– А вы?.. – Кай наконец решился высказать вопрос, на который им давно пора было ответить. – Почему вы такие? Почему так… выглядите?

Крохотный уголок сознания ещё таил надежду на то, что он ошибается, что противоестественное явление молодых Музы и деда Егора имеет какое-то простое объяснение, например, перед ним правнучка Музы и троюродный племянник деда, приехавшие погостить к ним в Древнеград.

– Ты вообще что-нибудь помнишь? – снова вмешалась в разговор История. – Помнишь, перед тем как ты отключился, Каргер сказал, что это путь на несколько веков?

Кай напряг память. Если принять, что всё это было не сном, а ужасной необъяснимой явью, то он должен был помнить. Он был недвижим и опутан этим золотисто-голубым полем, и он без конца проваливался куда-то в другие эфиры, его отсекало от внешних звуков, но слова Каргера всплыли в памяти достаточно чётко, и он проговорил их вслух:

– «Этот путь на несколько веков… Велес, ты не оставишь его одного со всем этим…»

– Во-от! Этот, которого ваш Каргер назвал Велесом, тот медведь с рогами, он сначала сказал что-то типа «эти слишком много растратили, но это мы подправим», и потом ещё «а тебе, дитя беспутное, здесь вообще-то делать было нечего». Потом грохнул своим посохом и что-то сделал с ними, потому что они этот момент не помнят, а я не знаю. И потом все трое стали так выглядеть, – закончила История.

– Не понял, кто трое? Там было только три человека – дед с Музой и ты. Ты не изменилась.

– Кай, видишь ли, людей было трое. Но ты забыл… про…

– Ну… Птица ещё была…

– …и змея. – дед Егор скосил глаза в сторону балкона.

– Ты хочешь сказать… в смысле, вы хотите сказать, что она… что это?

– Карна. Которой и правда там было нечего делать, – сухо закончила История. – Может быть это всё из-за неё. С какого она на меня накинулась? И Каргер ваш погиб из-за неё.

Такого Кай точно не мог себе представить. Карна не выразила каких-либо признаков внимания к их разговору. Она хмуро смотрела в сторону, и этот вид ограждал её от навязчивого внимания не хуже, чем, к примеру, могло бы ограждать стекло террариума.

– Как змея может стать человеком?.. – это был глупый и в общем грубый вопрос, на который ни у кого не было ответа, Кай это понимал. Он точно показал себя полным идиотом и ему захотелось вернуть свои слова назад.

– Все мы носим маски… – услышали они тихий холодный голос из угла комнаты. От этого звука каждому стало не по себе. После чего Карна вернулась к состоянию безмолвного созерцания.

На балконе раздался шорох. В дверной просвет Кай увидел на перилах птицу, Мистику. Да, теперь это не спишешь на случайность или игры фантазии.

Муза встала, разгладив платье.

– Кай, нам всем надо многое обдумать. Многое ещё предстоит обсудить. Но не сегодня. Ты чуть не погиб. И нам очень не хватает… нам всем надо проститься с Каргером… – голос ей изменил, она произнесла его имя еле слышно. Сделав пару вздохов, она продолжила, – но если ты умрёшь с голоду, то получится, что нам с Егором Георгиевичем вернули молодость напрасно. Идёмте, пора завтракать.

Внезапно Кай ощутил дикий голод, просто невыносимый. И он был совершенно обессилен. Казалось, они разговаривали целую вечность, после этих откровений он чувствовал только ещё большее непонимание. Но к этому добавился тяжелейший груз – понимание вины за смерть Каргера.

Каргер-Каргер… Вот кого ему сейчас не хватало. Вот кто мог бы ему рассказать, что произошло на самом деле. Сколько лет он помнил деда, столько же рядом был и Каргер. Старый друг, молчаливый неприметный священник. Что он знал о нём? Сколько бы вопросов он ему сейчас задал?

Кай вздохнул и пошёл на кухню, Муза раскладывала пирог по тарелкам.

– Кай!

Он обернулся на голос молодого мужчины, который с этого момента заменял ему единственного родственника и опекуна, деда Егора.

– Вот, возьми. Это было у тебя в руке, когда мы тебя принесли домой. Я подумал, что это важно.

В руке деда блестел знак Каргера.

Кай взял знак Каргера в руки. В груди бешено застучало.

Сейчас при свете дня он мог его спокойно рассмотреть. Знак имел форму овала и выглядел очень старым. Он поскрёб ногтем по тёмному тусклому металлу с высеченными на нём золотыми символами. В верхней части в обрамлении лучей золотилась инкрустация в виде солнца; снизу вверх, через всё тёмное поле, к центру солнца восходили ступени лестницы. Лучи делали края вещицы довольно острыми. По окружности вилась какая-то надпись, но он не сумел её прочесть.

Он держал в руках эту вещь и ощущал дрожь. И в первую очередь подумал о походах крестоносцев или миссии Рыцарей Круглого Стола, – людей, связанных орденскими узами. В ночь гибели Каргера Кай заметил знак у него на груди. А потом, в самом конце, когда тот помог ему встать на ноги, Каргер вложил ему что-то острое в руку, значит то был этот рыцарский орден. Кай совершенно забыл о нём и мог потерять. И вот теперь дед Егор снова вручил ему волнующий дар Каргера.

Кай спрятал его в карман джинсов и отправился поедать свою порцию цветаевского пирога.

За завтраком, да и вообще в субботу, к событиям той ночи больше никто не возвращался. Каждый чувствовал определённую неловкость и не пытался завязать разговор.

Из того что Кай понял, обе гостьи, История и Карна в первую же ночь остались у Музы Павловны – она отвела девушкам по комнате, и те без возражений приняли приглашение. Казалось, что никто из них не понимал отведённой им роли, которая всё же Велесом задумана была, но и без этого у каждой было чувство, что именно сейчас им не стоит расставаться.

Кай жевал пирог и рассматривал женщин, собравшихся за столом.

Тори и Карна казались его ровесницами, может на год-два моложе. Муза, несмотря на своё строгое чёрное платье, выглядела просто потрясающе, он подумал, что было бы неловко обратиться к ней с прежним «БабМуз». Энергия двадцатилетней била в ней через край, но она казалась оживлённой куклой, которой ещё только предстояло научиться быть живой. Она никак не могла привыкнуть к необыкновенной послушности и живости своего нового тела, руки всё ещё по-стариковски искали опоры. Ноги, теперь обе совершенно здоровые, выбирали место для следующего шага, но телу уже это не требовалось. Беспрестанно хватая очки и через минуту снимая их или протягивая руку к вазочке с лекарствами, Муза всякий раз озиралась на окружающих. Разница в прожитых годах давала о себе знать не столько на психологическом уровне – ей надо было свыкнуться с таким чужим своим телом. Разрыв был очень большой.

Он перевёл взгляд на Тори – девушка, судя по всему, не испытывала дискомфорта, ни физического, ни психологического, находя пирог вкусным, компанию терпимой и приключение сверхзабавным. Она показалась ему открытым и жизнерадостным человеком. Благодаря её неумолчной болтовне, к всеобщему облегчению, никому из, по сути, незнакомых людей не приходилось из вежливости подстёгивать затухающий разговор.

Кай так же с не упустил, что её прямолинейность коробила окружающих. Тори была резка, прямолинейна и даже временами заносчива. Особенно это смущало Музу Павловну, привыкшую к определённым границам в отношениях. У Истории же проблем с демаркацией не наблюдалось. И… странно… но это по какой-то причине очаровывало Кая ещё больше.

Глядя на Карну, вообще невозможно было что-либо определить. За день она так и не прибавила в разговорчивости, тяготела к уединению и тёмным местам, почти ничего не ела. И если в Музе Павловне, которая по прихоти хтонического божества рассталась с шестью десятками прожитых лет, конфликтовал опыт духа и текущий биологический возраст, то… что можно было сказать о Карне? О каком опыте духа можно было говорить, чтобы понять её возраст? Не о змеином же?

Кай рассматривал их всех и не понимал, радоваться ему или печалиться. Неизвестность пугала, и это не добавляло ему желания приближать час неприятных открытий. При этом оставался один вопрос, который подстёгивал его к разговору.