Мистер Гиппетс с улыбкой принял деньги, и мальчики снова крикнули «ура»!

– Может быть, вам нужен экипаж, сэр? – спросил мистер Гиппетс.

– Нет, Гиппетс, благодарю: мне не стыдно идти с ним. Пойдем, мой мальчик.

– Сэр… – Овид потянул доктора за рукав. – Позвольте мне еще проститься с мамой Кердли…

– С мамой Кердли? А кто это?

– Няня, сэр.

– Женщина, которая заботилась об Овиде, когда он был маленьким ребенком, – пояснил смотритель.

– А! Непременно сделай это! – сказал доктор. – Беги вперед: мы пойдем за тобой следом.

– А вы… Вы не шутите со мной, сэр? – спросил мальчик, пытливо взглянув на доктора.

– Нет, нет, не бойся, я не передумаю и не убегу от тебя!

Успокоенный Овид вприпрыжку бросился по длинному выбеленному коридору, а доктор повернулся к смотрителю:

– Правильно ли я понял вас, Гиппетс: у этого мальчика нет никого родных?

– Никого, сэр. Насколько я знаю, он безродный.

– Это хорошо.

Гиппетс отвел доктора в детскую, где у решетки камина ползало около дюжины детей под присмотром нескольких нянек. Одна из них, очень суровая с виду женщина, качала громадную плетеную колыбель с шестью отделениями, в каждом из которых лежало по несчастному младенцу.

– Он очень хороший и любящий мальчик, сэр, – сказала доктору миссис Кердли, с которой нежно прощался маленький Овид Колеби. – Ну, прощай! Будь счастлив! Да благословит тебя Господь, мой дорогой! – говорила она, ласково целуя мальчика, который доверчиво прильнул к единственному любящему его существу.

Этот порыв материнской нежности принес няньке пять шиллингов3, которые она, утирая с глаз слезы, не замедлила опустить в карман.

– Очень эксцентричный господин! – заметил Гиппетс.

– Да, правда, – согласился Сибери.

– Вот увидите, он очень скоро вернет нам этого маленького сорванца.

Тем временем доктор спокойно шагал по главной улице города, размахивая своей палкой. Рядом с ним, держась за его руку, шел притихший Овид, тщетно стараясь удержать навертывавшиеся слезы.

Доктор видел это и ласково пожимал руку мальчика.

«Вот такого-то мальчика мне и надо, – думал он. – Теперь я докажу этому Денби…»

Служанка Мэри открыла дверь доктору и, увидев, что он сам снял с мальчугана шапку и повел его в гостиную, вытаращила от удивления глаза. В течение нескольких минут она стояла с открытым ртом, принявшим форму буквы О, а потом кинулась в комнату миссис Миллет, исполнявшей в доме доктора, после смерти его жены, обязанности экономки и кухарки.

– Какое безобразие! Доктор привел мальчишку из работного дома! – воскликнула Мэри с порога.

– Что? Мальчика из работного дома? – переспросила миссис Миллет, уронив новый чепчик, который шила себе в это время.

– Да, доктор провел его в гостиную!

– Это уж слишком! – возмутилась миссис Миллет. – Конечно, хозяин имеет право делать, что хочет, но я терпеть не могу мальчишек среди прислуги: эти бесенята просто невыносимы!

– Впрочем, он может носить уголь, – заметила Мэри после короткого раздумья, – а еще отворять двери, мыть овощи и делать многое другое. Какой-никакой, но помощник…

– Все равно не люблю мальчишек! – фыркнула миссис Миллет, отрезая кусок ленты.

Тем временем в гостиной происходила сцена иного рода. По дороге мальчика печалила разлука с немногими приятелями в школе. Но, оказавшись в доме доктора, он был так поражен новизной всего увиденного, что забыл о своих горестях. Даже круглое лицо Мэри ему понравилось, и он улыбнулся.

Доктор втолкнул мальчика в комнату, где Элен писала письмо, и произнес довольным голосом:

– Вот он!

Девушка подняла глаза и с удивлением посмотрела на мальчика.

– Как, папа?.. Разве ты…

– Да, да, моя дорогая, я уже выбрал! С этой минуты начинается мой опыт. Познакомься с ним, и пусть он освоится с нами.

Элен ласково протянула руку мальчику, который, казалось, был поражен прекрасной обстановкой комнаты. Его взгляд остановился на висевшем на стене прекрасном акварельном портрете доктора, нарисованном его дочерью. Мальчик рассмеялся, подбежал к девушке и, схватив ее за руку, закричал, указывая на него левой рукой:

– Смотрите, портрет этого старика! До чего же похож, правда?

Доктор нахмурился. Его дочь тоже смутилась, несмотря на комплимент ее мастерству, и в комнате на несколько мгновений воцарилось неловкое молчание. Но мальчик тотчас прервал его.

– Как вы поживаете? Как вы поживаете? – заговорил он подобно попугаю, тряся руку девушки.

Элен едва удерживалась от смеха. Лицо мальчика просияло, и он тоже улыбнулся откровенной улыбкой, придавшей его хорошенькому лицу очень приятное выражение.

– Какая вы красивая! – воскликнул он. – Вы в десять раз красивее, чем миссис Гиппетс по воскресеньям!

– Ну, оставим жену смотрителя в покое, – усмехнулся доктор. – Послушай, мой милый, мистер Гиппетс говорит, что ты очень дурной мальчик, и твой учитель сказал мне то же самое.

– Это правда. Мистер Сибери говорит, что хуже меня нет во всей школе.

Лицо Элен Грейсон омрачилось.

– Но ты должен стараться быть очень хорошим и вести себя примерно.

– Я постараюсь, сэр… А я останусь здесь?

– Да, навсегда.

– Как? В этой комнате?

– Да.

– А завтракать, обедать и спать я должен в приюте?

– Нет, ты будешь есть и спать здесь. И вообще будешь жить здесь с нами.

– Жить здесь с вами?! В этом доме, с этой красивой дамой и с девушкой с круглым лицом? – воскликнул мальчик вне себя от радости.

– Да, да!

– Тра-ра-ра-ра-а-а!!… – заорал мальчуган во все горло и, к великому изумлению доктора и его дочери, вдруг с необычайной быстротой завертелся колесом по всей комнате, перекидываясь с ног на руки и с рук на ноги.

– Стой! Стой! – закричал доктор, не зная, сердиться ли ему или смеяться.

– Я умею вертеться и в другую сторону! – крикнул мальчик и тут же проделал круг в обратном направлении. – Видели? – воскликнул он, раскрасневшись, и с торжествующей улыбкой остановился перед доктором и его дочерью. – В приюте ни один мальчик не может делать это так же быстро, как я. Мистер Си-бери как-то раз поймал меня… Ох и досталось же мне от него тогда!

Мальчик говорил это с таким невинным самодовольством, что Элен Грейсон расхохоталась, глядя то на него, то на озадаченного отца.

– Я вам еще не то покажу! – закричал мальчик, поощренный смехом девушки. – Вот, смотрите-ка!

Через мгновение он уже стоял на голове, вытянув вперед обе руки, к великой опасности для стоявших на камине украшений.

– Не надо! Не надо! – воскликнул доктор. – Встань!

– Не бойтесь, я ничего не разобью! – ответил мальчик. – За один пенни я могу стоять на голове сколько угодно.

– Встанешь ты, наконец?!

Мальчик опустил ноги на ковер и поднялся, сияя от гордости.

– А еще я могу ходить на руках!

– Нет, нет! Пожалуйста, не нужно!

– Гляньте-ка, мисс, как я бегаю по-кошачьи!

И раньше чем его успели остановить, Овид с удивительной ловкостью забегал на четвереньках по ковру и между стульями.

– Я так забавляю мальчиков, когда мы ложимся спать. А еще прыгаю с одной постели на другую. Где у вас спальня? Я сейчас покажу вам.

– Нет, нет! Хватит! – доктор схватил мальчика за шиворот. – В тебе ртуть, что ли?

– Нет, во мне сейчас совсем пусто: я очень голоден!

Элен, которая пыталась казаться серьезной, была вынуждена прикрывать рот платком и отворачиваться: уж очень комично выглядел доктор, в недоумении теребивший свои жесткие седые волосы. «План воспитать мальчика из работного дома, конечно, провалился, – подумала девушка. – По крайней мере, относительно этого мальчика».