Влад Тарханов

Проект «Вектор»

(Из серии «Игры в солдатики»)

Книга третья

Самый длинный день в году

Пролог

Январское море — всегда ненастное. Даже тут, недалеко от Окленда, в разгар местного лета, опять бушевал внезапно налетевший шторм. Но на стометровой глубине волнение практически не ощущалось. Петр Денисович Грищенко находился на командирском мостике подводной лодки, которая раньше называлась «Большевик», потом «Фрунзенец» а теперь получила простое и лаконичное наименование Л-3. Спущенная на воду в далеком тридцать первом году, подводная лодка прошла в сороковом серьезную модернизацию (по особому проекту). Тогда же на лодку пришел и молодой капитан 3-го ранга, только окончивший Военно-морскую академию ВМФ им. Ворошилова. Не смотря на предложенную солидную должность в штабе Балтийского флота и перспективу быстрого карьерного роста, Грищенко добивался назначения на корабль, вот и получил в свои руки один из самых больших подводных кораблей СССР. И это был его первый дальний поход на должности командира подлодки, да еще и с такой секретной миссией.

На Балтике повеяло свежим ветром: летом сорокового года командующим Балтийским флотом стал флагман 1-го ранга Иван Степанович Юмашев, а Трибуц отправился на его место — руководить Тихоокеанским флотом. При переводе на новое Юмашев был переаттестован в вице-адмиралы, да и называть это место совсем уж новым было неправильно — на Балтике он уже служил, обстановка ему была знакома, задачи поставлены — серьезные, а для решения новых задач вице-адмирал решил привлечь новых исполнителей. Вот и Грищенко неожиданно получил назначение на подлодку, модернизация которой оказалась не совсем стандартной. А потом начались учения. Несколько тренировочных походов. А теперь первый поход — и сразу в пасть тигра. В места, где бушует война. Л-3 была первой советской подлодкой, на которой был установлен шнорхель, позволявший не так часто всплывать для подзарядки аккумуляторов, что сделало подводную лодку более незаметной. А в этой миссии принимала участие уже подлодка Л-13, прошедшая похожую модернизацию, для которой незаметность была необходимым условием победы.

— Первый закончил! — пришло сообщение, а через три долгих минуты раздалось:

— Четвертый закончил!

— Сколько всего? — поинтересовался командир корабля у старпома.

— Приняли на борт 509 штук. — через короткое время доложил старпом. — Петр Денисович, будем продолжать?

Грищенко задумался. Чуть больше семи тонн. Выпускать следующую партию или нет? И все-таки нет, слишком долго тут торчим. Пока не обнаружили. Но не может же так везти постоянно! Какое-то внутреннее чутье подсказывало, что пора уходить. План перевыполнили. Пора и честь знать. И все-таки. Командир посмотрел на врача, который находился рядом, так, на всякий случай.

— Что люди, Григорий Апполинариевич?

Обладатель густой седой бороды и блестящей лысины доктор немедленно отозвался.

— Эта партия — всё. Ещё две группы можно выпустить, там ребята оказались покрепче, но не более одного раза.

Ну вот, добыча последних выходов резко упала, нет, все-таки риск велик. Не обращая внимания ни на старпома, ни на представителя НКВД, курировавшего операцию, капитан произнес:

— Всё! Заканчиваем. Уходим. Маршрут 3.

Лодка, которая очень долго пролежала на глубине 118 метров, стала оживать. Очень тихим экономичным ходом она стала отползать подальше от достаточно оживленных трас, по которым то и дело шли конвои кораблей. Да и ищут тут, ищут…

Так закончилась операция «Водопад», которую готовили почти что девять месяцев. 19 июня 1940 года лайнер «Ниагара» взорвался на мине, выставленной германским «Орионом» и затонул недалеко от Окленда. На борту лайнера было 587 слитков золота по 450 тройских унций каждый. Примерно восемь с крючком тонн драгоценного металла. Место затопления «Ниагары» обнаружат в феврале 1941 года. Из оставшихся 78 слитков британцы с удивлением смогут поднять 71 штуку. 7 слитков останутся лежать на дне моря. Еще два слитка поднимут в пятидесятые годы[1]. Упорства короне было не занимать. Ну а для СССР каждый килограмм золота лишним не был. Страна готовилась к войне.

[1] В РИ Историю «Ниагару» обнаружат в феврале 1941 года и британцы смогут вытащить из ее нутра почти все золото, кроме 5 слитков, примерно по 14 кило каждый, которые останутся в виде налога Нептуну.

Часть первая

Ожидание

Глава первая

С новым, тысяча девятьсот сорок первым годом, товарищи!

Москва. 1-е января 1941 года.

За окном нещадно мело. Новый, сорок первый год начинался суровым морозом, ветром да метелью. Мрачное свинцовое небо нависало над столицей, а тяжелые облака, несущие тонны снега, казалось, касались верхушек высоких зданий. Фонари практически не разгоняли тьму, на улицах почти не было видно народа, только-только, недавно, пробили кремлевские куранты, возвещая начало нового года. Я стоял у окна, наблюдая за снежным хороводом. Жена сделала пару глотков шампанского и тут же помчалась в туалет — ага, тот самый токсикоз первой половины беременности. Витамины, прогулки, режим сна и отдыха, и поменьше работы. Только когда ее станет поменьше? Я — Андрей Толоконников. Нет, не правильно. Я был Андреем Толоконниковым, человеком с ДЦП, прикованным к инвалидному креслу. Научный эксперимент закончился удачей. Я очутился в теле комбрига Алексея Виноградова, командира 44-й стрелковой дивизии. Только моя дивизия медленно, но уверенно шла к своему величайшему позору — разгрому на Раатской дороге. И вина командира дивизии, комбрига Виноградова, в этом разгроме была более чем очевидной. Итогом стал расстрел перед строем бойцов командира, начальника штаба и начальника политотдела дивизии. Пришлось подсуетиться, чтобы не стать к стенке в самом начале своей новой жизни. Выкрутился! И финнов на Раатской дороге победил, и к окруженной 163-ей дивизии прорвался, и Оулу взял, перерезав Финляндию в самом узком месте пополам. Финская война закончилась намного раньше, а я вернулся в Москву, где меня и раскрыли. Так я стал работать с «кровавым тираном Сталиным» и «растлителем малолетних девочек Берия». Меня не покидала уверенность, что меня подготовили к тому, чтобы провал состоялся. Целью моего внедрения было не столько переиграть Финскую, нет, главной целью было оттянуть начало Великой Отечественной войны. Для чего? Ученые мужи были уверены, что 22 июня 1941 года — одна из ключевых точек Истории. Изменения в ней приведут к возникновению новой ветви параллельных вселенных с иными темпоральными характеристиками. В Москве я встретил Ее, ту, которая стала моей женой, молодую журналистку Маргариту Лурье. И это ей сейчас плохо. Стряхиваю с себя оцепенение, ставлю бокал, из которого сделал глоток игристого напитка, впрочем, вкуса не ощутил. Какой вкус, когда твоей женщине нехорошо? Нет, помощь не понадобилась. Марго уже вернулась, бледная и растрепанная и тут же расположилась на диванчике, свернувшись клубочком. Ну да, теперь нам не до празднования.

— Леша! — тихо произносит Маргарита, чуть поеживаясь, не столько от холода, сколько от своего плохого самочувствия.

— Да, дорогая… — говоря, понимаю, что этот единственный родной мне человек в этом времени действительно безумно дорог.

— Ты помнишь, что ты мне обещал?

Пожимаю плечами, разве я могу что-то забыть? Тем более, что санкцию на этот разговор я уже получил. Извините, еще чуть-чуть отвлекусь. Не могу сказать, что мне сразу и однозначно поверили. Но постепенно завоевал какой-то уровень доверия от руководства СССР. Золотую клетку мне не устроили, как и в подвалах Лубянки никто не гноил. Сначала меня отправили в номинальное подчинение к товарищу Мехлису, с которым встречался еще во время Финской, а потом легализация в современном мне времени закончилась довольно элегантным ходом Вождя — меня назначили начальником Разведупра Красной армии. А что? После Финской я комдив, вполне подходящее звание, а с объявлением источников моих знаний теперь вообще никакой проблемы не возникает: данные разведки! Маргарита стала моей помощницей, владела стенографией, поэтому почти все ей надиктовывал, кроме самой-самой секретной информации. Так что вопрос о том, кто т такой, Алексей Виноградов, у Маргариты сформировался давно, вот только доверить ей ЭТУ информацию без разрешения свыше я не мог. Не потому что чего-то боялся, нет. Это было бы не порядочно, в первую очередь. Инстинкт самосохранения шел уже вторым эшелоном. Понимал, что прослушивают? Понимал. А что, оставить такого типа, как я без контроля? Наивно предполагать, что такое возможно. Есть такой товарищ, Лаврентий Павлович Берия, с которым было очень тяжело установить какие-то доверительные отношения, очень он недоверчивый товарищ. Так что, контролирует он меня, насколько может, с одобрения Самого, в этом сомнения нет. О моей сущности знают пока что только два человека — Иосиф Виссарионович Сталин и все тот же Лаврентий Павлович. Неделю назад я попросил разрешения посвятить в суть дела жену, она у меня женщина умная, сама о многом догадывается, факты-то накапливаются, вот только сделать вывод, единственно возможный, но совершенно невероятный психологически не решается. Удивительно, но мне разрешили. Подписки? Их Марго дала еще тогда, когда перешла из «Литературной газеты» в мой отдел, тем более сейчас, когда она числилась сотрудником Разведывательного управления Красной армии, ей пришлось столько самых строгих подписок давать, так что…