Узнав, что Сергей пока что без работы, он предложил ему месяц – другой «перекрутиться» в охране этого его банка. – Понимаешь, там мне сейчас позарез нужен свой человек, ну а чуть погодя, я найду тебе место в большом бизнесе, если только пожелаешь.
– А что, – подумал Казанцев, – почему бы и не в банк? – Он и сам уже подумывал куда-нибудь устроиться – и мысли дурные заглушить, и, опять же, финансовое положение не помешает улучшить. Не все ли равно, где начинать свою «гражданскую» деятельность.
– Не все еще ниши заняты, Серега, – хлопнул Славка Казанцева по плечу, – и на нашей улице, как говорится, еще будет праздник. Все у нас впереди.
Жизнь, – а она очень интересная штука, особенно, если имеешь хорошие «бабки», – так вот, жизнь только начинается. Надо сейчас держаться друг друга, на чужих и молодых надеяться в наше время нельзя. Есть вроде бы у меня неплохие хлопцы, молодые, перспективные, а прокалываются на каждом шагу – только и смотри.
Сергей отмахнулся, – Знакомая песня. Каждое поколение недовольно своей молодежью, хотя и вносит свой конкретный вклад в то, что из этой молодежи получается.
– Не скажи, не скажи, – проворчал Славик, – мы были не такими.
– Слава, еще, кажется, Юлий Цезарь в свое время говаривал, – Не та нынче молодежь. И о нас тоже так говорили старики, да и сейчас еще говорят, можешь в этом не сомневаться, – и Сергей, вспомнив о чем-то своем, усмехнулся. – Что там говорить, были и в нашей работе из нашего с тобой поколения горе-специалисты, наши с тобой ровесники. Помню, пришел в нашу часть служить прапорщик, с большим трудом перевелся к нам в боевое подразделение с испытательного полигона одного из военных научно-исследовательских институтов, подключив для этого какого-то своего родственника из ГРУ. Неизвестно, что он там, испытывал, только у нас кроме рукопашного боя этот «супермен» ничем другим не занимался, всерьез считая, что в нашем деле это основной и чуть ли не единственный вид боевой подготовки, ну, разве что, еще на второе место можно поставить стрельбу из пистолета Макарова в пистолетном тире части. Все остальное – лишь баловство и ненужная трата времени. Ты же помнишь, как мы в училище вечно подшучивали над курсачами-десантниками с общего факультета, что им кроме дурной силы и тяжелых кулаков в их будущей службе больше ничего не пригодится?
Славик улыбнулся, – Помню, конечно, и те страшно за это обижались на нас.
– Но это, далеко не так, сам знаешь. Если в ВДВ командир подразделения не будет пользоваться своими мозгами, то в первом же реальном бою положит всех подчиненных в землю. А у нас в спецназе – тем более, – Сергей сделал глоток из своего бокала.
– И что этот прапор? – не удержался от вопроса Иванов.
– А что прапор, – пожал плечами Сергей, – естественно, он недолго у нас продержался – год, наверное, от силы. Потом уволился «на гражданку», когда ему командование части вежливо предложило перейти в тыловое подразделение на вещевой склад и там попробовать продолжить свою спецназовскую подготовку, – и боевой работе никому не мешает, и времени для своих индивидуальных спортивных тренировок больше.
Славка расхохотался.
Слушай дальше, – продолжил Казанцев. – Стою я как-то на автовокзале, разговариваю с одним знакомым, в недавнем летчиком. Так вот, подходит к нам этот бывший прапорщик, поздоровались, перекинулись обычным «Как дела? – Нормально», еще о чем-то незначительном. Как только он отошел, бывший летчик спрашивает меня, – Откуда ты его знаешь? – Я ответил, что немного служили вместе.
– Так он же из спецназа, – говорит, – ты что, тоже с ним служил?
Я засмеялся, – Тоже с ним.
– В «боевиках» или в тыловом подразделении? – спрашивает.
– В боевиках, в боевиках, – отвечаю.
– Ну, ты даешь, а я и не знал. О вас вообще легенды ходят. А тут как-то недавно мы с этим твоим сослуживцем в одной компании праздновали, так он такого порассказывал о вашей нелегкой службе. Всю жизнь прослужил в таких частях, такое прошел, куда только его судьба не бросала, в самые горячие точки планеты.
Я поначалу удивился, – Ты о чем?
– Ну, как же, – говорит, – Ты-то должен знать, раз с ним служил.
И он мне начал рассказывать о «подвигах» этого прапора. Я, конечно, не стал его ни в чем разубеждать, не стал разочаровывать. Каждый верит в то, во что очень хочет верить.
Славка опять засмеялся, – Это уж точно. Один представляет себя героем в глазах других, и сам зачастую верит в это, а другому, ничего и не надо, а с ним происходят самые невероятные вещи, в какие и поверить-то трудно. Вот как с тобой, например. О тебе, говорят, действительно легенды ходят, – улыбнулся он, посмотрев на Сергея.
– Да брось, – отмахнулся тот. – В таком случае, вся бывшая сороковая армия – сама легенда во главе с ее командующими.
– Да, действительно. В каких условиях тогда приходилось разворачивать наши войска в Афгане и начинать войну, имея такую мощную военно-бюрократическую машину как наш Генеральный штаб, – за одно это каждому нашему офицеру, воевавшему там, надо было «Героя» давать. А сколько офицеров из РКПУ погибло…, четверо только из нашего взвода там нашли свой конец. Ты знаешь.
Сергей кивнул, – да, – Леша Гордиенко, Володя Малевич, Шура Звягин и, по-видимому, Витя Боровой, хотя пока что и считается «без вести пропавший».
Они помолчали.
– А я ведь тогда тоже рапорт написал, впрочем, наверное, как и все офицеры у нас в разведке, да вот, не взяли, – с явным сожалением в голосе продолжил он. А Вовку Малевича, того сразу…, еще в самом начале…
– Да, я знаю, – сказал Казанцев, вспомнив, что узнал о гибели их однокашника по училищу и лучшего Славкиного друга Володи Малевича от самого же Иванова еще при поступлении в академию. А уже позже от офицеров из подразделения, где служил Малевич, услышал в подробностях, как все это произошло.
Славка с Володей все годы учебы были, как говорят, «не разлей вода». Они, бывало, ссорились, в основном из-за постоянных Славкиных «подколок» и шуток, но все во взводе знали, что их очередная ссора ненадолго, не больше, чем на пару часов, потому что ни тот, ни другой долго обижаться и дуться друг на друга не могли.
Володя родился в Минске в учительской семье и был у матери с отцом единственным ребенком. Худой и высокий паренек, пришедший в училище сразу со школьной скамьи и никогда не знавший даже понаслышке, что такое спецразведка ГРУ, он сдал экзамены и поступил, практически случайно попав на разведфак Рязанского десантного. И ничего, что в семнадцать лет немного не хватало физических силенок при сдаче экзамена по фп. Преподаватели, скорее всего, увидели в нем больше, чем обычного абитуриента, они уловили полет его души, которая рвалась в небо и хотела героических свершений во благо Родины вплоть до самопожертвования. Он сам, наверное, в тот момент понимал все это очень смутно и расплывчато. Долговязый семнадцатилетний юноша, которому они помогали на кроссах, тяжелых и изнурительных, перехватив его руки на свои плечи и практически дотаскивая до финиша, он это просто интуитивно чувствовал. Они же, опытные в большинстве своем к тому времени бойцы, поступившие со срочной службы, – кто с ВДВ, кто-то со спецназа, с флота или с Суворовского – поначалу злились на него и предлагали самому уйти из училища, пока не поздно. Но когда ребята видели, как Володя из раза в раз, упрямо сжимая зубы, бежал вперед к какой-то своей, одному ему известной цели, когда видели его глаза, глаза упрямого мечтателя, они совсем по-иному начали его воспринимать, по-другому к нему относиться. И с каждым разом, с каждым занятием, с каждым тяжелым кроссом он был все увереннее, все сильнее. Он становился мужчиной. Начитанный, хорошо воспитанный, спокойный, в отличие от своего старшего друга и уравновешенный парень, Володя стал любимцем во взводе – как у преподавателей-командиров, так и среди курсантов-сокурсников. Училище он окончил с красным дипломом.
Кроме навыков по физической подготовке, он им завидовал еще в одном – в отношениях с девушками. Скромный и застенчивый от природы, он всегда с завистью смотрел на очередного влюбленного во взводе, сам не смея, по-видимому, полюбить. Хотя, скорее, тогда он просто не успел её встретить, свою любовь, а размениваться на мимолетное сомнительное счастье не умел. В училище он был слишком занят учебой, компенсируя какие-то свои физические недостатки упорным трудом. А, став офицером, говорят, она у него появилась, но так и осталась его девушкой навсегда, навечно. Двадцатидвухлетним мальчишкой-отличником в лейтенантских погонах он погиб в Афганистане в одном из поисковых разведвыходов. Погиб, так и не успев стать ни чьим-то мужем, ни чьим-то отцом.
