За ночь выпало много снега. Анну отговаривали ехать в такую непогоду, но она сочла, что перенести день отъезда будет дурным знаком, и решила ничего не менять. Дворники с утра стучали лопатами, расчищая тротуары. Проезжая же часть была слишком заснежена, и только сани кое-как прокладывали себе путь, приминая снег. За день-два притопчется…

Поклажа уместилась на пяти санях. Анна расположилась в первых, сидела на своих перинах, укутавшись в одеяла и кучерские зипуны, пахнущие старым сукном и псиной. Перед ней высилась фигура ямщика в огромном армяке. Ветер сбивал снежные хлопья и охапками бросал ей в лицо.

По дороге следовало переночевать на постоялом дворе в городе N, чтобы отдохнуть и накормить лошадей.

На вторых санях ехал брат Эриха Людвиг, пообещавший Анне помочь с переездом. Дуня сидела в последних санях и все время плакала. О чем? Прощалась с Ревелем? Боялась перемен, которых в ее жизни еще не было?

Анна свое уже отплакала… В ее душе произошел переворот. Поняв, что рассчитывать не на кого, она почувствовала в себе силу, которой прежде не обладала. Женщина была уверена, что все непременно будет так, как говорил Эрих. Она верила в успех.

Москва встретила Анну дружелюбно – ей везло на людей, никто ее не подвел, не обманул. В отремонтированный особняк она завезла хорошую, добротную мебель, повесила модные картины и люстры. Выходило, что она могла принять у себя в доходном доме довольно много постояльцев. Повара Анна решила пока что не нанимать. Зачем торопиться? На первых порах Дуня справится и одна, а там видно будет. Не все жильцы станут у них столоваться. Заезжие предпочитают перекусывать на скорую руку в трактирах… Постепенно у Анны появлялся опыт. Были наняты привратник, прачка и две горничные. Без управляющего Анна решила обойтись и на этом сэкономить.

Через полгода она забрала дочерей из Ревеля, и к лету они уже жили все вместе.

В Москве Анна продолжила домашнее обучение Терезы и Агаты. Оно стоило довольно дорого, но женщина сочла это необходимым. Когда старшей исполнится шестнадцать, она будет учиться в епархиальном училище, которое дает знания не хуже, чем в женских гимназиях. Так она поступит и с Агатой, если дочь захочет приобрести профессию учительницы. Такие планы были у молодой и красивой вдовы.

Девочкам Анна выделила отдельные комнаты. Постепенно все становилось на свои места. Анна привыкала к новым жизненным обстоятельствам; ей нравилось, что она занята, что рядом есть люди, которые в ней нуждаются. Почти всегда комнаты ее гостевого дома были заполнены.

Как и планировал Эрих, слух об уютной гостинице, порядочной чистоплотной хозяйке и вкусной кухне с немецкими и русскими блюдами вскоре распространился по Москве и в доходный дом Анны Браун потянулись постояльцы. В основном это были приезжие чиновники и купцы с семьями. Повзрослевшие дочери вникали в то, что делает мать, и старались ей помогать.

Иногда в выходные Анна возила девочек в театр или парк, стремясь расширить их кругозор и развить вкус. Дочерями она была довольна, хотя у них и были абсолютно разные характеры.

– Агата, у тебя опять всю ночь горел свет. Ты читала?

– Да, маменька, не бранитесь. Такая книга попалась интересная, не могла оторваться!

– Отчего же не читать днем? Разве у тебя мало свободного времени? – журила Анна дочь, радуясь в душе, что та растет любознательной и начитанной. – И чем же ты так увлеклась?

– Произведением Жорж Санд, маменька! А вы ее читали?

– Да. Все-то у нее одни любовные романы. Почитала бы ты лучше что-нибудь другое.

– Что же в романах дурного, маменька? Она ведь жизнь описывает, а я уже не маленькая – скоро шестнадцать, неужели вы забыли?

В комнате Терезы происходило таинство: маменька примеряла на старшую дочь только что сшитое платье. Агата уже лежала в постели. У Терезы был день рождения – ей исполнялось восемнадцать лет. Агате же было всего пятнадцать, и она чувствовала себя обиженной: ей тоже хотелось новое платье!

«Везет ей, она уже взрослая, – думала, лежа в постели, Агата. – Завтра придут гости, мальчики и девочки, и станут любоваться Терезиной красотой».

Агата уже видела это платье: оно было невероятно красивым.

«Какая сестра, такое и платье! Сиреневая ткань, белый рюш и юбка плиссе… А я еще маленькая и должна лежать в постели уже в девять вечера, делая вид, будто сплю… Хоть бы Терезка поскорее вышла замуж и отдала это платье мне!

Когда Тереза влюбится, она перестанет так много думать о нарядах. А может, уже влюбилась? Я видела, как она целовалась на катке с Петькой, сыном купца Козлова. У Терезы все самое лучшее. На прошлый Новый год ей под елку положили красивое белье. А мне конфеты. Отчего же я никак не вырасту? Сейчас я засну и увижу что-нибудь волшебное… Как Терезка выходит замуж за этого кривоногого Петьку. Потом подходит ко мне и говорит: “Ну что, Агата, мне, пожалуй, это платье уже ни к чему, забирай его себе!” И я беру его, а оно такое легкое, воздушное, я буду в нем как королева. Я надеваю платье и кружусь, кружусь…»

Но лучшие сны всегда такие короткие…

Анна очень любила дочерей, поэтому ко дню рождения Терезы подготовила платье и для Агаты. Умная, мудрая мама. Утром обе девочки получили по новому платью и были счастливы. Анна была строга с ними, но очень терпелива. У Агаты был неспокойный характер, она все время искала приключений и втягивала в них сестру.

Обе девочки были прехорошенькие и ладили между собой.

Обычно перед сном Агата прибегала к сестре – босиком, чтобы ступать как можно тише, – в ночной сорочке забиралась к ней под одеяло, и они еще долго шептались, обсуждая то, что интересно девочкам в столь нежном возрасте.

В доме было тихо и уютно. Вкусно пахло вечерними пирогами, громко тикали ходики. Где-то далеко внизу Дуня гремела посудой. Кошка мяукала и царапалась в дверь. За окном Трифон елозил лопатой по тротуару, убирая снег и не переставая сердиться на зиму.

– Тереза! Ты что, выйдешь замуж за Петьку?

– Ну право, что за вздор ты говоришь, Агата? Других, что ли, парней нет? Я вообще замуж не собираюсь! Рано мне еще.

– А зачем же вы целуетесь?

Тереза смутилась и покраснела.

– Целоваться – не замуж выходить!

– Ты в него влюбилась, что ли?

– Не знаю… А вот он мне позавчера в любви признался!

– Ну и ну! Что же ты молчала целых два дня, ничего мне не рассказывала? Тоже мне, сестра! Я тебе всегда обо всем рассказываю. Ну а ты? Я теперь тебе тоже ни за что не открою свои секреты.

– Ладно, не дуйся. Ты еще маленькая, подрасти сначала.

– Пятнадцать лет – это, по-твоему, маленькая? Бывает, что в этом возрасте барышень уже замуж отдают… Ну так что там с Петькой-то?

– Да ничего! Говорит: «Ты мне, Тереза, нравишься! Так нравишься! Сильно-сильно!» Смешной такой. Пряников мне притащил целую гору и петухов на палочках.

– А я-то думала, откуда у нас в столовой столько пряников? И петухов. А это Петя-петушок петухов принес!

И девочки начинают хохотать, подтрунивая друг над другом. Когда тебе так мало лет, жизнь кажется веселой и бесконечной, все вокруг складывается замечательно, а впереди столько неизведанного и потрясающе интересного…

– А вот я читала…

И начинался пересказ какого-нибудь занимательного романа, которыми так увлекалась Агата.

Сестры до полуночи болтали обо всем на свете, словно давно не виделись и не было целого дня, проведенного вместе.

Утром Тереза собиралась в училище; Агата оставалась дома и помогала матери. Сестры посещали столичную школу танцев. Терезе там, правда, быстро надоело, но Агата прибегала оттуда домой довольная, с сияющими глазами, полная впечатлений.

– И зачем тебе эти танцы? Чтобы потом отплясывать на кухне между мужем – каким-нибудь скучным чиновником в пенсне, кальсонах и домашнем сюртуке – и детишками?

– Я не выйду замуж за скучного чиновника!

– Ну, тогда за пузатого купца – торговца рыбой!