Самойлов цинично оскалился и вышел из дома. Размашистым шагом прошел по протоптанной тропинке мимо колючих кустов дикого боярышника. Раздраженно снял с лица налипшую сеть паутины. Выматерился и ударил кулаком по невинной ветке спелой алычи.

Чувст он не испытывает?! Ага, конечно! Он то как раз и испытывает, только не ту девушку выбрал. И сердце слепое, тупое. Ему не прикажешь. Не объяснишь, что суку только купить можно. А платно Лили он не хочет. Шлюх вокруг хватает.

Дурак. Придурок. Раскатал губу, как сопливый долбоеб, что слова Лили, что любит его были искренними и честными. И как она на матче Кентавров всем своим снобам мажористым гордо представляла Самойлова своим парнем. Всем подругам раструбила, что у них серьезные отношения. И что она настроена к нему тоже правильно и серьезно.

Сука! Надежду дала, притворилась. Знатно обломала. На первой проверке сдулась.

Но больше всего Платона бесила мысль падкая и позорная — он уже готов был сам к ней на мерседесе приехать и кинуть к ногам стервы все свои деньги. Пусть подавится, стервоза. Только вернется к нему…

— Брэйн. Брэйн, постой, — писклявый пацанячий голос из за кустов привлек внимание Самойлова.

Тощий Лешка в шортах, с удочкой на плече и ведерком с карасиками бежал ему навстречу. Расплескивал воду и потеряв одну рыбешку.

— Ты откуда здесь, малый? — удивился Самойлов. Невольно глянул за плечо. Неужели и Лили с дружком в деревню приехала на выходные.

Но нет сучки. Ей, видно, Лешка уже тоже нахер не нужен.

У нее теперь Порше, Филиппины и Ринат. Мудак недалекий.

— Брэйн, ты чего здесь?! Лили с ума сходит без тебя. Тоскует. Каждый день ждет, чтоб ты вернулся, — затараторил Лешка, сбрасывая на пол удочку и жестикулируя руками. Так яросто, будто он вентилятор.

— Сомневаюсь, малый. Лили весело отжигает и без меня, — Самойлов стянул футболку с накаченного торса. Лешка на миг завис на крутых татухах своего кумира.

— Ты что такое говоришь? Она даже машину продала за бесценок, чтоб тебя из тюрьмы вытащить. А когда узнала, что ты сам справился три дня плакала и дверь открытой держала. Она ведь к твоему приезду даже ремонт затеяла. Я с пацанами помогал ей. Двери все поменяли. Зря ты с ней так, Брэйн, — Лешка вдруг огорчился и поднял и удочку и ведро. Стало ему сильно обидно за подругу. А еще Брэйн вдруг разочаровал.

Самойлов смотрел прищуренно и долго. Переваривал информацию.

Лили продала свою тачку, чтоб его из тюрьмы вытащить?! Живет и дальше в той халупе, ремонт сделала?! Это точно пацан за Лили говорит, не за другую девушку?!

— А что ж она с бывшим своим сошлась, раз меня так ждала, — рассеянно пробормотал он вслух.

— С кем? Никого у нее нет. Она к друзьям ездила, чтоб договориться о твоем освобождении. Знаешь, Брэйн, очень зря ты ее так обидел. Она очень хорошая. И нам с мамой часть денег дала, чтоб мы смогли отдохнуть. Чтоб мама меньше ночных смен брала. Может и к лучшему, что ты ушел. Не достоин ты Лили. Я скоро стану старше и женюсь на ней. А ты… ты… и дальше гуляй! — грубо выпалил Лешка.

А Самойлов рассмеялся с праведного гнева влюбленного подростка. Быстро натянул обратно футболку. Все таки, понял, что он долбоеб непрошибаемый. Поверил Максу, Ринату, не спросил сам у Лили ничего, не объяснился со своей принцессой. Обидел по глупости любимую девочку.

И уже взбираясь на крутой склон обернулся и сказал Лешке

— Спасибо, малый. Только за Лили забудь. Потому что жениться на ней я буду.

Лили.

Я прошла мимо супермаркета. Завернула на прямую дорогу к своей панельке. Своей!

Охренеть, никогда не думала, что иметь свой угол так приколько. Возвращаться с работы домой и знать, что нет там родителей-потребителей. Нет своей детской комнаты. А есть целый мирок. Обустроенный под себя. Даже фикус в горшке, который я притарабанила пару дней назад.

Я миновала череду препятствий — вонючие альтфатеры. Поздоровалась с соседями — бомжами. Вошла во двор.

Замерла…

Черный байк. На нем черный фрик.

Сидит в полоборота и пялится на мои окна.

И я совру, если не признаюсь, что мое сердце не припустило в пляс. Но я упорно проигнорировала эту убийственную трель в груди.

Ненавижу я Самойлова. Пошел он к херам.

Все. Больше нет ему места в моей жизни. Сам просрал все. Бросил меня, как шлюху залетную. Перебесилась я, переплакала.

И боль тупую проигнорирую.

— Стоять! — прорычал Платон, когда я мимо него прошла.

Я не обернулась, только привет ему факовый двумя средними пальцами над головой сложила.

Это тебе от Лили, гад!

Шла я к подъезду спокойно и размеренно. Не дождется фрик, чтоб бежала я от него, как испуганная. Пусть в свои миллионные хоромы возвращается. Мне плевать и на статус его божественный и на счета денежные.

Хотел перевоспитать меня — пусть получает. Теперь я воспитанная и на плохих мальчиков не ведусь. Настолько плохих, что девочек влюбленных кидают.

Я сделала шаг к порогу и кроссовком не коснулась плитки. Крепкие руки подхватили меня поперек талии и закинули себе на плечо.

Трехэтажный мат вырвался из глубин моего интеллигентного сознания непроизвольно. Я начала с силой брыкаться и вырываться.

Платон, как гребанный молчаливый терминатор, вытрусил из сумки ключи и открыл все двери.

В мою квартиру! Подонок. Вломился со мной на плече. Закрыл дверь за нами на ключ.

И не спуская меня, прошагал в спальню. Только на кровати меня скинул.

— Да чтоб тебя голодные собаки растерзали! — прокричала я от злости. Где вообще мой баллончик?!

Я пошарила руками по кровати и увидела, что Самойлов откинул мою сумку в дальний угол.

— Лили, нам поговорить надо, — сказал Платон.

А я от злости с такой силой ему пощечину захерачила, что ногти оставили алые борозды.

А Самойлов, скотина дикая, ухмыляется. Я снова замахнулась, чтоб выбить из него дебильную царскую улыбку.

Но он сразу перехватил мои руки и завел их над моей головой.

— Бля, ладно, потом поговорим, — прошипел он возле самого уха.

Я начала брыкаться, пытаясь ударить его по яйцам.

Он, как гребанный акробат, все время уворачивался.

А потом, как факир, щелкнул замком ремня и змеей оплел его на моих запястьях. И пока я матюкала его отборными литературными выражениями, этот гад пристегнул мои руки к изголовью кровати.