После этого периода тело начинает брать контроль в свои руки и, получив свободный доступ к любимым продуктам, все никак не может насытиться.

Отчаянно вздохнув, я снова ушла в себя.

Воспоминания о раннем детстве, когда основной пищей в доме была переваренная картошка, снова штурмовали сознание. Это было невероятно давно, а в нынешнее время те события существовали скорее как пережитый ночной кошмар, нежели как нечто реальное.

В целом, исключая отдельные нюансы, память не отравляла мою жизнь. Однако иногда я сильно жалела, что в век технологий и развития новых методов познания великие умы все еще не освоили механику стирания памяти, которая остро необходима в наши дни.

Конечно, это просто мечты. Я не считаю, что стирание памяти возможно даже в перспективе.

И все-таки, будучи ребенком, я радовалась этому пресному рису и картошке. Но только при условии, что рядом с ними стоял соблазнительный яблочный пирог.

– Геката, милая, почему ты не ешь?

Я поймала себя на том, что безмолвно пялюсь в бокал с вином, пристально разглядывая собственное отражение.

Оно выглядело искаженным, словно я – не я.

– Геката? – голос мамы звучал обеспокоенно. – У тебя точно все хорошо?

– Все нормально, – заверила я, наконец посмотрев ей в глаза. – Просто… Голова болит.

Порой у родителей появлялся некий бзик, и они страстно желали собраться за ужином всей семьей.

Честно говоря, я не видела в этом никакого смысла, ведь делиться новостями можно в течение дня. А вот говорить с набитым ртом – моветон и в целом выглядит отвратительно.

Несмотря на то, что назывались они семейными, в подобные вечера собирались абсолютно все: я, родители, Карла, поварихи, даже Джейсон (для напоминания: он – мой водитель с вечно отдаленно-мечтательным выражением лица). Иногда мама приглашала даже семейство Лу, что было явным перебором.

Да, они – наши близкие друзья…

Но не семейство же, в конце концов.

Единственный плюс присутствовал во всей этой показухе – бокал вина лучшего производства, то есть нашего. Нет, пить без меры все еще запрещено, однако мама всегда была снисходительна ко мне в этом плане. «Под присмотром маменьки можно!» – каждый раз подмигивая, восклицала она.

Ах, послушать бы этот сладостный смех, переполненный переливающимися нотками ласкового сопрано, еще раз. Жаль, что в последнее время этого нет: черты гнета и тоски поглотили свет милой женщины.

В общем, чувствовала я себя во время приема пищи несколько некомфортно, но сносно. Вот Карла с двумя изюминками вместо глаз, вот Джейсон с четвертинкой апельсина вместо улыбки, вот мама с щечками-персиками. Но где же голова-яйцо?

Отца не было.

Нотка тревожности вновь кольнула сердце.

– А где отец? Снова…

Мама, подобно увядающему цветку, поникла.

Она не умела врать. Как и всех искренних людей, ее можно читать подобно книге, где все мысли изложены последовательно, а язык используется наиболее простой для всех читателей.

Даже учитывая мое настороженное отношение к отцу и нежелание контактировать без особой необходимости, острое чувство несправедливости разожглось ярким пламенем внутри сердца.

Я была готова испепелить все на пути, в том числе – эгоиста, не имеющего ни капли эмпатии, способного безотчетно обижать свою жену.

Почему он постоянно пропадает? Что за дела первой необходимости, которые никогда не кончаются?

– Мисс Ли, – вступилась Карла, глазами пытаясь загипнотизировать меня, – ответы на рабочие вопросы Вам знать пока что не полагается.

«Ага, хорошая увертка, Карла, – подумала я, пытаясь отвлечься с женщины на еду и бездумно закидывая куски запеченной курицы в рот. – Интересно, а сама мама говорить умеет? Или язык проглотила?»

Меня настигла новая волна ярости, но на этот раз не на отца.

Как человек может быть настолько мягкотелым, что, даже будучи осведомленным об ужасном отношении к себе, готов продолжать терпеть унижения? А если уж избрал подобный путь – что ж, это его личное дело, мне плевать.

Вот только будь добр не прятаться за спину других, стыдясь себя. Каким бы ничтожным ты ни был, смирись с собственной участью и иди, гордо подняв голову.

Возникло желание подойти к матери, наклониться к ее уху и завопить эти слова что есть мочи.

Но я продолжала сидеть и уплетать ужин.

В это время она подала голос:

– Геката, ситуации бывают разные, сама понимаешь… Все люди допускают ошибки, главное – сознавать их и двигаться дальше, стремясь к новой версии себя. Ты со мной согласна?

Внезапно Карла возбудилась:

– Госпожа Ли, Вам необязательно…

Но мама сделала останавливающий жест рукой и с нежностью посмотрела на помощницу.

– Карла, все хорошо. Я уверена, что мы со всем справимся. Правда, дочка?

– Я доела, – улыбнулась я, как бы пародируя мать.

И, со звоном поставив тарелку на стол, встала, чтобы уйти в свою комнату.

Здесь делать было нечего. Ситуация ясна.

Казалось, самого близкого человека неотвратимо отталкивало от моего мира. Я не понимала логики столь родной мне женщины.

Однако прекрасно сознавала единственную вещь – наши параллели никогда не пересекутся. Они попросту несовместимы.

Если она выбрала страдания, я не собираюсь вмешиваться.

– Милая, – позвала мама, когда я почти вышла из гостиной, – прости за все.

В своей комнате я не могла думать ни о чем другом, кроме отца. Не имея точного представления о том, что происходит, я рассматривала наиболее худшие варианты, такие как измена или другое предательство.

Так или иначе, доверия к нему я не питала никогда, но теперь обстановка стала еще хуже. Более того, когнитивный диссонанс, возникший из-за неожиданного поведения матери, буквально разъедал изнутри.

Все это время я восхищалась концепцией сильного человека, которую сама себе и придумала?

Нет.

Думать об этом дальше – значит ковырять уже без того кровоточащую мозоль.

Я начинала разочаровываться в людях.

Хотела абстрагироваться от ненавистного окружения.

Ощущая внутреннюю пустоту, я села за письменный стол и автоматически включила документ по философии.

Мои пальцы строчили по клавиатуре на протяжении всей ночи, подобно мини-роботам.

Ну а я сама, подобно поломанному механизму, была в стороне.

Стук.

Сдержанный.

Настойчивый.

Слишком настойчивый.

Потерев глаза и с большими усилиями потянувшись, я не сразу осознала происходящее. Сон прошел, темень за окном осталась. Небытие ли это?

Стук продолжался.

Головная боль не стихала.

В бессилии тронув висок, я случайно задела компьютерную мышку и мельком увидела надпись «Сверхчеловек» на включившемся мониторе. Глаза сфокусировались, и ликование чуть не унесло ломящее тело в облака. Это бы точно случилось, если бы не головные муки, ведь все признаки указывали на то, что за бессонную ночь я полностью закончила работу над проектом.

Как это получилось?

Я ничего не помнила. К тому же была чудовищно вымотана.

Неизвестный постучал еще раз.

«Проверю на ошибки чуть позже», – решила я, так как сил в тот момент катастрофически не хватало.

Блеклый свет луны ненавязчиво проникал в комнату и падал на предметы интерьера, делая их более таинственными. Шкаф-купе, зеркало, компьютерное кресло – каждая вещь была столь чарующей в тот миг. Фиалки на подоконнике, казалось, тянулись к приглушенному свечению, которое пыталось намекнуть, что время пришло и пора в дальний путь.

Лунный свет – поистине неотъемлемая часть всего живого.

Или, скорее то, что дарует жизнь.

Не спеша приблизившись к громадному зеркалу, аккуратно оформленному сверкающими жемчужинами, я пару секунд любовалась их таинственным блеском, а затем взглянула на себя.

И отшатнулась.

Бескрайняя синева прочно обжилась под глазами, торчащие локоны точно жили своей жизнью. «Ужасно», – вздохнула я, пытаясь найти любимые голубые тени и консилер.