчивается печально для ее инициаторов.

«Указом Президиума ВС СССР восстановлены в гражданстве СССР М.Л. Ростропович и Г.П. Вишневская». – Как же такое возможно – весь наш народ гордится ими, тем самым, признавая их одними из достойнейших граждан, а руководство этой страны, состоящее из нескольких десятков маразматиков-мастодонтов, так не посчитало, лишив этих людей права жить и творить на своей родине. И вот теперь только, как говорится «под давлением общественности», поняли, что «дали маху». А скорее всего, – под давлением международной общественности, – стали бы они перед своим народом каяться.

Так, а здесь партизаны (слово-то какое знакомое; если бы мы поддерживали правительство, то, конечно же, это были бы уже не партизаны, а боевики-террористы) из «антиправительственного Сомалийского национального движения освободили команду итальянского грузового судна». – Возвращена и сама посудина. – «Повстанцы полагали, что судно доставляло нефть в осажденную Берберу». – Знакомые места, и проблемы те же остались, – по ходу отметил Казанцев и перевернул страницу.

«Арестован Н. Чаушеску с супругой Еленой при попытке бегства на захваченном легковом авто». – Да, что и говорить, не повезло ему, но у нас такого не будет. Сейчас у нас все, – и политики в первую очередь, как старые, так и новые со своими старыми связями, – повязаны между собой огромными и тяжелыми цепями преступлений против собственного народа, так что и обвинять, вроде как, некого. Ну что же, там дальше посмотрим.

«Югославское судно с грузом муки для Эфиопии было обстреляно тремя боевыми катерами у Эфиопского побережья. Поднявшиеся на его борт вооруженные люди, назвавшиеся борцами за независимость Эритреи, взяли у капитана обязательство не выгружать муку ни в одном из эфиопских портов».

– Ладно, пропустим. А вот это уже интереснее, – «Маврикий – остров в Индийском океане, площадью всего чуть более двух тысяч квадратных километров и населением немногим более одного миллиона человек, – вырвался в мировую тройку производителей изделий из шерсти!» – Вот это здорово! – «…Между тем, ни одна овца никогда не паслась на его пастбищах». – Да, могут же люди поставить дело, и все это без всякого социализма с его марксистско-ленинской философией, научным коммунизмом и политэкономией вместе взятыми.